- А ты чего так волнуешься об этой Лазаревской? Уж не влюбился ли в нее? - нетерпеливо спросил Осокин.
- Вот тоже выдумал! Такое ли у меня теперь в голове, когда идет великая битва! Я просто не знаю, как лучше поступить. Райком партии поручил мне руководить этим собранием.
"РАЗВОРАЧИВАЙ БОЙ С МЕЩАНАМИ!"
Полина Лазаревская, или, попросту говоря, Поля, как ее звали девчата и хлопцы, была напугана неожиданными последствиями злополучной покупки. Если бы еще не это несчастное стихотворение "Свидание", так, может быть, никто бы и не обратил особенного внимания на ее красивые молочного цвета лодочки. А вот теперь загорелся сыр-бор.
Многие студенты рассматривали лодочки как проявление мещанского, нэпманского вкуса, противного подлинно революционному стилю: одеваться просто и строго. Для девчат в то время модными почитались так называемые юнгштурмовки: гимнастерка и юбка зеленого цвета, сапоги, кепка. Хлопцы обычно ходили в толстовках и в бобриковых пальто. Галстук или шляпа считались буржуазным пережитком. А тут какая-то девчонка... У Яши Бляхмана, секретаря комсомольской ячейки, все аж закипело в груди, когда он увидал буржуазную обувь Поли. Это была измена революции, открытый переход в лагерь тех, кто владеет собственными магазинами, ресторанами, мастерскими. Сегодня лодочки, завтра перстенек, серьги, потом накрашенные губы - и сгинула навек неподкупная комсомольская душа! Надо, покуда еще не поздно, дать бой мещанству!
На собрании Поля сидела и чувствовала себя, как на горячих угольях. Никогда на рабфаке не собиралось столько людей. Пришло много студентов из университета. Вопрос, который стоял на повестке дня, выглядел обычным: "О моральном облике комсомольца". Но как раз перед собранием в "Комсомольской правде" появилось стихотворение Владимира Маяковского "Письмо к любимой Молчанова, брошенной им", и все снова закипело. Одни все еще продолжали защищать "Свидание", другие, подкрепленные выступлением Маяковского, ринулись в атаку на сторонников "тихих речек" и "изысканных жакетов". Надо сказать, что ряды защитников "Свидания" очень быстро редели, но те, кто в этих рядах оставался, держались достаточно стойко. Полю это не успокаивало. Она знала, что Яшка Бляхман не отступит ни на шаг, не пойдет ни на какие компромиссы, если бы это касалось даже его родного отца.
Сын минского наборщика и сам наборщик, Яшка Бляхман умел и любил говорить, как заметила Поля, красиво. Его сухощавое лицо, большие черные глаза все время были в движении.
- Среди нас есть товарищи, - начал Яшка, - которым очень нравится стихотворение "Свидание". Они перечитывают его по нескольку раз, заучивают на память. Как же? Уж очень им по нраву пришлись строчки, в которых говорится:
Кто устал, имеет право
У тихой речки отдохнуть.
А я вам скажу, что прохлаждаться около "тихих речек" нам, молодой гвардии, не приходится. Враги зарубежные и внутренние только и ждут, чтоб мы утратили революционную бдительность. Они лезут через любую щелку, чтобы сорвать наше социалистическое строительство.
Яшка Бляхман, на зависть многим студентам, выступал всегда безо всякой бумажки в руках. Он даже не боялся, если его перебивали репликами. Наоборот, замечания из зала только больше его подогревали. Так случилось и теперь. Кто-то не удержался и крикнул:
- Все, что ты тут говоришь, можно прочитать в газетах...
Яшка быстро взъерошил свою черную шевелюру и задиристо ответил:
- Видишь, товарищ Воробей, не все еще из нас обладают такими выдающимися способностями, как ты. Недаром ведь тебя за твои академические успехи по два раза в год вызывают на бюро...
В зале раздался хохот, и многие стали отыскивать глазами Воробья, одного из самых плохих студентов рабфака. Поля заметила, что усмехнулся даже Корницкий, который как представитель райкома сидел в президиуме собрания. И это присутствие представителя райкома, и то, что в последние дни некоторые знакомые студенты стали словно бы не замечать Полю, даже отворачивались при встрече в другую сторону, пугало ее.
И вот Яшка Бляхман еще раз сгреб и взъерошил растопыренными пальцами свои волосы и заговорил про рабфаковские дела, про поведение студентов:
- Нам, товарищи, надо быть особенно бдительными, ведь за какие-нибудь сорок - пятьдесят километров отсюда проходит государственная граница. Враги могут пробираться через нее, чтоб разлагать наших людей, прививать чуждые пролетарскому мировоззрению идеи и вкусы. Фактов искать не надо. Стоит только взглянуть на туфли студентки третьего курса Полины Лазаревской, и каждому станет ясно, что вредное мещанство начинает проявляться в нашей здоровой в основном среде. Пока не поздно, мы должны ударить по таким проявлениям и впредь быть беспощадными ко всему классово чуждому в нашей комсомольской семье. Понятно, что, если б дело ограничивалось только одной Лазаревской, вряд ли бы стоило собирать собрание. Но у мещанки Лазаревской, как это ни странно, нашлись потатчики и даже защитники. Я не хочу называть их фамилий. Я думаю, что они сами тут выступят и признаются, кого они защищают.
