и посмотрела на бывшую подругу. Поначалу она еще как-то пыталась помочь подруге, но вскоре сдалась. Богданова обладала суперсилой глиста. Она могла влезть в любую жопу, дабы там устроиться и уютно жить за чей-нибудь чужой счет.
Саморазвитие ее не интересовало.
Она была, кем была: неопрятной, одышливой, тридцатилетней тетей, само знакомство с которой вызывало у Ангелины испанский стыд. Бонечка была не просто намеком на совместное прошлое, она была живым приветом оттуда…
Жирным приветом из Прошлого, – как выражался Макс.
Самая мысль, что она сама чуть не кончила почти так же, вызывала у Ангелины колики. Ей так хотелось отмыться от порочащих ее связей. Вырезать тот кусок жизни и сжечь его, а концы склеить. Хотелось бы из опрятной чистенькой девочки, угнетаемой жесткой тоталитарной бабкой-хирургом, превратиться в чистенькую опрятную женушку своего сурового тоталитарного мужа.
Увы, стоило им оказаться наедине с Элиной, как изо рта пер мат-перемат, осанка ломалась, а ноги в коленях не выпрямлялись, когда она делала шаг. В общем, появления Бонечки Ангелина воспринимала очень болезненно.
Бонечка словно была ее внутреннее, непромытое, спрятанное от мира, Настоящее Я и Ангелина ее стыдилась.
– Ты за Олегом бегаешь? – спросила она.
– Я?! Да кому он нужен твой Олег-гей! Я просто зла и думала, что ты тоже будешь! Сколько времени после Иркиной смерти прошло?!
– Какая разница? Ирка притворялась, что она это не она. И, возможно, у нее был повод…
Ангелина никак не могла простить бывшей подруге, что та пыталась ее убить и как бы похудевшая, с подтянутой рожей, Ирка ни притворялась, что она – это не она, они с Богдановой прекрасно ее узнали. То, как бесславно и глупо Ковалева погибла, вызывало у Ангелины чувство вины.
Ирка умерла не на руках случайного мужика. Она умерла в больнице. Возможно, что от рук Димы.
– И что? – спросила Ангела, постукивая ногой. – Как она выглядит? Ну, Алена.
– Фирс? – пробулькала Бонечка, которая дорвалась только до воды. – Ну, как и раньше выглядела. Кожа шелк, сиськи стоят, как каменные…
У Ангелины тревожно заныло сердце.
В 2002-м она подписывала Алене книгу. Тогда сама Ангелина еще была полновата, Алена же была настоящей красавицей. Как из мультика. Как принцесса Жасмин. Мысль, что Алена может захотеть Диму, была холодной и неприятной.
В голове Ангелины вихрем пронеслись четверо верховых: всадники ее личного Апокалипсиса. Первый был Вечный Страх, страх потерять любимого. Второй звался Зависть, зависть к свободной девушке, которая могла его заинтересовать. Третий был Ревность к девушкам с натуральной грудью, четвертый же звался Смерть.
– Да не волнуйся ты так вечно из-за своего! – сказала Богданова, которая, по-хозяйски порывшись по всем сразу ящикам, нашла пакет леденцов от кашля и заваривала чай. – Если он не разлюбил тебя, пока ты была свиньей и с красными волосами, с чего ему разлюблять теперь, когда ты выглядишь, как модель?! Подумай лучше, как нам привлечь Алену на нашу сторону? Ты замужем, я не в форме, а перед Фирс Станиславский точно не устоит.
Ангелина дрогнула, успокоившись. Об этом она даже не подумала.
– А с чего ей хотеть на нашу с тобою сторону?
– А почему нет? Ты тоже бывшая про… хостес, а я – просто милая и хороший человек. Как думаешь, она согласится снимать на двоих квартиру?
– Хочешь возложить на нее квартплату за твою комнату?
