Когда Пэдик женился в последний, пятый раз, он еще служил редактором заводской многотиражки, за что и получал в месяц около двух сотен. Невеста была юна (на два года юнее Пэдиковой дочери от второго брака) и работала за книжным прилавком, что, учитывая набравший в то время полную силу бумажный кризис и самую широкую моду среди населения на полиграфические изделия, представлялось не менее привлекательным, чем возрастная разница. Досталась невеста Пэдику в наследство от душки Эакулевича, за пару недель достаточно для писателя изучившего ее душу и пополнившего домашнюю библиотеку несколькими дефицитными новинками.
К моменту рождения сына, названного с присущими Пэдику изобретательностью и вкусом Пафнутием, многотиражку закрыли, а счастливого отца сократили с завода за полной ненадобностью. Похожая по насыщенности и разнообразию записей на Книгу Судеб, трудовая книжка Пэдика производила на знающих дело кадровиков впечатление столь глубокое, что они не решались вмешивать свои автографы в это практически завершенное произведение искусства жизни. Правда, случайные журналистские заработки давали Пэдику те же двести рублей, но, к сожалению, уже не месячных, а годовых. Оголодавшая подруга сдала Пафнутия родителям и пошла наниматься подавальщицею в ресторан, славный культурными традициями: холл предприятия общественного питания украшали мемориальные доски, свидетельства любви к оному Чехова, Горького, Гиляровского, Шаляпина, Коня Чапая и кого-то там еще и об историческом соитии за одним из столиков двоих мужчин, зачавших в результате самый прогрессивный в мире театр. Подругу взяли. Жить стало лучше, жить стало веселее.
Захватив таким образом экономику в свои руки, нежнейшая половина, в соответствии с наиболее передовым и всесильным, потому что верным, учением, стала заправлять и общественной жизнью данной элементарной ячейки социалистического социума. Номинальный ее глава - если хорошо себя вел - получал на сигареты и вино; жратва была бесплатною и доставлялась по вечерам подругою со службы. Иногда, правда, случалось так, что заветная сумка заявлялась домой только утром, а ее хозяйка выглядела сильно невыспавшейся, имела на шее синяк-другой, зато посверкивала новыми сережками или колечком. Что ж поделать - такая работа, говаривал в этих ситуациях Пэдик.
Вот так они и жили.
...должна быть внесена полная ясность, заканчивал руководитель критическое выступление, положителен твой герой или отрицателен. В том виде, в каком ты его пишешь, он порочит всех нас и льет воду на их мельницу. В Пэдиковых словах можно было обнаружить все что угодно, только не ханжество: собственная жизнь, принимаемая по-детски непосредственно, как данность, совершенно искренне казалась ему пусть не слишком легкою - вполне естественной и нормальной.
137. 21.33 - 21.38
Спирт следует пить так, рассказывал один из кухонных гениев. Во-первых, ни в коем случае не разбавлять. Дальше: наливаешь в стакан спирта вот досюда, гений ткнул рукою, обмотанной нечистым, лохматящимся бинтом, из-под которого торчали черные кончики ногтей, в липкий после портвешка стакан, на три четверти приблизительно, и бросаешь кусок сухого льда: знаете, которым мороженое студят. Он сразу забегает, зашипит, такой белый дым через края полезет, гений очертил в воздухе руками нечто, напоминающее гидру в разрезе из школьного учебника зоологии. А когда стакан покроется инеем, пьешь, как простую воду. Можно даже маленькими глоточками или через соломинку - никаких тебе градусов, никакого жжения или там сухости. Дальше: выжидаешь минут десять, берешь стакан теперь уж натуральной воды, гений священнодействовал в воображении, сопровождал рассказ жестами, эффектными паузами, значительным закатыванием глаз, главное, не забыть про воду, а то проспишь как дурак всю ночь, а кайф хрен словишь, и заглатываешь ее. Спирт, понимаешь, идет на всасывание, и... Арсений сидел на кухне, на краешке стола и, пытаясь разогнать скверное настроение, просматривал тонкую рукопись. Ее принесла появившаяся сегодня на ЛИТО впервые худенькая большеглазая женщина. Шансов быть оглашенной на нынешнем заседании рукопись не имела: озверевшие лауреаты, пользуясь правом внеочередного чтения, толкались локтями в длинной очереди: в углу, где расположился маститый критик, мерещились им проблески грядущей славы.
