— Ты не пришел к назначенному сроку, войска стали разбегаться, а враг наступать.
Он понимал, что он — царь, выбранный Богом и выбранный народом для защиты, и думал, что это был именно тот случай, когда он должен принять решение. Не знал он, что должен был только слушаться пророка.
— Неразумно поступил ты, — сказал ему Самуил. — Не исполнил ты заповеди Бога, и царствование твое не продолжится. Повелит Господь другому быть царем над народом своим.
Страшные слова сказал Самуил. Так ли велико было преступление Саула? Не обстоятельства ли заставили его действовать самостоятельно? Почему же так разгневался пророк Божий? Не потому ли, что, по слову Божию, царь израильский должен был, прежде всего, быть послушным? И почувствовал пророк в Сауле свободный разум и волю, Богу неугодную. Он еще не отнял окончательно власть от Саула, но, как пророк и провидец, открыл ему судьбу:
— Царствование твое не продолжится.
Саул был Богу неугоден.
Ушел Самуил. А война продолжалась, и сын Саулов Ионафан обратил в бегство большой отряд противника. Но враг наступал снова, и связал Саул народ свои клятвой не вкушать пищи до вечера. Но Ионафан не знал о заклятии и, увидя в лесу на поляне дикий мед, обмакнул в него трость и отведал этого меду. Он был страшно изнурен, и в глазах у него темнело от усталости и голода, но, когда отведал мед, сразу пришел в себя.
И снова одержал народ победу над филистимлянами, а вечером устроил Саул благодарственный жертвенник и спросил Господа:
— Идти ли мне за филистимлянами? Предаешь ли их в руки израильтян?
Но Господь ему не ответил.
Тогда понял Саул, что кто-то преступил клятву, наложенную им на народ.
— Если вина на Ионафане, сыне моем, — воскликнул он, — то он смертию умрет.
И бросили жребий. И пал жребий на Ионафана.
— Объяви, что ты сделал, — сказал ему Саул.
— Вкушая, вкусих мало меду, — ответил Ионафан. — И вот я умираю.
И горькие слова эти как бы предначертали всю его недолгую жизнь. Поистине, мало меду вкусил он. И горек был мед прекрасной жертвенной любви его, за которую он страдал и умер.
И столько печального очарования было в этих словах его, что не умерли они с ним, но целые тысячелетия спустя повторили их поэты далекой, тогда еще не существовавшей страны: «Вкушая, вкусих мало меду».
Услышав это, воскликнул Саул:
— Пусть Бог меня накажет, если ты, Ионафан, не умрешь!
Но народ не допустил смерти Ионафана. Ионафан, только что свершивший геройский подвиг и одолевший врага, погибнуть не может. Сам Господь помогал ему. Не могло быть это без Божьей помощи.
Так освободил народ Ионафана. А Саул продолжал воевать и одерживал победы.
И вот сказал Самуил Саулу:
— Так говорит Господь Саваоф: «Ступай и порази амаликитян за то, что те препятствовали Израилю на пути бегства из Египта. Порази их и истреби все, что у них есть; не пощади и предай смерти мужей и жен, отроков и грудных детей, волов и ослов, овец и верблюдов».
Так передал Самуил Саулу волю Божию, как царю и повелителю. Значит, еще не свергнут был он, и, может быть, давалось ему новое трудное испытание.
Послушался Саул и истребил весь народ мечом, взял живым только царя их Агага.
Страшная бойня, кровавое море, вопли и стоны, звериный визг, хрип предсмертный и проклятия. Кровь человеческая и кровь животных сливаются в один поток, смывающий давнюю обиду. Библейская месть потомству за вражду предков.
Но пощадил Саул Агага, и пощадил народ лучшие отборные стада, предназначая их в жертву Богу.
А когда вернулся Саул домой, пришел к нему Самуил.
— Благословен ты от Господа, — приветствовал его Саул. — Я исполнил слово Господне.
Но Самуил обличил его:
— Что же значит блеяние овец и мычание волов, которые я слышу?
— Народ пощадил их, чтобы принести в жертву Богу. И на это ответил ему Самуил:
— Неужели столько же угодны Господу жертвы, как послушание гласу его? Покорность лучше жертвы, и послушание лучше откормленного барана. Ибо упорство подобно греху волхвования и ослушание равно идолопоклонству. А так как ты пренебрег словом Господним, то и он более не удостаивает тебя быть царем.
И снова повторил Самуил страшную весть, на этот раз уже окончательную:
— Ныне отторгает от тебя Господь царство и дает его ближнему твоему, лучшему тебя.
