Тяжелая, обитая кожей дверь открылась как бы сама собой, пропуская Семенова в кабинет губернатора. Кабинет был так велик да еще и затемнен от жары, что Семенов растерялся и не определил сразу, в какую сторону ему идти. Но вот в дальнем левом углу послышалось покашливание, и директор семинарии пошел туда. Подходя почти вплотную к огромному столу, он увидел за ним и самого губернатора, сидящего в кресле. Губернатор был маленький, его кудрявые и, должно быть, некогда очень черные волосы поседели, усы отливали желтизной, может быть от табачного дыма. Семенов поклонился. Губернатор ответил ему таким же сдержанным кивком головы и предложил сесть. Еще и потому маленьким казался губернатор, что очень уж велик был портрет императора, висящий позади него. Как и на портрете царя, бакенбарды губернатора сразу переходили в усы. Вообще же он производил впечатление спокойного и серьезного человека. От паркета пахло скипидаром, громко тикали часы, было душновато, несмотря на прохладу.
- Ну-с, господин директор, я вас слушаю.
Семенов чуть подался вперед. Вынул из папки бумагу и протянул губернатору:
- В этом рапорте я все написал.
Губернатор, бросив беглый взгляд на бумагу, отодвинул ее в сторону.
- Расскажите на словах, что беспокоит?
- Ваше превосходительство, в последнее время в семинарии создалось трудное положение, невозможно работать.
- О трудном положении я наслышан. И кто же, по вашему, в этом виноват?
- И я это хотел бы знать, господин губернатор. Не дают работать, нарушают элементарные педагогические правила.
- Например?
- Например, на глазах у целого класса арестовывают учителя...
- Еще что?
- В общежитии и в школе производят обыск. Полиция засылает в нашу среду своих агентов. Разве это не вопиющее беззаконие? Откуда исходит такое недоверие к нам?
Губернатор молчал. Он взял папку, лежащую на столе, открыл и стал перелистывать в ней бумаги.
- Фамилия арестованного учителя Кипиани? Не так ли?
- Да. Но он ни в чем не виноват. Я послал вам об этом рапорт и просил, чтобы вы сами вмешались в это дело. Его непременно надо освободить. Почему-то у местной полиции существует предвзятость по отношению к нему. Они торопятся убрать из Гори семью Кипиани, хотят выселить. Все это волнует учеников семинарии, ваше сиятельство, возбуждает чувство недоверия к нашей империи... вообще нежелательные чувства.
- Помните, когда я не советовал вам брать к себе Ки пиани? Вы не послушались меня.
- Я и сейчас считаю, что Кипиани хороший учитель и человек.
- Да-с, так, значит, вы предлагаете...
- Распорядиться об освобождении Кипиани. Кроме того, учащиеся и учителя собрали средства для оказания помощи ему и его семье. Начальник полицейского управления Гори отказывается передать эти деньги арестованному. Я прошу, чтобы выдали распоряжение и об этом. Его положение очень тяжелое.
- А лично вам ничего не нужно?
- Мне, как директору, не доверяют. Я прошу вас дать указание, чтобы впредь не задевали достоинства и самолюбия учителей. Дело, которому мы себя посвятили, мы знаем лучше полиции.
Губернатор некоторое время молчал, как бы обдумывая все, что ему тут говорил Семенов, потом задумчиво поглядел на директора семинарии и, словно о чем-то постороннем, спросил:
- Вы давно из Петербурга?
Семенов окаменел от неожиданности.
- Десять лет уже.
- Я спросил просто так. Не скучно вам здесь?
- Привык, да и дел много.
Губернатор встал, подошел к окну и приоткрыл ставни. Стремительная полоса света, словно сабля, рассекла тьму и легла на стол. Осветилась и часть стены. Губернатор, скрестив сзади руки, повернулся вполоборота и бросил на Семенова косой взгляд.
- Кто вас послал на Кавказ?
- Меня? - с удивлением спросил Семенов и пожал плечами: - Никто.
- Почему не остались в Петербурге?
- Мог бы остаться. Но мне кажется, я здесь более полезен.
- Кому?
Семенов помолчал. Губернатор глядел на него хмурым взглядом.
- Н... народам Кавказа и тем самым отечеству.
- Интересно, похвально. - Губернатор сел и позвонил. - Не откажитесь выпить чашку чаю.
- Благодарю.
И двух минут не прошло, как офицер принес на серебряном подносе чай. Одну чашку губернатор поставил перед Дмитрием Дмитриевичем, а другую придвинул к себе и стал помешивать ложечкой.
- Господин Семенов, вы здесь кого представляете?
- То есть? Я не совсем понимаю?
- Ну что же тут непонятного, - улыбаясь, сказал губернатор. - Я, например, представляю государя-императора, так сказать, русскую империю. А вы?
