Пустыня…
Бернису представляется, что не совсем уместно наполнять залы элегантного ресторана класса люкс тоннами песка. Возможно, это всего лишь малозначительный вопрос, заданный, чтобы заполнить возникшую паузу. Но он может оказаться и приглашением к развитию диалога – в другом месте и в другое время. Он не знает, что и думать. Смотрит на Женевьеву: вот они, ее глаза, столь божественно переменчивые, но в то же самое время он видит, что на них тщательно скрываемая завеса грусти. Все в ней – тайна.
– Чтобы рассказать, что такое пустыня, мне понадобится много времени.
– Расскажи мне о самом главном.
Нет, нет и еще раз нет!
Тони переводит назад каретку и со скоростью пулемета жмет на букву «x», вымарывая последний диалог. Он отдает фальшью. Тони задается вопросом: что бы в подобной ситуации сказала Лулу?
Лулу непредсказуема. И именно поэтому ее невозможно не любить.
И тут слышится знакомый рокот «Бреге 14», возвращающий его в реальность аэродрома. Самолет едва различимо покачивается в воздухе и вот уже с поразительной мягкостью садится на полосу. Машина вместе с пилотом останется здесь до завтра. Подойдя к полосе, Тони чувствует, как радостно екает его сердце.
– Анри!
Гийоме стаскивает с головы шлем и очки – на его лице, над глазами, остается черный окоем, словно карнавальная маска. Белозубая улыбка еще ярче сверкает на смуглой, покрытой копотью коже.
– Это нужно отметить! И не каким-нибудь там кускусом и мясом старой верблюдицы. У меня есть в запасе три яйца. Сейчас попрошу Камаля приготовить тебе омлет.
– Нет, Тони, не надо! Прибереги это для вас самих. Я ведь завтра ужинаю в Дакаре, там-то полно разносолов, а здесь вы неделями поставок ждете.
– Приберечь? И что означает это слово? Мы сейчас бутылочку «Риохи» откроем. Мне ее один испанский капитан подарил.
– И как ты тут с ними ладишь, с испанцами?
– Неплохо. Они целыми днями играют в домино – ненавижу эту игру провинциалов! Но среди офицеров есть кое-кто, кому нравятся шахматы.
Оба входят в жилой блок казармы.
– Скажи, ты не будешь против, если я воспользуюсь твоей люксовой ванной комнатой?
– С чего бы это мне быть против!
В отдельном крохотном помещении у Тони на белом деревянном сооружении установлен умывальный тазик. Рядом того же стиля этажерка, с гнездами для помазка, опасной бритвы, мыла и местом для чистых полотенец. И что вызывает наибольшее изумление пилотов, прилетающих на этот перевалочный пункт посреди пустыни покрытыми пылью с ног до головы, так это элегантный флакон одеколона с хрустальной пробкой.
– Откуда ты берешь эти чудесные махровые полотенца, прям как в Америке? Лучших и в «Ритце» не найдешь!
– Мне привозят с Канарских островов. Я их на финики обмениваю.
– А откуда ты финики берешь?
– Вымениваю у бедуинов на остатки бензина.
– Да узнай только месье Дора о расходах самолетного топлива в целях покупки полотенец, его бы инфаркт хватил!
– Ну да, а месье Дора, должно быть, вытирает руки наждачной бумагой!
Поужинав, они надевают кожаные куртки и выходят подышать свежим воздухом. Ветер стих. Друзья берут в руки курево и спички и полсигареты выкуривают молча. Холодно, но это неважно. С неба вниз срывается звезда и гаснет.
– Ты что загадал, Гийоме?
– Ты о чем?
– О желании. Говорят, что, когда падает звезда, можно загадать желание.
– Я не успел.
– А что в следующий раз загадаешь?
Гийоме от таких личных вопросов испытывает некоторую неловкость.
– Миллион франков.
– Ба, не верю! А вот я, – и сказав это, Тони широко открывает глаза, чтобы в них поместился весь небосвод сразу, – я бы загадал, чтобы никогда не переставали падать звезды по ночам.
Оба умолкают. Тишина как будто баюкает, и Гийоме подавляет зевок. Он в щепки разбит после целого дня перелета, но ему нравится Тони, хоть тот и позволяет себе задавать такие вот экстравагантные вопросы. Сам Гийоме предпочитает помалкивать и говорить только то, что необходимо. Тони же, напротив, когда оживлен, то выворачивает душу наизнанку, выкладывая все самые сокровенные мысли, как торговец на рынке, на одеяле разложивший весь свой товар, все свои маленькие сокровища.
Из кармана куртки Тони достает листы бумаги и фонарик.
– Ты должен это послушать.
И начинает читать вслух последние написанные им страницы истории Берниса и Женевьевы. Читает об ощущении всемогущества Берниса в его самолете, так далеко от грешной земли, об ужине, на котором он вновь встречается с той единственной женщиной, которую когда-либо любил, о том, как он видит в ней то, что другие заметить не способны.
– Как ты думаешь, может такое быть, что разлюбившая женщина даст тебе второй шанс?
– Почему нет? Ведь твой персонаж, этот летчик, также дает ей этот шанс.
– Но это не то же самое! Бернис никогда не переставал ее любить. В нем ничего не остывало. Самое трудное – понять, что может чувствовать она, я ведь в точности не знаю, является ли любовь таким блюдом, которое можно разогреть.
– Я-то в этих вещах мало что понимаю, Тони.
– Как это ты не понимаешь! У тебя что, не было разочарований в любви?
– Нет.
– Никогда?
