всегда набредаем сами. Иногда обнаруживаем, что кого-то можно уже оставить в прошлом. Другие стоят того, чтобы идти ради них на любой риск.
Трое друзей обнимаются, и в их плутонском объятии не хватает одного звена. Но оно никогда не будет забыто.
Руфус
19:17
Мы проходим мимо того места, где Матео сегодня утром похоронил птицу. Я тогда был не более чем незнакомцем на велике. Нам уже пора начинать бояться, потому что очень скоро наш срок годности истечет, как у старого мяса, но я держу себя в руках, шагая рядом с Матео, и он, кажется, тоже в порядке.
Матео ведет меня к дому, в котором живет.
– Если ты больше ничего не хочешь делать, Руф, я подумал, может, мы можем снова сходить к папе?
– Ты только что назвал меня Руфом?
Матео кивает и морщится, как будто только что неудачно пошутил.
– Подумал, что можно попробовать. Это ничего?
– Конечно, ничего, – говорю я. – И план мне нравится. Хорошо будет немного передохнуть, а потом сразу двинуть. – Часть меня не может перестать гадать, ведет ли Матео меня домой, чтобы заняться сексом, но, скорее всего, секс сейчас не первое, что у него на уме.
Матео едва не нажимает кнопку лифта, но потом вспоминает, что мы договорились им не пользоваться, особенно сейчас, когда жить нам осталось совсем мало. Он открывает дверь на лестницу и начинает осторожно подниматься вверх. Тишина между нами с каждой ступенькой становится все тяжелее. Мне хотелось бы поторопить Матео, чтобы мы наперегонки понеслись к его двери, как на пляже Джоунс в его фантазиях, но сейчас это самый верный способ никогда не добраться до квартиры.
– Я скучаю… – Матео останавливается на третьем этаже. Мне кажется, он сейчас заговорит о папе или Лидии. – Я скучаю по временам, когда был таким маленьким, что не боялся смерти. Скучаю даже по вчерашнему дню: вчера я был параноиком, но не должен был умереть.
Я обнимаю его, потому что объятие говорит все, когда мне сказать совершенно нечего. В ответ Матео прижимается ко мне, а затем мы преодолеваем последний лестничный пролет.
Матео открывает входную дверь.
– Не могу поверить, что впервые привожу домой парня, а здесь нас даже никто не ждет.
Вот была бы чума, если бы мы зашли в квартиру, а на диване сидел бы папа Матео.
Мы заходим, но в квартире никого, кроме нас, нет.
Надеюсь.
Я обхожу гостиную по кругу. Не буду притворяться, я немного нервничаю, как будто из-за угла может выпрыгнуть какой-нибудь старый друг семьи, успевший стать врагом и решивший, что раз отец Матео в коме, то квартира беззащитна. Но вроде все тихо. Я рассматриваю общие фотографии класса Матео. На некоторых он без очков.
– Когда ты начал носить очки? – спрашиваю я.
– В четвертом классе. Дразнили меня всего неделю, повезло. – Матео смотрит на свое выпускное фото (там он в мантии и академической шапочке), будто бы смотрится в зеркало и видит альтернативную версию себя, как из параллельной Вселенной. Это такой крутой момент, что стоило бы его запечатлеть, но, видя взгляд Матео, я снова хочу его обнять. – Держу пари, папа расстроился, что я поступил на дистанционку в универе. Он так мной гордился на выпускном, наверное, надеялся, что я изменю свое решение, вылезу из интернета и получу настоящий студенческий опыт.
– Тебе нужно рассказать ему все, что ты за сегодня сделал, – говорю я. У нас осталось не так много времени. Матео очень важно снова увидеться с отцом.
Матео кивает.
– Иди за мной.
Мы проходим через небольшую прихожую прямо к нему в комнату.
– Так вот где ты от меня прятался, – говорю я. По всему полу разбросаны книги, как будто кто-то пытался ограбить комнату. Но Матео эта картина совсем не пугает.
– Я прятался не от тебя. – Матео присаживается на корточки и начинает складывать книжки в стопки. – У меня тут ночью случилась паническая атака. Не хочу, чтобы папа, вернувшись домой, узнал, как мне было страшно. Хочу, чтобы он думал, что я всю дорогу был настоящим смельчаком.
Я встаю на колени и поднимаю с пола книгу.
– Есть какая-то система?
– Уже нет, – говорит Матео.
Мы ставим книжки обратно на полки и поднимаем с пола какие-то безделушки.
– Мне тоже не нравится мысль о том, что тебе было страшно.
– Ну не прямо так. Не надо беспокоиться обо мне старом.
Я оглядываю его комнату. Вижу Xbox Infinity, пианино, колонки и карту, которую я поднимаю с пола. Разгладив ее кулаком, я вспоминаю все потрясные места, в которых мы с Матео сегодня побывали, и вдруг замечаю на полу между комодом и кроватью кепку Луиджи. Я хватаю ее с пола и надеваю ему на голову. Он улыбается.
– Вот этот парень сегодня утром написал мне сообщение, – говорю я.
– Луиджи? – спрашивает Матео.
Я смеюсь и вынимаю из кармана телефон. Он улыбается не на камеру, его улыбка реально предназначена мне. Я не чувствовал себя так хорошо с тех пор, как расстался с Эйми.
– Время для фотосессии. Попрыгай на кровати или типа того.
Матео валится на постель лицом вниз. Потом встает и принимается прыгать и скакать, но быстро поворачивается лицом к окну, как будто боится, что одно неловкое движение катапультирует его на улицу.
Я, не прекращая, фотографирую этого клевого, неузнаваемого Матео.
Матео
19:34
Я сам на себя не похож, и Руфусу это нравится. Да и мне тоже.
Перестав скакать, я сажусь на край кровати и пытаюсь отдышаться. Руфус садится рядом и берет меня за руку.
– Я хочу тебе кое-что спеть, – говорю я.
Мне ужасно не хочется отпускать его ладонь, но я обещаю себе, что сейчас займу обе руки делом. Я присаживаюсь за синтезатор.
– Приготовься. Такое выступление случается только раз в жизни. – Я бросаю взгляд на Руфуса через плечо. – Ты как? Уже чувствуешь себя особенным?
Руфус притворяется, что совсем не впечатлен.
– Я норм. А вообще немного устал.
– Ну, тогда проснись и почувствуй себя особенным. Папа любил петь эту песню маме, хотя голос у него гораздо лучше, чем у меня.
