Хамза быстро пишет текст агитационного спектакля "Трагедия Ферганы", посвященного борьбе с басмачами в Ферганской долине. Считанные дни уходят на репетиции, и вот спектакль готов.
Он имел небывалый успех - сценическое действие сливалось с бушующими вокруг событиями, нередко зрители, бойцы и командиры узнавали среди действующих лиц тех, с кем они всего несколько часов назад сражались неподалеку от города.
Спектакль шел по нескольку раз в день. И чуть ли не на каждом представлении в первом ряду сидел один из главных персонажей пьесы - лихой командир Красной Армии, друг, товарищ, боевой соратник Степан Соколов, выведенный в пьесе, конечно, под другой фамилией, но тем не менее имеющий со своим реальным прототипом почти фотографическое сходство.
Так начинался узбекский национальный театр. "Трагедия Ферганы" была его "Чайкой". Репертуар складывался под грохот выстрелов. Герои выходили на сцену и входили в зрительный зал одновременно.
Здесь же, в Фергане, у Хамзы произошла еще одна встреча.
Однажды его пригласили на концерт народной узбекской песни, музыки и танца. Сначала пел Кары Якубов, а потом на сцену под звуки бубна выбежала... Зульфизар.
И у Хамзы мгновенно созрело решение ввести в "Трагедию Ферганы" и песни Якубова, и танцы Зульфизар. Народная, национальная выразительность спектакля от этого должна была сильно выиграть.
Он подошел к Зульфизар после концерта, они вспомнили Коканд, знакомых, близких... Хамза предложил танцовщице вступить в свою труппу. Зульфизар согласилась.
Эта встреча многое определила в дальнейшей судьбе Хамзы.
Шел 1919 год. Агитационный поезд "Красный Восток"
медленно двигался по пустыне. Три театральных труппы находились в эшелоне - узбекская, татарская и русская. Все артисты, числившиеся в списках личного состава политотдела Туркестанской армии, были одеты в военную форму. Шефство политотдела имело много преимуществ. И самое главное состояло в том, что артисты получали от него финансовую поддержку. И поэтому все спектакли показывались бесплатно. А это увеличивало число зрителей во много раз.
У каждой труппы свой вагон. Еще один вагон - походная типография. Еще один - киноустановка. А большую часть теплушек занимал кавалерийский эскадрон - охрана поезда. Командиром эскадрона и начальником всего эшелона по ходатайству Хамзы был назначен решением Реввоенсовета Туркестанской армии Степан Петрович Соколов. Хамза руководил театральной частью, кино и типографией.
Поезд двигался еле-еле, в гору. Степан и Хамза сидели на открытой платформе, которая во время спектаклей служила сценой. Соколов курил, Хамза молча смотрел на пустыню.
иногда записывал что-то в лежавшую перед ним тетрадь.
А на соседней платформе среди декораций Зульфизар учила узбекским танцам актрису русской труппы Машу Кузнецову.
Аккомпанировал на гармошке молодой боец. Он тоже разучивал незнакомую мелодию. Пальцы не слушались его. И зрители, кавалеристы эскадрона, занимавшие крышу следующей теплушки, посмеивались над аккомпаниатором.
- Красивая женщина, - глядя на Зульфизар, сказал Соколов.
- Что, что? - не понял Хамза.
- Красивая, говорю, бабенка, Зульфизар-то наша.
- Да, да, красивая, - рассеянно согласился Хамза.
- И Маруся тоже ничего...
- Что?
- Да ты оглох никак, парень? Или ослеп? Красоту вокруг себя не замечаешь.
Хамза засмеялся и поправил наброшенную на плечи шинель.
- Смотри, Степа, хлопок цветет, отары овец бродят, кони пасутся, на бахчах дыни лежат, арбузы, а в садах виноград висит, яблоки, гранаты... А как цветники хорошо пахнут!
- Где арбузы? Где виноград? - завертел Соколов головой. - Какие еще дыни?
- Да вот же они, вокруг нас... И синие реки текут, и голубые арыки...
- Где реки?! - вскочил Степан, испуганно озираясь. - Нет никаких рек, и арбузов нету... Одна пустыня желтого цвета.
- Будут, Степа, обязательно будут... За что же мы тогда бьемся с басмачами и баями?
Соколов сел, погрозил Хамзе пальцем.
- Пьесу, что ли, новую сочиняешь?
- Нет, просто мечтаю.
- О чем?
- О будущем...
Степан подкрутил усы, подтянул голенища хромовых сапог.
- Ты лучше вон туда погляди. Красивые женщины Зульфизар с Марусей, а?