Написанная от первого женского лица, рукопись представляла собою намеренно сухой отчет о проведенном дне - обычном буднем дне, отличном от прочих разве тем, что в него выдавали жалованье. Отчет, как отчетам и подобает, был жестко сорганизован по двум принципам, по двум, так сказать, осям координат: времени и денег, - которые размечались бесстрастными, бухгалтерски объективными цифрами, заключенными в скобки. Время, пока оно не становилось рабочим, бешено неслось; деньги столь же бешено таяли. Учитывалось все: и 29 мин. в очереди у окошечка коммунальных платежей в сберкассе (48 руб. 72 коп. за квартиру; 4 руб. 02 коп. за свет; 2 руб. 50 коп. плюс 6 руб. 18 коп. по счету междугородной - за телефон); и 12,4 мин. (в среднем) в каждой из трех очередей в магазине (в молочный отдел, в рыбный и в кассу); и 24 мин. в очереди на автобус, в котором еще 21 мин. приходилось, вдыхая пары бензина и алкогольный перегар, трястись стиснутою со всех сторон и добираться до которого стоило еще 28 мин. на метро: две пересадки; и калькуляция рыночных цен, и плата за детский садик, и все на свете. В результате времени собственно жить (стирать, гладить, готовить, поглощать и извергать пищу, воспитывать детей, отдыхать, любить, читать [?], спать) оставалось 7 час. 48 мин., а свободных денег - из 68 руб., полученных за две недели нетяжелой, но удивительно нудной, выматывающей службы, - 7 руб. 61 коп. Рукопись называлась ?День получки?. А ведь идея! подумал Арсений. Мне, пожалуй, тоже стоит построить роман по принципу одного дня, а день разметить по минуточкам. И пусть Арсений вечно подсчитывает, прикидывает, вычисляет, сколько ему не хватает на машину и где взять остальное.
Арсений встал, вышел из кухни. Авторша отчета, прислонясь к дверному косяку литкомнаты, слушала трубный глас вошедшего во вкус Владимирского. Простите, Арсений тронул авторшу за плечо и, когда та обернулась - лицо немолодое, усталое, некрасивое: стоит ли и знакомиться? - одна такая подружка у Арсения уже есть: Лика! - взвесил в руке ?День получки?. Давайте выйдем, покурим? Минуточку, попросила авторша. Позвольте я дослушаю? и снова подалась на свет и звук, оставив нашему герою возможность разглядывать проступающий сквозь шерсть кофточки силуэт бюстгальтера. Я, правда, не курю, бросила через плечо, не оторвавшись от происходящего за проемом. Как вас звать? шепнул Арсений. Там же написано, на титульной страничке: Ирина. Я подумал, может, псевдоним, соврал Арсений, потому что титульной страничкою поинтересовался не слишком. Тише за дверью! прикрикнул Пэдик. Ладно, улыбнулась Ирина Арсению и пошла к выходу на площадку. Вам, я вижу, очень уж не терпится. Просто надоело! кивнул Арсений в сторону голоса Пэдика. Зачем же ходите?
...и, хотя, она успела, сказать только, что звать ее Светланой, ему казалось, что он знает и всю ее жизнь, и какими словами она эту жизнь перескажет, и что он ей ответит, и чем все кончится, знал даже, что на. ней надето, и ее манеру раздеваться, знал, что она непременно попросит погасить электричество, Арсений поймал себя вдруг на том, что думает и ведет себя точно, как прочитанный утром Комаров, - наблюдение показалось забавным. Как вы полагаете, обратился к Светлане - тьфу! к Ирине. Что было раньше: курица или яйцо?
138.
Кстати о Проверяющем: мотоциклист с зелеными глазами, вернувшись в Москву, однажды вспомнил Лену Комарову, героиню мимолетного крымского приключения, и, глядя за окно на пасмурное столичное небо, на зыбкую пелену снега, сочинил очередное стихотворение:
Мелькнул зеленый луч. Заученною речью
встречает лодку дня скучающий прибой,
да птичьи голоса звучат по побережью,
все прочее молчит. И я бреду с тобой
по влажному песку на киммерийском пляже,
ступни босые нам облизывает Понт,
и Вечность предстает реальнее, чем даже
в пятнадцати шагах застывший горизонт.
139. 21.39 - 22.05
О! щелкал на тысячу ладов, разливался сладкими трелями Арсений, не забывая при этом мерить новую знакомицу по оси зет. Я назвал бы это Поэмою о нашем современнике. Когда человека так припирает к стенке, как вашу героиню, человеческую жизнь только и остается, что рассматривать с точки зрения арифметической... Из лисята мимо них прошли к Яшкиной (Тамариной) двери Вася Кришталь - широко известный в узких кругах бард и менестрель, человек, в свое время написавший ?Камо грядеши?? и ?Мы встретились в раю?, а последние лет семь занимающийся в своем жанре поисками новой формы и нового содержания, которые (поиски) не оставляли уже времени для сочинения собственно песен, и чернявая девочка в расшитом тулупчике, маленькая, с очень характерными, резкими чертами маленького же заносчивого личика - и одною на двоих огромной зачехленной гитарою. Девочка казалась столь молодою, что трудно было идентифицировать ее с обещанной на сегодня Пэдиком бардессой - гвоздем сезона, новой знаменитостью, протеже Окуджавы, - Арсений, впрочем, идентифицировал.
