дом которой пострадал от пожара несколько дней назад.
Она теребит свои щупальца:
— У меня не осталось другой одежды. Костюм для Хеллоуина. Урсула. Он гнил в ящике камеры хранения в Таунтоне вместе с моей коллекцией пластинок Питера, Пола и Мэри.
Я мягко усаживаю ее на стул напротив своего стола:
— Миссис Зегна, я знаю, ваш дом сейчас непригоден для жилья.
— Непригоден для жилья? Он разрушен!
— Я могу связаться с приютом.
Она поднимает руку, чтобы утереть глаза, одновременно поднимаются восемь остальных щупалец, связанных лесками.
— Мой дом не застрахован. Я не хотела жить в ожидании беды.
Я смотрю на нее, пытаюсь вспомнить, каково это, когда несчастье застает тебя врасплох.
Приезжаю в больницу к Кейт. Дочь лежит на спине, прижимая к себе плюшевого медвежонка, купленного ей в семь лет. Она под капельницей с морфином, такими могут управлять сами пациенты. Сквозь сон она постоянно давит большим пальцем на кнопку.
Один из стульев в палате можно разложить и превратить в койку с тонким, как вафля, матрасом. На ней, сжавшись в комок, лежит Сара.
— Привет, — говорит она, убирая с лица волосы. — Где Анна?
— Спит как младенец. Как прошла ночь у Кейт?
— Неплохо. Между двумя и четырьмя был небольшой приступ боли.
Я сажусь на край раскладушки:
— Твой звонок был очень важен для Анны.
Когда я смотрю в глаза Сары, то вижу Джесса. Они того же цвета и той же формы. Интересно, думает ли Сара о Кейт, когда смотрит на меня. Страдает ли она от этого?
Трудно поверить, что когда-то мы с этой женщиной сели в машину и проехали от начала до конца весь Маршрут 66, не умолкая ни на минуту. Теперь наши разговоры — это экономика фактов, сведения о голубых фишках [33] и инсайдерская информация.
— Помнишь ту гадалку? — спрашиваю я; Сара вопросительно смотрит на меня, и я продолжаю: — Мы заехали в какую-то глушь в Неваде, наш «шеви» съел весь бензин, а ты не хотела оставаться одна в машине, пока я ищу заправку.
«Через десять дней ты все еще будешь блуждать кругами, а меня найдут здесь в окружении стервятников, поедающих мои внутренности», — сказала Сара и пошла со мной. Мы прошагали четыре мили в обратном направлении — к лачуге у бензоколонки, которую проезжали. Управлялся там один старик, а его сестра повесила на двери объявление, что она экстрасенс. «Давай погадаем, — приставала ко мне Сара, но предсказание стоило пять баксов, а у меня было всего десять. «Тогда купим только половину бензина и спросим гадалку, когда у нас в следующий раз закончится топливо», — предложила Сара и, как обычно, убедила меня.
Мадам Агнес оказалась слепой старухой, каких боятся дети. Из-за катаракты глаза ее казались пустыми и были похожи на мутно-голубое небо. Она положила узловатые пальцы на лицо Сары и сказала, что видит трех детей и долгую жизнь, но она будет не очень хорошей. «Что это значит?» — спросила Сара, рассердившись, и мадам Агнес объяснила, что судьба — она как глина, и ей в любой момент можно придать другую форму. Но человек способен переделать лишь свое будущее, не чье-то, и некоторых людей это не устраивает.
Гадалка положила руки на мое лицо и сказала только одно: «Береги себя».
Она предрекла, что бензин закончится у нас сразу за границей Колорадо. Так и случилось.
Сейчас, в этой больничной палате, Сара безучастно глядит на меня и переспрашивает:
— Когда мы ездили в Неваду? — Потом качает головой. — Нам нужно поговорить. Если Анна действительно не собирается отказываться от слушаний в понедельник, давай обсудим твои показания.
— Вообще-то… — Я опускаю взгляд и смотрю на свои руки. — Я собираюсь свидетельствовать в пользу Анны.
— Что?!
Бросив быстрый взгляд через плечо на Кейт, чтобы проверить, спит ли она, я пытаюсь объясниться:
— Сара, послушай меня, я долго, очень долго обдумывал свое решение. Если Анна не хочет больше быть донором для Кейт, мы должны уважать это.
— Если ты возьмешь сторону Анны, судья решит, что хотя бы один из родителей готов поддержать ходатайство дочери, и вынесет решение в ее пользу.
— Я знаю. Иначе не стал бы этого делать.
Мы молча смотрим друг на друга, не желая признавать, что нас ждет в конце каждой из этих дорог.
— Чего ты хочешь от меня, Сара? — наконец спрашиваю я.
— Я хочу смотреть на тебя и помнить, какими мы были раньше, — с трудом произносит она. — Я хочу вернуться назад, Брайан. Хочу, чтобы ты забрал меня назад.
Но она уже не та женщина, которую я знал, не та, что ездила за город и считала норы луговых собачек, читала вслух списки одиноких ковбоев, ищущих женщин, и клялась во мраке ночи, что будет любить меня, пока луна не упадет с неба.
Честно сказать, я и сам уже не тот. Не тот, кто слушал ее. И верил ей.
2001 год
Мы с Брайаном сидим на диване и читаем разные части газеты, когда в гостиную входит Анна.
— Если я буду стричь газон, ну, например, пока не выйду замуж, могу я получить сейчас шестьсот четырнадцать долларов девяносто шесть центов? — спрашивает она.
— Зачем? — хором отзываемся мы.
Она елозит кроссовкой по ковру:
— Мне нужно немного денег.
Брайан складывает лист с разделом о местных новостях.
— Не думал, что джинсы так подорожали.
— Я знала, что вы так скажете, — говорит Анна, готовая метнуться прочь.
— Погоди. — Я сажусь, уперев локти в колени. — Что ты хочешь купить?
— Какая разница?
— Анна, мы не будем торговаться по поводу шестисот баксов, не зная, для чего они нужны, — отвечает Брайан.
Она взвешивает в голове его слова.
— Это кое-что с eBay.
Моя десятилетняя дочь шастает по eBay?!
— Ладно, — вздыхает она. — Это вратарские щитки.
Я смотрю на Брайана, но тот, похоже, тоже ничего не понимает.
— Для хоккея? — уточняет он.
— Ну да.
— Анна, ты не играешь в хоккей, — замечаю я.
Она заливается краской, и мне становится ясно: вероятно, тут что-то кроется. Брайан выжимает из нее объяснения.
— Пару месяцев назад у меня упала цепь с велосипеда прямо перед хоккейной площадкой. Там тренировалась одна команда, но вратарь заболел ангиной, и тренер сказал мне, что заплатит пять баксов, если я встану в ворота и буду отражать удары. Я взяла форму больного мальчика, и, знаете… играла совсем неплохо. Мне это понравилось. И я стала приходить туда. — Анна робко улыбается. — Тренер попросил меня присоединиться к команде по-настоящему, пока не начался турнир. Я у них первая девочка. Но мне нужна форма.
