- Какой большой у вас отряд, господин поручик! Зачем же столько людей? - Кипиани, улыбаясь, взял свою трость, собрал книги и протянул руку к классному журналу.
Петров шагнул вперед.
- Журнал оставьте на месте.
- Я должен сделать отметку о последнем занятии. Вы же любите точность, господин Петров.
Однако надо было идти. Он поднял глаза на своих учеников, а руку протянул к двери. Ребята с шумом поднялись. Петров преградил им путь.
- Я напоминаю вам, - сказал он, - сегодня после уроков никаких прогулок и занятий не будет.
- Будут, господин Петров. И сегодня и завтра наше дело будет продолжаться! Я уверен в этом, дорогие дети. Будьте счастливы!
Кипиани открыл дверь и вышел быстрыми шагами. Казачий офицер и Петров последовали за ним. Ученики от сильного стука двери вздрогнули и словно проснулись ото сна. С шумом ринулись в коридор, но казаки оттолкнули их, вернули обратно и закрыли дверь. Ребята побежали к окну. Но казаки стояли и там.
Во дворе казаки окружили Кипиани. До ворот он шел молча, но здесь остановился и, обернувшись, с тоской в глазах, посмотрел на школу. Ребята смотрели из окон, а учителя стояли у дверей. Он видел, как Семенов, скрестив на груди руки, стоял, прислонившись к столбу на веранде. Все молчали. Кипиани вынул часы.
До звонка оставалось еще пятнадцать минут. Он понял, что ему не удастся попрощаться с учениками и своими товарищами учителями.
Вдруг кто-то крикнул:
- Мы никогда вас не забудем, дорогой наш учитель Кипиани!
Ашраф оглянулся на голос. Это грузинский мальчик по имени Лука поднялся на подоконник. Он махал своей фуражкой, а казаки, схватив его за полы одежды, тянули вниз. Ученики вступили в схватку, пытаясь выпрыгнуть через окно во двор. Ашраф понял, что, если упустить время, Кипиани уведут, а ученики христианского отделения вступят с казаками в настоящий бой. Ашраф выпрыгнул из окна и прямо побежал на ту веранду, где висел колокол. Он схватился за веревку и начал ее дергать. Раздался беспрерывный тревожный звон, зовущий на помощь. Ашраф ничего не слышал и не видел. Он не смотрел в сторону дежурного учителя, который спешил к нему, тряся над головой тростью, и что было мочи орал. Колокол набирал силу и ярость. С треском отворились двери классов, и ученики, словно обрушивший преграду поток, с гулом высыпали во двор. Казакам не удалось остановить их. Ребята ринулись к Кипиани и окружили его. Только после этого Ашраф перестал дергать веревку. Петров хотел ударить его по голове тростью, но Ашраф перехватил трость в воздухе, вырвал ее из рук учителя и отшвырнул далеко в сторону. Ашраф смешался с потоком учеников, пробился вперед и встал около Кипиани. Он разорвал бы каждого, кто протянул бы руку к учителю. Он думал, что все это связано с той злополучной книгой, что именно он виноват в аресте Кипиани. Но учитель успел ему шепнуть, и никто в общем шуме не услышал этого шепота:
- Ты ни в чем не виноват. Меня арестовали совсем по другому делу.
На глаза Ашрафа навернулись слезы. Во двор ворвались конники. В воздухе замелькали плетки. Все висело на волоске. Опередив Семенова, в толпу бросился Черняевский. Ребята расступились перед директором и инспектором. Семенов оказался лицом к лицу с поручиком.
- Что вы хотите делать?
- Уберите ребят!
- А вы уберите казаков!
- Я выполняю приказ и выполню его любой ценой. Я должен увести арестованного!
- Я никуда не убегу, господин поручик, - спокойно сказал Кипиани. Ваши штыки и кандалы мне знакомы. Прикажите конникам отойти. Пугать ребят бессмысленно.
Кипиани поднялся на возвышенное место, вскинул вверх руку и успокоил учеников:
- Оставайтесь в добром здоровье, дорогие дети! Я очень доволен вами. Я уверен, что наш труд не пропадет даром. Вы будете отважными, честными гражданами. Вы, ничего не страшась, будете трудиться во имя своего народа. Пусть не пугают вас эти аресты. Учитесь, поднимайте факел просвещения! И вам я благодарен, мои коллеги учителя! Счастливо оставаться!
Как ни старался Кипиани улыбнуться, это ему не удалось. Глаза заволокло слезами. Он снял шляпу, всем поклонился и только после этого пошел к воротам. Ученики смотрели ему вслед. Конные казаки с обеих сторон взяли Кипиани в окружение. Офицер ехал впереди. Сверкали обнаженные шашки. Булыжную улицу огласил цокот подков. Этот цокот долго потом звучал в ушах ребят...