– У нее собственная, двухкомнатная квартира, – сказала Богданова и разочарованная, задвинула ящик.
С тех пор, как Ангелина сбросила лишний вес, в ее кабинете ничего не водилось. Только навевающие тоску лоточки, в которых она носила такую же скучную еду: гречку, салатик с брокколи, куриную грудку и сырничек на десерт.
– В чем смысл быть женой миллиардера и так вот уныло жрать? – спросила Богданова.
– В том, чтобы оставаться женой миллиардера, – вызверилась Злобина. – Хватит мне намекать, что я его не достойна!
Вызверилась абсолютно не в тему, но только на посторонний взгляд. Элина знала куда давить и безошибочно тыкала пальцем в самое больное. Леночка-Ангелочка до смерти боялась потерять своего унылого престарелого мужа в черных пальто, с его унылой прической а-ля «Гитлерюгенд» и сомнительной ценностью, которая состояла в сходстве с Киану Ривзом.
Бонечке не нравился Ривз. Ей нравились хоккеисты: Эрик Линдрос в молодости и Олег Твердовский – сейчас. Но она ужасно хотела есть, а денег у нее не было. Ангелина же была так уверена, будто бы ее старец – красив и все девушки в городе только о нем мечтают, что сразу теряла голову, стоило только намекнуть. Сама она ничего ей не предложила бы, но… Бонечка знала, как ее убедить.
– Я намекаю на что-то вкусное к чаю, не будь овцой! Не будь ты его достойна, он не женился бы на тебе.
Ангелина порозовела.
– Он чем-нибудь колется? – спросила Элина. – В рожу? Ну, что он так моложаво выглядит.
Это был смягчающий прием.
– Он просто не пьет! – прошептала ревнивица и, утратив всю сразу бдительность, достала нарядную коробку шоколадных конфет.
Видимо, их ей подарили.
Воспитание Леблядей
Тем временем, не имея ни малейшего понятия, какой она произвела фурор, Алена прогуливалась вдоль Набережной. Жизнь обманула в очередной раз. Как раз в том миг, когда Алена поверила, что худшее позади, Жизнь резко козлонула, как лошадь. Всхрапнула, резко встав на дыбы и ускакала, выбросив ее из седла.
Однажды, еще совсем маленькой, Алена где-то услышала, будто бы Амур по-китайски обозначает Желтый Дракон и на полном серьезе представляла реку драконом. Когда родители взяли ее на Набережную, она была жутко разочарована, увидев лишь бурлящую мутно-коричневую воду.
Так Жизнь, наверное, намекала, что ничего волшебного Алену не ждет.
За время ее отсутствия берег Амура «приодели» и сильно облагородили. Гранитные лестницы, очень стильные, с плафонами, фонари и элегантный памятник графу Муравьеву-Амурскому. От прежних времен остались лишь смотровая площадка рядом с кафе «Утес» и густые кроны деревьев.
И ощущение, будто бы ее взяли за горло, сдавили со всех сторон. В Афинах у Алены были приятельницы, парни, работа. У нее были деньги и уверенность в завтрашнем дне. В Хабаровске Алена ощущала себя никому не нужной и виноватой, хотя и не до конца понимала в чем.
С самых ранних времен, когда у нее едва проклюнулись груди и папа впервые как-то странно на нее посмотрел, Алена ощущала себя каким-то гадким утенком. И очень грязным утенком. Иначе, с чего так злится на нее мама? И почему они с папой терзают ее нотациями, пугают вопросами о мужчинах, и спрашивают о самых сокровенных и постыдных вещах?
Облокотившись на витые чугунные перила, Алена без всякого выражения уставилась в реку.
… Нелегкая это доля, – родиться Лебедем в утиной семье.
Ты лебедь, у тебя крылья, шея дугой. Тебе же летать охота. А родители-утки твердят:
– Не мни о себе!
– Думай, как ты будешь класть яйца и питаться слизнями!
– Не надо всего вот