- Я? - улыбнулся Семенов. - Я всего-навсего представитель русской интеллигенции. Кроме официальной должности каждый человек имеет гражданский долг. Он-то меня и привел на Кавказ.
- Интересно... И в чем же вы видите свой гражданский долг?
- В просвещении. В работе на благо отечества. Кроме того, своими действиями мы должны выражать лучшие качества нашего народа. Порою по одному человеку создается мнение о целом народе.
- Поэтому вы открыли здесь школу и учите местных детей. Не так ли? И какая же будет польза нам, русским, от того, что местные народы станут грамотными?
- Если не было бы пользы, государь не издал бы указа об открытии школ для местного населения. Это наш исторический долг. Надо, чтобы нации помогли друг другу, чтобы пробудилось сознание.
- Это ваше сознание - превосходная вещь. И вообще... как вы называете... просвещение? Да, да, превосходно. Но не приходило ли вам в голову, господин директор учительской семинарии, что найдутся люди, которые ваше просвещение и это ваше... как вы называете... сознание обратят против вас? А то благо, которое вы несете, может быть использовано со злым умыслом? И не должны ли мы заботиться о том, чтобы этого не произошло? То есть не должны ли мы заботиться, чтобы все ваши труды не попали в дурные руки? - Губернатор выдвинул ящик стола. Покопавшись, достал оттуда фотографию и подал ее Семенову, - Вам знаком этот человек?
Дмитрий Дмитриевич внимательно посмотрел на фотографию.
- Да, я его знаю. Он учит детей в одном отдаленном селении. Недавно привозил к нам в школу своих учеников. Его зовут... Да, его зовут Ахмедом.
- Вот он другого взгляда относительно целей просвещения. Так же, как любезный вашему сердцу Кипиани. И, совсем уж кстати, этот Ахмед и Кипиани давнишние друзья по тайным студенческим кружкам в Петербурге. И здесь они неоднократно встречались. У Кипиани есть здесь свой тайный кружок. Был, вернее.
Губернатор помолчал, прошелся по кабинету.
- Нам нужна ваша армия просветителей. Но тем нужнее нам и казак с саблей в руке. Без армии мы не продержимся здесь и одного дня. Пейте чай.
Семенов стал пить, и рука его, держащая чашку, почему-то дрожала.
- Сколько вам лет?
- Уже пятьдесят.
- Кавказ утомил вас, не правда ли? Выглядите вы, во всяком случае, устало.
Семенов придержал чашку у губ и с удивлением посмотрел на губернатора. Не допив последнего глотка, поставил чашку на поднос. Платком вытер губы.
- Пока не жалуюсь.
- Все равно, наш долг заботиться о вас. - Губернатор помолчал и, вдруг наклонившись вперед, обе руки положил перед собой на стол. - Еще не собираетесь на покой?
- Вы предлагаете мне уйти в отставку?
- Что вы, господин директор! Я только советую.
Губернатор встал, закрыл ставни. Полутьма опять разлилась по кабинету.
13
В полночь около Гейтепе показалась группа всадников. Чтобы не будоражить жителей, они свернули с дороги и, проехав немного, остановились среди холмов. Прислушались. Дорога пустовала. В деревне не замечалось никакого движения. Стояла глубокая тишина, от которой в ушах звенело. Свет в домиках, рассыпанных вдоль берега Куры, давно погас. Небо пасмурное. Оттого тьма казалась над деревней еще гуще, плотнее. Кура глухо гудела в темноте, словно сдерживая внутренний гнев. Одиноко, отрывисто лаяла собака.
Всадники пошептались.
Десять всадников пересекли шоссейную дорогу и удалились в сторону нижней части деревни. Достигнув берега реки, они бросили тропинку и круто повернули к дому Джахандар-аги. Они образовали цепочку и закрыли путь, ведущий к реке. Другая группа через кустарники отправилась в верхнюю часть. А третья группа всадников поехала по проселку и окружила заезжий дом. Трое осмелились и поднялись на веранду. Прислушались у двери. Тишина в комнате сама по себе еще ни о чем не говорила. Может быть, хозяин почуял неладное, ускользнул. Может быть, ни о чем не ведая, он спит сладким сном. А может, с винтовкой в руке притаился и ждет, чтобы незваные гости сами открыли дверь.
Один из "гостей" прикладом винтовки постучал в дверь. Отпрянув, прижался к стене. В комнате щелкнул затвор и вслед за этим послышался взволнованный голос внезапно разбуженного Ахмеда:
- Кто там?
- Открой дверь. Пристав со своими людьми. Щелкнула задвижка. Пришельцы медлили войти в комнату. Ахмед тем временем открыл окно и оказался на веранде позади стоявших у двери казаков. Он огляделся и увидел, что дом окружен.