10
Петров сновал перед классными комнатами. Он хотел обо всем знать, слышать каждый шепот, каждое слово. Против обыкновения, он ступал тихо, старался, чтобы не скрипели ботинки.
Перед окнами мусульманского отделения он остановился. Подошел к окну класса, в котором учился Ашраф. Осторожно заглянул в комнату.
Староста класса Фиридун сидел за столом ближе к двери, другие ребята сидели за партами по двое и учили уроки. Время от времени Фиридун поглядывал на ребят, наблюдая, как они занимаются.
Петров отыскал взглядом Ашрафа, который сидел в самом крайнем ряду один и читал, как видно, что-то серьезное. Как ни старался Петров, не мог разглядеть, какую же книгу читает Ашраф. Но подозрение и любопытство одолели его, и он бросился в класс. Первым вскочил на ноги Фиридун. Он крикнул: "Внимание!" - и тут же погас светильник. Все утонуло во тьме. Ребята зашевелились на местах. Раздался сиплый голос Петрова:
- Не двигаться с места! Быстрее зажгите лампу!
- Сейчас, господин учитель, - ответил Фиридун и что-то начал искать в темноте.
Петров подождал, но, видя, что староста мешкает, разозлился:
- Что случилось?
- Сейчас, господин учитель. Ведь виноваты вы сами.
Внезапно открыли дверь, и ветер потушил лампу.
Петров разозлился еще больше. Достав из кармана пиджака спички, он протянул их Фиридуну:
- Возьми скорей.
По шороху спичечных палочек Петров почувствовал, что у Фиридуна дрожат пальцы.
- Дай сюда, какая беспомощность!
- Не трудитесь, учитель, я сам зажгу!
- Говорю, дай сюда!
В это время Фиридун уронил спички. Они рассыпались по полу. Фиридун наклонился и стал шарить под столом. Гневу Петрова не было предела.
- Что ты там ковыряешься?
- Сейчас, господин учитель, спички рассыпались.
В классе в темноте происходило какое-то движение. Под партами шелестели книги. Вероятно, ученики что-то прятали. А Петров топал ногами и кричал:
- Скорей, негодяй! Вы издеваетесь надо мной?!
- Что вы, что вы, господин учитель, сию минуту!
Фиридун чиркнул спичкой. На стене заиграли тени.
Петров бросился к Ашрафу:
- Что ты читал?
- Книгу.
- Какую книгу?
- Арифметику.
- Где она?
- Вот.
Петров покрутил книгу в руке, порылся в книгах Ашрафа и ничего не нашел.
- Встань, уходи из класса!
Ашраф неохотно встал. Он остановился у двери и, обернувшись, спросил у Петрова:
- Куда я должен идти, господин учитель?
- К директору.
Ашраф остановился у стены, около часов. Увидев, что и Черняевский здесь, он смутился и не мог поднять глаз. Снял фуражку и, сам того не замечая, стал теребить ее в руках. В комнате наступила тяжелая тишина. Ашраф слышал, как бьется его сердце. В ушах звенело. Юноше казалось, что руки его удлиняются, тяжелеют, кто-то давит ему на плечи, стараясь пригнуть к земле. В глазах потемнело. Свечи на директорском столе расплылись в тумане. Если Черняевский заговорил бы на минуту позже, может быть, Ашраф потерял бы сознание и рухнул на пол.
- Я не ожидал от тебя. Что это ты натворил?
Голос инспектора доносился откуда-то издали, но, подняв испуганные глаза, Ашраф увидел, что Черняевский стоит в двух шагах от него и что в его взгляде больше укора, чем гнева. Ашраф даже улыбнулся. Но тут раздался голос Петрова:
- С ним нельзя разговаривать так мягко. Его надо исключить из семинарии, господин директор. Этот дикий татарин должен покинуть школу.
Семенов бросил ручку на стол.
- У вас нет выдержки, господин Петров. Кроме того, следите за своими словами. Вы учитель.
- Как раз поэтому я не могу терпеть этого негодяя в нашей семинарии.
Ашраф неожиданно успокоился. Колени перестали дрожать. Застилавшая глаза пелена исчезла. Сердце стало биться спокойнее. Пол под ногами обрел прочность.
Ашраф сказал:
- Если я виноват, накажите, но вы не имеете права оскорблять меня.
- Молчать! - крикнул Семенов, ударив рукой по столу, и вскочил на ноги.
Такой внезапный взрыв ошарашил и Петрова и Черняевского.
Черняевский впервые видел директора в таком гневе.
- Мало того, что ты нарушил дисциплину, прервал занятия, ты еще в моем присутствии пререкаешься с учителем! Зачем ты звонил? Кто тебе разрешил?
Смущенность Ашрафа сняло как рукой. Его охватило неистовство, свойственное подросткам.
- Никто!
- По-твоему, здесь можно делать все, что захочешь?
- А почему нашего учителя увели под конвоем?
- Это тебя не касается.
- Касается... Мы хотим знать, за что его арестовали.
