Здравствуйте, дорогой и милый Алексей Николаевич! Простите, что так долго не писал Вам. В лености житие мое иждих, опихся, без ума смеяхся, объедохся, или, выражаясь более выспренно, был малодушно погружен в заботы суетного света*, ничего не делал и никому не писал.
С чего начать? Начну с «Лешего»… Попасть в толстый журнал для пьесы — честь превеликая*; я благодарю, но прошу позволения уклониться от этой чести, ибо пьеса моя, пока ее не дадут на сцене и не изругают в рецензиях, для журнала не представляет ценного материала, и в напечатании ее многие справедливо узрят пристрастие «Сев<ерного> вестн<ика>» к Чехову. Скажут: пьеса Чехова нигде не шла и напечатана, почему же не печатают тех пьес, которые шли на сцене и имели успех? Это раз. Во-вторых, я не считаю ту пьесу готовою для печати, которая еще не была исправлена на репетициях. Погодите, голубчик, время еще не ушло. Когда пьеса будет исправлена на репетициях, я обращусь к Вашей любезности, не дожидаясь приглашения.
Что «Сев<ерный> вестник»? В Москве упорно держится слух, что он переходит к Чуйко*. Я, конечно, не верю этому. Толстых журналов в России меньше, чем театров и университетов; судьбою их заинтересована вся читающая и мыслящая масса; за ними следят, от них ждут и проч. и проч. Их поэтому надо всячески оберегать от разрушения — в этом наша прямая обязанность. Вы писали мне: будем держаться. Отвечаю: будем.
Мне ужасно хочется поехать в Питер; хочется повидаться с Вами, с Сувориным, с Жаном, но меня пугает тот миллион визитов, который я должен буду сделать. Хорошо бы приехать incognito. Суворин писал мне, что он скоро будет в Москве. Если это верно, то вернется он в Петербург вместе со мной.
У нас три недели гостила Наташа Линтварева. Стены нашего комодообразного дома дрожали от ее раскатистого смеха. Завидное здоровье и завидное настроение. Пока она у нас жила, в нашей квартире даже в воздухе чувствовалось присутствие чего-то здорового и жизнерадостного.
Вы перевели пьесу Додэ и ставите ее у Абрамовой? Говорят, что Абрамова уже не заведует театром* и что актеры составили из себя товарищество. Насколько это верно, не знаю. Пьеса Додэ идет также у Горевой и у Корша.
Немирович Владимир говорил, что виделся с Вами. Мне кажется, что сей Немирович очень милый человек и что со временем из него выработается настоящий драматург. По крайней мере, с каждым годом он пишет всё лучше и лучше. Нравится он мне и с внешней стороны: прилично держится и старается быть тактичным. По-видимому, работает над собой.
У меня в голове скопление сюжетов. Столько накопилось всякой чепухи, что можно ожидать в скором времени обвала.
Как Ваше здоровье? Миновала ли Вас всеобщая influenza?
Все мои любят Вас по-прежнему и каждый день вспоминают, как Вы гостили у нас на Луке. Они кланяются. Сестра велит кланяться и Елене Алексеевне.
Я тоже кланяюсь, крепко обнимаю Вас и, в ожидании от Вас письмеца, пребываю душевно преданным.
А. Чехов.
Суворину А. С., 27 ноября 1889*
732. А. С. СУВОРИНУ
27 ноября 1889 г. Москва.
27 ноябрь.
Ваше превосходительство! Сегодня был у меня редактор «Артиста» и просил меня обратиться к Вам с следующими предложениями:
1) Редакция оного журнала хотела бы иметь свои отделения в Ваших петербургском, одесском и харьковском магазинах — <как> для приемки подписки, так и для продажи отдельными номерами частным лицам и книжным магазинам. За это «Артист» предлагает повысить размер скидки. Он хочет быть у Вас на положении «Сельского хозяина» и, подобно ему, украшать по понедельникам объявления о вновь вышедших книгах.
2) Редакция желала бы получать из московского магазина продающиеся у Вас пьесы и книги со скидкою, какую Вы делаете для книжников и фарисеев; скидка эта необходима, ибо сам «Артист» занимается продажею пьес, которые выписывают у него театры и салоны. За это он обещает печатать у себя объявления о всех пьесах и книгах по искусству, продающихся у Вас, печатать заодно с теми пьесами, к<ото>рые продаются в редакции.
Просят скорейшего ответа*, конечно, утвердительного. Когда приедете в Москву, познакомьтесь с Куманиным, редактором «Артиста». Дело стоит солидно, хотя и не широко. Хотят печатать уж второе издание первых книжек.
У нас мороз, но снегу нет. Жду с нетерпением Вас и нарочно величаю вашим превосходительством, чтобы это напомнило Вам «Славянский базар»*. Извозчики в Кудрине уж и меня величают превосходительством.