И повернулся Самуил, чтобы уйти, но Саул в отчаянии ухватил его за край епанчи и просил не унизить его перед народом и пойти вместе поклониться Богу.
Пророк послушался мольбы его и помолился с ним, а потом велел привести пленного Агага. И взял меч.
Поднял глаза Агаг и увидел пламенеющего яростью старца в льняной одежде, служителя Божия, убеленного благословенными сединами, увидел пророка — прямого исполнителя воли Божией, посланца Божьего гнева, и в последнем ужасе души своей воскликнул:
— Поистине страшен властитель смерти!
А Самуил поднял меч и рассек Агага. Рассек — и ушел от Саула навсегда, до самой смерти своей. Но, покинув Саула, Самуил оплакивал его. Горько ему было, что не пожалел Господь первого помазанника Своего. Велик был грех Саулов перед Господом. Пожалел Саул Агага человеческой жалостью, пожалел того, которого Бог не пожалел.
Пошел против воли Божией своим человеческим предельным разумом — и вот погиб. Но печаль о Сауле сразила душу Самуила.
Что было с Саулом? Каким оставил его Самуил?
Понял Саул, что такое царь и каковы права его. Права его были записаны в книгу пророком и положены перед Господом. Права его были на труд подданных, на овец и волов, на девушек, готовящих благовония и составляющих масти, и права на оливковые деревья и виноградники. Но прав на свою свободу, на действия от своего разума, от своего сердца и своей воли царю Господом дано не было. Царь не мог ни в чем выходить из воли Божией, и, даже если приказанное ему через пророка казалось чрезмерно жестоким или житейски неразумным и невыгодным, он не смел поступать иначе, как по слову пророка. Царь был только орудием в руках Господних и должен был понимать только одно: пути Божий неисповедимы и не ему исправлять их.
Так все, что он считал лучшим из поступков своих, обращалось против него как грех, равный волхвованию и идолопоклонству, — величайший грех против заповеди Моисеевой.
И почувствовал Саул, что он как бы стерт с лица земли, унижен в достоинстве своем. Очень горько и больно было ему это унижение, о чем свидетельствует просьба его, чтобы Самуил не оставил его в глазах народа, а последний раз помолился бы с ним вместе пред всеми, чтобы не знал никто, что он уже отвергнут Богом и царство его передается другому.
Но никому не открыл он о том, что низложен, как прежде молчал о том, что помазан на царство. Он был горд и замкнут в себе.
Долго и тяжко тосковал Самуил о Сауле, и сказал ему Господь:
— Доколе будешь ты печалиться о Сауле, когда Я признал его недостойным царствовать над Израилем? Наполни рог твой елеем и иди к Иессею в Вифлеем, ибо Я усмотрел Себе царя между сынами его.
Но Самуил боялся, как бы не услышал об этом Саул:
— Услышит и убьет меня.
И научил его Господь:
— Возьми с собою теленка и скажи, что пришел принести жертву Господу, и пригласи к жертве Иессея и сыновей его, а Я укажу тебе, кого должен ты помазать на царство.
Самуил послушался и пошел в Вифлеем. Там старейшины города встретили его с благоговением и приготовили жертвоприношение. Позвал Самуил и Иессея с сыновьями. Сыновья его были красивы и высоки ростом, и о каждом из них думал Самуил: «Не этот ли избранник Божий?»
Но Господь сказал ему:
— Не смотри на наружность. Не в том дело, что видит человек, ибо человек видит только то, что перед глазами, а Господь видит, что в сердце.
Так вывел Иессей перед Самуилом семерых сыновей своих, и ни на одного из них не указал ему Господь.
Тогда спросил Самуил Иессея: все ли сыновья пришли? Тот отвечал:
— Есть еще младший, который пасет овец. И привел Иессей Давида.
Как это было? Как увидел его пророк Самуил?
Белокурый отрок стоял перед ним с глазами, напоенными небесной лазурью, с волосами, золоченными солнцем, стройный, крепкий, с руками сильными, которыми он отнимал у льва теленка и у медведя овцу, раздирая звериную пасть. Весь светлый, весь радостный, весь овеянный цветами и травами, звенящий песнями, как золотая струна. Овечья шкура охватывала его бедра, быть может, на голове был венок, и в сильных руках держал он певучую лютню. Так стоял Давид перед пророком. И яркое солнце заливало его небесным золотом, и розовые облака летели над ним, и дальние Вифлеемские горы дымно голубели за его плечами, и белые голуби реяли в небе.
Да, может быть, реяли белые голуби, потому что такое мгновение должно же было отметиться явлениями и знамениями.
