Или принять этот процесс и пройти его терпеливо до конца. Или начала. Пока это начало и конец не сольются в одно целое, образовав безупречную вечность, где он будет богом во веки веков.
Джулиан часто навещал Жана в его мастерской, который усиленно работал над своей новой коллекцией скульптур, которую планировал выставлять в одном из залов Райана. Это был успех для них обоих, Джулиан чуял это, и ему не терпелось увидеть готовый результат его творений, которые он загадочно назвал «манекены по ту сторону жизни». Он долго рассматривал следы разложения, так искусно вырезанные в мраморе, и думал, если даже мрамор спокойно принимает эту сторону жизни, почему я противлюсь? Это так красиво, уродство жизни руками Ланже прекращает существовать, оно трансформируется в состояние красоты, смогу ли я сам свой медленный распад превратить в настоящее произведение искусства?
– Что будет с тобой через десять лет, двадцать, пятьдесят? – спросил один раз Джулиан Жана, который сосредоточенно работал над приданием формы тонкой кишки. – Или ты думаешь, что ты – вечен? – В его голосе звучал и сарказм, и обида, и несправедливость.
Ланже ответил не сразу, он всегда давал себе время сформулировать ответ, если вопрос казался ему чересчур сложным или психологически неудобным. Но при этом прекращать работу он не стал. – Я не думаю об этом, годы идут, но я не акцентирую на этом внимание, мне всегда комфортно здесь и сейчас. Но даже я сам осознаю, что и моей вечности придёт конец, только зачем думать об этом тогда, когда все возможности мира открыты перед тобой? Меня не заботит моё собственное старение, я создаю вечно молодые скульптуры, в них я тоже обретаю собственную вечность. Я столько раз вместе со своими скульптурами переживал смерть, что и она меня не пугает, она и есть – обратная сторона моей жизни, её постоянное присутствие гармонизирует меня, и никакие страхи или неуверенность не способны пробиться свозь эту пелену завершённого состояния.
– Но тогда почему мне нельзя мечтать о мраморном бессмертии, тогда как ты у нас бог и тот, кто будет жить вечно в своих произведениях? – Джулиан начал себя вести совсем по-детски.
– Да потому что именно я – творец! – вдруг неожиданно громко и эмоционально ответил Жан, перестав ковыряться ножичком в кишках, и нарушив невозмутимость этого ленивого декаданса. – Потому что не о теле же речь, мне всё равно на него, я стремлюсь познать истину вне материальных рамок, когда тело уже становится незначительным, просто временный инструмент для осуществления наших целей. Когда ты познаёшь этот мир в его крайностях, и одинаково толерантен и к жизни и смерти, бренность физических тел тебя уже не волнует. Помни о бессмертии души, об опыте разума, оставляя телесные страсти временным этапом, помни, что слово «время» является противоположностью вечности, забудь про время. Все мы стареем, это – истина, почему ты думаешь, что должен стать избранным и быть вечно молодым? Почему ты считаешь, что именно твоя красота заслуживает бессмертия? Гниение – такой же необходимый процесс как исцеление, они образуют промежуточные этапы между жизнью и смертью, мне казалось, что ты уже проработал эти вопросы!
– Проработал, – устало ответил Джулиан, уставившись в пустые глазницы ближайшей скульптуры, – и уродство разложения является синонимом красоты жизни, благодаря твоим работам я воспринимаю это проще, спасибо, Жан. Но вечность мраморного Джулиана принадлежит по праву и мне, я знаю это, в обмен на то, чтобы ему чувствовать себя живым, хотя бы иногда, он создаёт для меня вечную красоту. Жан, ты не прав в одном, бренность человеческих тел для нас не является проклятьем. Между нами происходит что-то неописуемое, мне кажется, что я уже – вечный, и осталось только остановить начавшийся после 25 лет процесс разложения. Боже мой, Жан, покорить вечность можно и нужно в теле, иначе какой от этого смысл?
– Вы всё делаете с Райаном образно, символически, – напомнил ему Ланже, окончательно забросивший свою работу. – Твоё тело не нуждается в вечности, только образность и память о теле должны уйти в вечность, ты так любишь эту жизнь, ты невероятно прекрасен, когда ты живёшь, по-настоящему живёшь, а не пытаешься угнаться за вечной молодостью. Да и зачем тебе это, это Райан тебя обработал? Ты зреешь красиво, твоя красота телесная всегда будет с тобой, и ты сам это знаешь, так почему противиться естественности, которая нам необходима для того, чтобы полноценно извлечь жизненные уроки в виде опыта? Мраморный Джулиан мёртв, помни об этом, только твоя энергия и неутомимый буйный дух намекают на некие искорки жизни, когда вы находитесь рядом. Но без тебя он мёртв, просто кусок мрамора, и без тебя не существует никакой экзальтации или погружения в дебри ада, только ты сам это делаешь, а мраморная скульптура, просто символ твоих поисков вечности.
– Вот именно, со мной она оживает, ты прав, – согласился с ним Джулиан, которого встревожили слова Жана, что навязчивая мысль сохранить свою молодость действительно шла от Райана, до этого он никогда не давал этой мысли стать доминирующей в его жизни. – Также как и от нее, мне передаётся её мудрость, её опыт, её голый творческий дух, её безграничные возможности, и её покорение вечности. Вместе мы дополняем друг друга, и ты это знаешь сам! Никогда твои скульптуры не были такими прекрасными, с Джулианом ты воистину себя ощутил богом, потому что ты вдохнул в него жизнь через меня, и это – твой величайший шедевр. Мы с ним неразделимы, потому что гармонизируем друг друга и даём то, чего нам самим не хватает. Мне не жаль отдавать ему свою жизнь ради того, чтобы покорить вечность.
– Не играй со словами, – перебил его Ланже. – Только кому ты готов отдавать жизнь, куску мрамора или всё же Райану? Вы и так безупречны, посмотрите друг на друга, это вы друг друга гармонизируете! Никто вам и не нужен, мои мраморные изваяния стали всего лишь поводом для вашего сближения, и теперь у вас есть всё, чтобы вместе покорять вечность, и не надо никому ничем жертвовать. Твоя красота вечно будет жить в моём мраморе, разве тебе этого недостаточно? Разве не этого ты хочешь?
Жан не понимал всего, потому что между ним и его мраморным отражением образовалась уже такая связь, что ничто не способно было оборвать её или сделать тусклее. Только находясь друг в друге, они способны были покорять вечность и нести бремя опыта как победоносное знамя. Ничто не помешает им пойти до конца, добившись той неуловимой гармонии, когда жизнь