- А ты не скромничай, назови! - крикнул кто-то из зала.
Яшка Бляхман словно и не слышал этого выкрика. Он сел за покрытый красным ситцем стол рядом с Корницким.
Председатель собрания встал и спросил:
- Как, товарищи, будут вопросы к докладчику или сразу же перейдем к прениям?
И сразу же из разных углов зала зашумели:
- Не о чем спрашивать!
- Разворачивай бой с мещанами!
- Прошу дать мне слово!
- Почему тебе? Первым запиши Михася Сороку.
Несколько человек вскочили со своих мест и стали пробираться к столу президиума. Председатель сначала стучал карандашом по графину с водой, призывая к порядку, а потом загремел кулаком по столу и крикнул срывающимся на визг голосом:
- Тих-хо!.. Обождите!.. Не все сразу! Слово имеет Михась Сорока. Тих-хо!..
- К черту Сороку! Заступника мещанства!..
- Не слушай их, Михась. Говори!
Михась Сорока будто нехотя встал и, слегка прихрамывая на правую ногу, начал пробираться вперед. На его смуглом продолговатом лице Полина Лазаревская не заметила ни злой усмешки, ни тихой укоризны. Казалось, все внимание его спокойных серых глаз было направлено на то, чтобы не поскользнуться в проходе и хорошо дойти до места. Два года назад он напечатал в газете заметку, разоблачающую группу кулаков, которые утаивали землю от обложения налогами. В поздний осенний вечер, когда Михась возвращался с комсомольского собрания домой, в него стреляли из обреза. Одна пуля пробила легкие, а две угодили в ногу и повредили кость.
- Прежде чем начать говорить, - внимательно взглянув на Яшку Бляхмана, промолвил Михась, - я хотел бы спросить, что мы сегодня обсуждаем: стихотворение "Свидание" или персональное дело Лазаревской?
- И то и другое, - вместо Яшки Бляхмана ответил, поправляя портупею, председатель собрания. - Мы вызывали Лазаревскую на бюро, предлагали ей сменить лодочки, но она не послушалась.
- И хорошо сделала, что не послушалась, - задиристо заговорил Михась. - Бляхман, видать, думает, что если человек пролетарского происхождения, так он должен ходить в нечищенных отопках и в лохмотьях. А все лучшее пускай надевают буржуи-недобитки? Да вы взгляните на Лазаревскую в ее новых туфлях. Она в десять раз теперь красивее молчановской паненки! И плевать мне на тех, которые родились "под пышным заревом заката"! Идет теперь Лазаревская по улице, а на нее все хлопцы озираются: какая красивая! Так разве это плохо? Раньше в нашем интернате редко кто ежедневно чистил обувь, а теперь только и слышишь: "Хлопцы, где щетка? Хлопцы, кто взял ваксу?" Видите, как-то неудобно в неприглядном виде показываться перед приодетыми девчатами. Я вам, товарищи, скажу по секрету даже больше. Как известно, Полина руководит у нас мопровской ячейкой. Так теперь многие студенты даже охотнее начали платить членские взносы, чтоб еще один разок взглянуть на пригожую дивчину... И напрасно тут Яша Бляхман старается наклеить на Лазаревскую мещанские ярлыки!..
Пока Михась говорил, в президиум собрания одна за другой передавались записки. Председатель читал их и тотчас же что-то себе отмечал карандашом на листе бумаги. Одну записку он показал Корницкому. Тот прочитал, улыбнулся и поглядел на Полину внимательным и вместе с тем сочувствующим взглядом. Полине даже показалось, что он чуть приметно подмигнул ей, будто говоря: не печалься, коли понадобится, я тебя поддержу.
После Михася Сороки, которому неожиданно начали аплодировать, к столу президиума мелкими быстрыми шажками подкатился студент первого курса Василь Козелько, краснощекий, низенький хлопец. Захлебываясь, он начал не говорить, а кричать каким-то визгливым, бабьим голосом:
- Мы тут выслушали, так сказать, и первого - товарища Бляхмана и другого - товарища Сороку. Мне понравилось, что сказал первый - товарищ Бляхман и второй - товарищ Сорока. В нашей "Комсомольской правде" мне понравилось стихотворение товарища Молчанова и стихотворение товарища Маяковского. В общем, все правильно. И я со всем, так сказать, согласен. Только у меня есть одно предложение: давайте попросим белорусских поэтов написать хорошую песню на мотив "Кирпичиков" и напечатать ее с нотами в газете "Красная смена". Я, так сказать, кончил.
