что он не знал, что Боливар скармливал ему объедки, которыми кормили собак. Орхидея приносила ему пирожные с кремом, пирожные с засахаренными ягодами. Она заставила его попробовать вина и рассказать о путешествиях по звездам. Каково это – быть чистой энергией, светом и сознанием. Она никогда от этого не уставала, от обещания бесконечного чуда.
Каждый раз, когда она уходила, он говорил:
– Не забудь о своем обещании, Орхидея.
– Не забуду, – уверяла она. Но никогда не могла понять, кому она лжет, себе или ему.
* * *
На поздних сроках ее беременности Боливар обращался с ней, как будто она была стеклянной. Самой хрупкой вещью в его коллекции. Она уже не выступала на арене, но все равно присутствовала на представлениях. Наблюдала, как Боливар задерживает взгляд на красивом лице в толпе, как в одиночку прослушивает новых исполнительниц, ночью, по несколько часов. Он перестал заниматься с ней любовью, пока она была в положении. После рождения ребенка, здорового красивого мальчика, который был его точной копией, привычки Боливара остались прежними. По цирку поползли слухи. Мирабелла и Агустина с сочувствием смотрели на нее. Лучо одаривал ее доброй улыбкой, а он никогда никому не улыбался, кроме своей возлюбленной. Иногда она задавалась вопросом: возможно, то же чувствовала ее мать после ее рождения, кормя ребенка грудью и ожидая возвращения мужчины. Затем Орхидея напомнила себе, что не станет стыдиться. Она преисполнилась решимости стать для Педрито лучшей матерью, чем Изабелла Буэнасуэрте была для нее.
Вскоре циклы Боливара стали и ее циклами. Он уходил, он возвращался, любил ее, потом снова уходил. Он уверял Орхидею, что данное им обещание любить ее вечно написано кровью. Она носила его имя. Она родила ему ребенка. Все остальное не имело значения, и никакие свидания в счет не шли.
Она решила проверить его теорию на практике. Хотя Орхидея не была неверной, она решила подразнить Боливара. Пока в Ла-Пасе, Боливия, шло представление, она оставила Педрито на попечение прорицательницы Агустины и провела ночь со своими друзьями в таверне. Мужчины покупали ей выпивку, пытались приблизиться, чтобы сосчитать ее родинки. Они хотели, чтобы она оставила свой автограф у них на коже, прямо над сердцем. Не успела она закончить подпись, как услышала, как хлопнула дверь, и, не поднимая глаз, поняла, что это он.
Боливар отыскал ее. Должно быть, один из его грузчиков последовал за ней и донес. На этот раз Лучо не было рядом, и некому было оттащить Боливара от мужчины, который прикасался к его жене. Он бил незнакомца до тех пор, пока у того не заплыли оба глаза, пока Орхидея не издала дикий крик, заставивший его опомниться. Его отправили в местную тюрьму.
Незнакомец выжил, но ослеп на один глаз, и Орхидее пришлось заплатить двойной залог, чтобы ее мужа отпустили – на условии, что цирк покинет Ла-Пас той же ночью.
Боливар и Орхидея вцепились друг в друга от отчаяния и страха одиночества. Только во время ссор им удавалось вновь разжечь страсть, которую они когда-то испытывали друг к другу. Он хотел, чтобы она выкрикивала его имя. Она хотела, чтобы он умолял. Орхидея понимала, что этого недостаточно. Слов Боливара уже было недостаточно. Этой жизни уже было недостаточно. И вот она начала строить планы. Искать. Она узнала от Лазаро о галактике и магии. Чтобы ее предательство сработало, нужно было оказаться в Гуаякиле. Заполучить его кольцо, которое он никогда не снимал, и ключ.
Когда Педрито исполнилось три месяца, Боливар спутался с одной из новых египетских танцовщиц, исполнявших танец живота, которых они взяли на перуанскую часть тура.
Орхидея любовалась собой в зеркале, вынимая шпильки из волос, а Боливар собирался уходить, когда она сказала:
– Передай Сафи мои комплименты по поводу ее сегодняшнего выступления.
На этот раз он не стал ничего отрицать. Просто пулей вылетел из комнаты. И когда он через несколько секунд вернулся, она по глупости подумала, что он вернулся, чтобы попросить прощения. Загладить свою вину. Заняться с ней любовью.
Но он просто забыл цилиндр. И тут Божественная Орхидея поняла. Разгадала часть тройной головоломки. Имелся один предмет, который она никогда не обыскивала. И второй, который всегда был при нем и который он снимал только у них в каюте.
Когда Боливар ушел на ночь, она пробралась к Лазаро. Педрито уютно спал в слинге у нее на груди.
– Я знаю, где ключ, – выпалила она, задыхаясь.
Лазаро приглушил свое свечение и улыбнулся. Она привыкла к его бледной обнаженной фигуре. К прекрасным перламутровым отметинам на коже. Его радужки двигались, словно звезды на небе. Но никогда она не видела у него такой довольной улыбки. Он стал еще красивее.
– Тогда почему ты здесь? Почему не заберешь его?
– Я же тебе говорила, мы должны оказаться в Гуаякиле, дома. Остается еще кольцо. Он не расстается с ним даже во сне. Я никогда не видела, чтобы он его снимал.
– Тогда соблазняй его, пока он крепко не уснет.
– Мы не… – Орхидея издала сдавленный звук. – Мы не… он больше не хочет меня.
– Хочет, – заверил Лазаро. – Он просто доволен, что ты принадлежишь ему.
– Я никому не принадлежу.
– Храбрая Орхидея, – усмехнулся он. – Кто будет развлекать меня, когда я вернусь к звездам?
– У тебя нет друзей? Или родных?
– У нас нет таких слов. – Лазаро нахмурился. – И у моих сородичей нет чувства юмора.
Тогда она улыбнулась, по-настоящему улыбнулась.
– Лазаро. Когда ты поделишься со мной своей магией, будет ли это… будет ли это больно?
– Мне будет больнее, чем тебе, – тихо проговорил он. – Мне придется тебе открыться.
– Звучит интимно, – заметила она с беспокойством в голосе.
– Поверь мне, это не плотский неуклюжий секс, который есть у вас, людей. Я впущу тебя в то, что делает меня самим собой. Я полагаю, ваши священники назвали бы это душой. Это все равно что вскрыть вену и позволить тебе питаться мной. Потреблять ту силу, которая делает меня тем, кто я есть. Я должен быть уверен, что ты меня не убьешь. Я вверяю себя тебе.
– Знаю, – отозвалась она. – Спасибо.
– А потом можешь идти своим путем. Исполнять свои желания. Я искренне надеюсь, что наши пути больше никогда не пересекутся, мой друг. – Лазаро просунул руку сквозь железные прутья, коснулся носика Педрито и вздрогнул, когда ребенок заплакал.
– Что я сделал не так?
Она засмеялась и запела бессмысленную колыбельную, которую ей пела мать.
– Ты когда-нибудь держал на руках ребенка?
– Конечно, нет.
– У тебя могут быть дети? – спросила она. – Я имею в виду, если бы ты остался на Земле?
– Да, наверное. Но мне здесь не место, – сказал он, пораженный тем, что Педрито мгновенно успокоился при звуке голоса матери.
– Помни, Орхидея, каждый раз, когда ты пользуешься своей магией, за это приходится платить.
– Моя дорогая упавшая звезда,