- Я вижу... Когда-нибудь все женщины будут такие же красивые... И вообще все люди на земле, наверное, в будущем будут очень красивыми... Ты знаешь, Степан, мне иногда хочется написать что-нибудь такое, где сразу будет все: и как мы жили раньше, как боролись против царя, как воевали с баями, и как ехали через пустыню вот на этом поезде, выпускали газеты, листовки, показывали кино и спектакли... Чтобы люди из будущего узнали нас, чтобы мы не пропали для них, чтобы они увидели нас, наше время и вот этот наш поезд...
На соседней платформе звуки узбекского танца сменились плясовой мелодией - теперь уже Маруся Кузнецова учила Зульфизар "барыне".
- "Ба-рыня, барыня, сударыня-барыня!" - захлопали в такт музыке сидевшие на крыше теплушки кавалеристы.
Зульфизар, как опытная танцовщица, сразу усвоила рисунок пляски и уже притопывала каблучками, полоскала поднятой над головой косынкой.
- Такое на ходу не напишешь, - убежденно сказал Соколов. - Для этого тебе требуется условия создать подходящие.
И создадим, дай срок.
- А Маяковский? - спросил Хамза. - Разве он ждал особых условий?.. Писать надо сегодня, сейчас, здесь!
- Ну так и пиши, о чем разговор? Бери карандаш и пиши... - Степан встал, потянулся, тряхнул плечами. - Пойти, что ли, поплясать? А то ноги что-то затекли. Больно уж хорошо Маруся "барыню" показывает.
Он ушел на соседнюю платформу. Хамза достал карандаш, положил на ящик с патронами тетрадку, расправил ее... Написал несколько слов, остановился. Карандаш, словно упрямая лошадь, не двигался дальше, не хотел писать. Слова сталкивались, топорщились, рассыпались.
Он посмотрел направо, задумался... Желтые барханы однообразно тянулись до самого горизонта. Платформу качало из стороны в сторону... Вдруг вспомнился поче?лу-то Умар-палван, погибший в последние дни кокандских событий. Накануне мухтариата он как раз вернулся из мардикерства на родину, но дни его были сочтены. Эх, судьба!.. Бандиты Эргаша надругались над сильным телом Умара - выкололи глаза, отрубили руки и ноги...
Говорили, что сам Эргаш пытал Умара-палвана... Страшную клятву дал Хамза над изуродованным телом друга юности - отомстить!.. Но Эргаш ушел тогда из города, и Кара-Каплан ушел. Ничего, еще встретимся...
Поезд неожиданно замедлил ход.
- Банда на горизонте! = - закричали от паровоза. - Полотно впереди разобрали!
Хамза вскочил, сунул в сапог карандаш и тетрадь. Затянул ремнем шинель. Схватил лежавшую рядом винтовку, щелкнул затвором, досылая патрон в патронник. Закрыл затвор. Спрыгнул на землю.
Степан Соколов уже бежал к эскадронным теплушкам.
- Выводить лошадей! - кричал он зычным голосом. - На конь!..
Много раз приходилось агитпоезду отбивать нападения басмачей. Но однажды...
Давали спектакль в десяти километрах от железнодорожной станции. Ночью из полуэскадрона, остававшегося охранять типографию и киноустановку, прискакал израненный всадник.
Бандиты захватили эшелон, все бойцы, сражавшиеся у вагонов до последнего патрона, погибли в неравном бою - басмачей было во много раз больше. Под угрозой расстрела на месте главарь шайки заставил паровозную бригаду развести пары. Эшелон угнали.
Долго и мрачно думал Степан Петрович Соколов о том, что делать дальше. Хамза предлагал вернуться на станцию, но Соколов принял другое решение.
Возвращаться было нельзя - басмачи могли снова нагрянуть. И Соколов решил обойти станцию через пустыню. Проводником вызвался быть молодой местный парень-туркмен Бешим. Все три спектакля - узбекский, русский и татарский - он неподвижно просидел около самой сцены, завороженно глядя на артистов.
К верблюдам, купленным на станции, чтобы привезти декорации и артистов, пришлось докупить в поселке, где давали спектакли, еще десяток. Степан Петрович собрал рано утром все три труппы, построил рядом полуэскадрон.
- Товарищи, нам предстоит совершить тяжелый переход через пески и пустыню. Возможна встреча с врагом. Не исключается, что многих будет мучить жажда... Но мы обязаны преодоь этот путь... Другого выхода нет. Нам нужно сохранить первые театральные труппы нового Туркестана.
По утренней прохладе удалось преодолеть довольно значительное расстояние. Но по мере того как солнце нагревало пески, дорога становилась все тяжелее. Вокруг, куда ни глянь, были одни барханы. Медленно переползал караван с одного гребня на другой...
...Почерневшие лица, пересохшие губы. Прошло несколько дней. Обессилели кони. Только надменные верблюды, ни на что не обращая внимания, спокойно шагали по пустыне.
Тучный певец Кары Якубов страдал от жары больше всех.
Сухощавый Хамза ехал рядом с ним.
