под номером 30, быстро открыл и так же быстро закрыл дверь.
Затем споро снял рюкзак и принялся нетерпеливо расстёгивать его.
– Ну, ты как? – сказал он тихо тому, кто был в рюкзаке, странно растягивая слова, словно ему больно или трудно было говорить
– Всё хорошо, Рудик. Ты зря волновался, я доехала, как королева. А вот тебе было тяжеловато, – раздался из рюкзака звонкий девичий голос.
– Тссс! Здесь хорошая слышимость, не хотелось бы, чтобы соседи знали, что здесь кто-то живёт, – снова тихо и как будто с трудом сказал мужчина.
– Поняла, извини, – тихо и как-то грустно сказала девушка. – Я забыла, что на нелегальном положении теперь.
И она наконец-то вылезла из рюкзака.
Стройная, рыжеволосая, но с совершенно детским лицом. Зелёные глаза и вздёрнутый нос, на вид можно было дать от двенадцати до шестнадцати лет.
У мужчины же лицо напоминало маску, через левую щеку тянулся уродливый шрам. Был он черноволосый, глаза сверкали, как угли, губы вытянуты узкой полосой, и всё это было на фоне внушительного, с горбинкой, носа.
– Саженец как? – также тихо и медленно спросил он.
– Нормально, надеюсь, он приживётся. Здесь же есть, куда посадить?
– Да, по-моему, палисадник есть. Ты голодная?
– Чаю бы попила. Ну и от бутерброда не откажусь.
Мужчина подошёл к рюкзаку и из боковых карманов стал доставать продукты: хлеб, сыр, колбасу, консервы. Даже большая бутылка воды нашлась.
Свет зажигать не стали, подсвечивая путь фонариком, добрались на кухню. Всё необходимое там было.
Включили чайник. Молча поели. Остатки еды убрали в холодильник.
– Я думаю, тебе надо покрасить волосы, краску я купил. Будешь чёрной, как я. В ванной полотенце есть. В комнате диван, там ложись, а я здесь лягу. Тут диван раскладывается. Давай, Агаша, будем спать, устал я что-то.
– А волосы покрасить? Я сама не смогу. И кисточка специальная нужна.
– Вот… Давай завтра, вместо кисточки можно зубную щётку взять, мою, я себе потом принесу ещё…
Жильцы тридцатой квартиры заснули. Лунный свет, пробравшись сквозь штору, пробежался по пока еще рыжим волосам девочки, скользнул ото лба до подбородка, как будто гладил беспокойно спавшего ребёнка, потому что сейчас она была особенно трогательной и беззащитной.
Лунный свет хотел бы и мужчину проведать, да только тот так закутался в простынь, что и не пробраться.
Судьба двоих спящих не была простой. Рудольф родился, когда его маме едва исполнилось шестнадцать. Родился, несмотря на то, что его будущая мама совсем его не хотела, пыталась спровоцировать выкидыш, пила какие-то таблетки по совету подруг, таскала тяжести, прыгала с высоты. В конце концов, его юная мама не смогла отказаться от него, но… Её нежелание иметь ребенка не прошло даром для здоровья. Рудик долго не разговаривал, много и часто болел. Да и интеллектуальные нарушения у него были. Плюс довольно специфическая внешность. Поэтому в семь лет он пошёл в коррекционную школу. Учителя не любили хилого, молчащего ребёнка, его маме говорили, что он совсем дурачок и лучше не мучиться и сдать его в интернат.
Но затем произошла встреча с молодым учителем-дефектологом Татьяной Сергеевной. Она только вышла из двойного декрета. И, соскучившись по работе, принялась обучать своих непростых учеников.
Чем уж ей глянулся Рудольф, кто знает, скорей всего, она увидела в нем скрытый потенциал. В её кабинете Рудик оказывался почти каждый день. Татьяна Сергеевна по собственной инициативе работала с ним и как логопед.
Много трудов было приложено. Но во втором классе Рудольф уже сносно разговаривал, правда, медленно, зато чисто. Счёт, чтение, окружающий мир, труды, даже пение… И все было бы хорошо, только мама вышла замуж и родила сестрёнку, которую назвали Агатой. Рудик влюбился в свою сестричку с первого дня, однако отчим не очень-то рад был пасынку. В семье назревал конфликт. Мама, так не хотевшая его рождения, за эти годы смогла полюбить своего сына и испытывала постоянное чувство вины перед ним.
И тогда Татьяна Сергеевна уговорила отдать Рудольфа в интернат при школе. Так они и жили оставшиеся шесть лет обучения. В будни Рудик в интернате, а по выходным и на каникулах у бабушки вместе с сестрой. И о сестричке Агаше он мог рассказывать часами.
А четыре года назад их мама тяжело заболела. Мальчик как раз окончил девять классов и смог поступить в колледж на столяра. Агаше было всего восемь лет. Ее отец, узнав о тяжелой болезни жены, собрал вещи и ушел… Деньги, правда, присылал каждый месяц. Рудик старался подрабатывать где можно. Мёл улицы, мыл подъезды и постигал столярное мастерство. Через два года он уже смог неплохо зарабатывать. Маме лучше не становилось, несмотря на все старания врачей. А тут новая беда – погиб отец Агаты. Еще пару лет мама боролась с болезнью, но… совсем недавно она умерла.
Агате – двенадцать, Рудольфу – двадцать, он условно дееспособен: один жить может, а установить опеку над сестрой – нет! Бабушке в силу возраста опеку над внучкой тоже не давали. И тогда она решила купить квартиру на Сиреневой улице… Да сделала это так, что никто чужой не прознал.
Не желая, чтобы любимую Агашу отправили в детдом, Рудольф решил её спрятать в этой самой квартире. Росток, который они привезли, был от любимой яблони мамы, ей так нравилось смотреть на неё в окно.
Вот так и получилось, что Агата перешла на нелегальное положение.
Поэтому и принес Рудик свою сестру сюда в рюкзаке…
Что делать дальше, ни Рудольф, ни бабушка не представляли, но и отдать любимую внучку и сестру в детдом никак не хотели.
Когда Рудик проснулся, прикинул планы на день. Сегодня выходной, еды им хватит, но надо покрасить волосы Агаты. А потом надо будет уйти, ночью, до дома, где жили с мамой, и оттуда уже на работу. Ещё надо было посадить саженец, Рудик верил, что он приживётся.
Агата уже хлопотала на кухне, готовила завтрак.
Они тихо поели и приступили к покраске волос. Как ни странно, у Рудика неплохо получилось, и через пару часов Агата в зеркале рассматривала свои черные волосы.
– Я на цыганку теперь похожа.
– Не бывает конопатых цыганок, но если вдруг соседи увидят, что дома кто есть, всегда можно сказать, что я здесь работаю.
Весь день прошел в незамысловатых делах: то убирали, то обед готовили, стараясь много не разговаривать и не шуметь.
Выйдя ночью с саженцем, Рудик выбрал место под окнами их квартиры и быстро стал копать яму. Опустил тонкие корешки, аккуратно засыпал землёй, полил.
– Расти, яблонька, храни нас с Агашей, – тихо сказал он.
Положил лопатку и бутылку в рюкзак, вздохнул и пошёл домой.
Он не мог знать, что с балкона пятого этажа за ним наблюдала женщина.
Татьяна Сергеевна плохо переносила жару, да ещё беременность давала о себе знать. Её мучила
