Проскальзывает за ней в дверь парадного, она торопится на лестнице, но не успевает – пес заскакивает в квартиру. Бросив пакеты в прихожей, она забирается в большое кресло и поджимает ноги. Она думает, что собаки чуют адреналин, значит, этот пес знает, как ей страшно, и скоро кинется. Пес сидит неподвижно в углу напротив и смотрит на нее.
Наконец она говорит (со слезами в голосе):
– Ты потерялся?
Он склоняет голову на бок.
– Ты увязался за мной, потому что я так одинока, да? Ты прав, я на самом деле одинока. Но я не могу оставить тебя здесь. Я тебя боюсь. А мне надо сдавать экзамены, я решила получить диплом.
Пес поднимается, делает шаг к ней, она взвизгивает и становится ногами на кресло, прижимаясь к спинке. Продолжает, всхлипывая:
– Ты одинокий, я одинокая. Я понимаю, мы могли бы быть вместе. Но я боюсь собак. Ничего не могу поделать, я с детства очень боюсь собак, даже маленьких, вроде чи-хуа-хуа… А ты огромный какой-то.
Тут она замечает бирку с адресом на ошейнике.
– Я должна вернуть тебя хозяевам. Ты их любишь, да? Тебе с ними будет хорошо.
Пес больше не шевелится, и она решается спуститься с кресла и подходит к нему, сумасшедше дыша.
– Ты ведь не укусишь меня, нет? Можно посмотреть, что у тебя там?
Она протягивает руку. Пес глухо рычит, но от волнения она не замечает, смотрит на бирку.
– Сейчас я позвоню.
Пятится к телефону, не глядя хватает трубку и медленно набирает номер. Пес рычит, подпрыгивает к ней и кусает за руку. Она роняет трубку, не успев нажать соединение, запрыгивает на кресло. Рыдает. Укусил пес совсем не больно, едва прикоснулся, но произошло то, чего она боялась с самого детства, и она не может совладать с собой. Пес неподвижно лежит в углу.
Нарыдавшись, она говорит сипло, но уверенно:
– Нет, так не пойдет. Тебя должны забрать.
Осторожно, не спуская с пса глаз и держась подальше, она подбирается к лежащей на полу телефонной трубке и нажимает повтор номера. Ей отвечают светлым и чистым голосом.
– Мне кажется, я нашла вашу собаку, – говорит она.
– В самом деле? Какое счастье, у меня просто камень с сердца… Я так волновалась, вы не представляете.
Договариваются о встрече в торговом центре.
– Ты пойдешь со мной, – говорит она. – Ты пойдешь со мной? Ты пойдешь?
От страха колени подгибаются, но она идет рядом с псом, гордая и плавная, будто впервые идет на каблуках. Здоровый и злой запах пса беспокоит ноздри.
В торговом центре, в условленном месте, она видит нервно переступающую блондинку – медсестра, одуванчик, птенчик, фея.
И в этот момент она все понимает, и у нее самой огромный камень катится с сердца, с грохотом скатывается по ступеням, вниз, вдаль, она оборачивается и говорит:
– Ну что, пойдем? Пойдем скорее домой!
Хочет запустить пальцы в шерсть – тайное желание всех этих часов, но пальцы упираются в его плечо.
Ее молодой человек возится с ошейником, снимает, выбрасывает в урну и с облегчением выдыхает. Он снова свободен, никто не подчинит его больше.
Они долго-долго смеются, потом целуются. Потом обнимаются и в обнимку выходят из торгового центра. Они идут под церквями и соборами, ветвящимися и шелестящими, как лес, они укрываются кружевом теней. И отныне никакие недоразумения, неприятности или превращения не омрачат их любви. Отныне они всегда будут вместе. Утром город пахнет кофе с молоком, вечером – картошкой фри, утро будет чередоваться с вечером, а они будут вместе, и вместе, и вместе. И из каждой церкви, и из каждого собора, и из каждого дерева на них смотрит Бог, и Бог улыбается, потому что ничто не делает его таким счастливым, как безмятежные влюбленные, как блаженные в этом городе.
Нуждающиеся в уходе (нем.).
Но (нем.).
Ад (фр.).
Если бы я жила в Париже… мы жили… (фр.)
«Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (нем., Откровение 3:16).