«Артист» издается бестолково. Нет редактора. Денег тратят много, а не догадаются пригласить меня в редакторы (по 1000 руб. в м<еся>ц). Первым делом я наложил бы лапу на Гольцева и Стороженко. У меня зуб на профессоров, хотя я и знаю, что они прекрасные люди. Как у авторов, у них нет смелости и много важности.
Помните, что я жду Вас. В день выезда телеграфируйте мне, я приеду в «Слав<янский> базар».
Насчет головной боли. Не пожелаете ли Вы посоветоваться в Москве с Захарьиным? Он возьмет с Вас сто рублей, но принесет Вам пользы minimum на тысячу. Советы его драгоценны. Если головы не вылечит, то побочно даст столько хороших советов и указаний, что Вы проживете лишних 20–30 лет. Да и познакомиться с ним интересно. Тип.
Вышли лекции Захарьина*. Я купил и прочел. Увы! Есть либретто, но нет оперы. Нет той музыки, какую я слышал, когда был студентом. Из сего я заключаю, что талантливые педагоги и ораторы не всегда могут быть сносными писателями. Если я напишу рецензию об его лекциях и напечатаю ее в «Новом времени», то он ничего не возьмет с Вас за визит. Но я этого не сделаю. Зачем Вас баловать?
Будьте здоровы и бодры, и да хранят Вас ангелы небесные.
Анне Ивановне мой сердечный привет. Мне ужасно хочется поговорить с нею.
Ваш А. Чехов.
Оболонскому Н. Н., 29 или 30 ноября 1889*
733. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
29 или 30 ноября 1889 г. Москва.
Influenza, овладевшая всем моим существом, лишает меня возможности посетить Вас и рекомендовать Вам возможно скорее приобрести 4940 № «Нового времени» (вторник), где напечатан рассказ, украшенный инициалами Вашего имени.
Да погибнет influenza и да здравствуют великие люди, в том числе и мы с Вами! А в каком положении Ваша любовь?
А. Чехов.
На конверте:
Здесь,
Петровка, д. Кабанова
Доктору Николаю Николаевичу
Оболонскому
от признательной пациентки.
Оболонскому Н. Н., ноябрь-декабрь 1889*
734. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
Конец ноября или начало декабря 1889 г. Москва.
Страдающий инфлуэнцею, осложненною месопотамской чумой, сапом, гидрофобией, импотенцией и тифами всех видов, сим имеет честь уведомить нашего маститого поэта Н. О., что стихотворения его, в которых я и все мои ближние обозваны пошлыми и жалкими людьми, будут напечатаны* в «Живописном обозрении» в начале января 1890 г.
С почтением
Блок и Кo*.
Кондратьеву И. М., 2 декабря 1889*
735. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
2 декабря 1889 г. Москва.
2 декабрь 89.
Уважаемый Иван Максимович!
Будьте добры записать в члены Общества* Николая Михайловича Ежова, автора следующих классических пьес:
«Енотовый мопс», шутка в 1 действ<ии>.
«Спортсмен и сваха», ком<едия> в 1 действ<ии>.
Его адрес: Москва, Плющиха, д. Коптева.
Прилагаю 15 рублей и афишу.
Уважающий
А. Чехов.
Киселевой М. В., 3 декабря 1889*
736. М. В. КИСЕЛЕВОЙ
3 декабря 1889 г. Москва.
3 декабрь.
Многоуважаемая Мария Владимировна!
Сегодня утром явился ко мне некий гусь от кн. Урусова и просил у меня небольшой рассказ для охотничьего журнала*, издаваемого оным князем. Конечно, я отказал, как отказываю всем, прибегающим с мольбами к подножию моего пьедестала. В России есть теперь две недосягаемые высоты: вершина Эльборуса и я.
Получив отказ, княжеский посол сильно опечалился, едва не умер с горя и в конце концов стал умолять меня рекомендовать ему писателей-беллетристов, знакомых с охотою. Я подумал и очень кстати вспомнил об одной писательнице, которая мечтает о монументе и вот уж год как больна от зависти к моей литературной славе. Короче говоря, я дал Ваш адрес, и на днях Вы получите приглашение* прислать к январю охотничий рассказ, конечно, небольшой, полный поэзии и всяких красот. Вы не раз наблюдали охоту с гончими, псковичей* и проч., и Вам не трудно будет создать что-нибудь подходящее. Например, Вы могли бы написать очерк «Иван Гаврилов» или «Раненая лось»* — в последнем рассказе, если не забыли, охотники ранят лось, она глядит по-человечьи, и никто не решается зарезать ее. Это недурной сюжет, но опасный в том отношении, что трудно уберечься от сантиментальности; надо писать его протокольно, без жалких слов, и начать так: «Такого-то числа охотники ранили в Дарагановском лесу молодую лось»… А если пустите немножко слезы, то отнимете у сюжета его суровость и всё то, что в нем достойно внимания…
