двуногих существ. И она для тебя только газель, как и любая другая из многих газелей в табуне. Ты ей не нужен, и она тебе тоже не нужна. Но если ты ее приручишь, вы станете нужны друг другу: она для тебя станет единственной в целом свете газелью, а ты будешь для нее единственным в целом свете человеком.
– Да, но что нужно, чтобы приручить газель?
– Надо запастись терпеньем. Сначала ты сядешь на песок, поодаль, с маленькой чашей воды. Она заметит твое передвижение и будет поглядывать на тебя искоса, но если ты не будешь шевелиться, то она не увидит в тебе угрозу и не убежит.
– Я могу с ней поговорить. Буду говорить ей ласковые слова, чтобы успокоить…
– Нет! Вы, европейцы, придаете слишком большое значение словам. От них одни недоразумения. Вы считаете себя очень умными, потому что много говорите и читаете бумаги. Но вы позабыли искусство слушать тишину и читать взгляды.
– Ладно, я сяду на некотором отдалении. А что потом?
– Больше ничего. Ты молча уйдешь и оставишь там, где сидел, немного воды. Доверие – это плод, который зреет медленно. Ты должен прийти на следующий день, в тот же час, и сесть на шаг ближе. И на следующий день тебе нужно все повторить и сесть еще на шаг ближе.
– Понимаю…
Бедуин идет к колодцу и бросает ведерко в его глубину. Потом берет кусок кокосовой скорлупы и наливает в него несколько капель воды. Но когда подает его Тони, тот хмурится.
– Здесь же совсем мало воды! Так она не напьется!
– И не нужно. Есть люди, которые думают, что могут завоевать любовь других дорогими подарками. Все их очень хвалят, и они раздуваются, как живот верблюда на водопое. Только они заблуждаются. Любят-то не их, а их подарки. Чего ты хочешь: чтобы газель любила тебя за твою воду или любила тебя самого?
– Ну…
– Знаешь, почему у нас, арабов, принято подавать гостям чай в таких маленьких чашках?
– Не знаю…
– Не потому, что мы жадные, а потому, что наша цель – вовсе не насытить гостя. Если б мы так делали, то могли бы его обидеть: это как бросить ему в лицо, что он человек бедный, у которого даже чайных листьев нет. Маленькой чашечкой напитка мы хотим не дать ему напиться, а показать дружбу.
Тони кивает и немного приближается к газели, осторожно неся в руках скорлупу кокоса с лужицей воды. А потом делает несколько шагов назад. Животное тут же поднимает голову и следит за ним взглядом: он садится, он замирает на месте. Газель продолжает щипать траву и только спустя довольно большой промежуток времени подходит к кокосу и выпивает глоток воды.
В течение недели по вечерам он будет повторять этот ритуал. С каждым днем – на шаг ближе. И каждый день газель поднимает голову и одно мгновенье глядит на него. И больше ничего.
В один из этих вечеров, пока он молча за ней наблюдает, в голову ему вдруг приходит имя Нефертити. Возможно, из-за того бюста, очертания которого он видел на египетских табличках, с неестественно длинной шеей. А может, потому, что это имя королевы пустыни.
На восьмой день он подходит так близко, что может слышать, как животное жует. В тот день газель даже головы не подняла, чтобы взглянуть на него. Ей это не нужно – она и так знает, кто это. Ему хочется подойти к ней и погладить по ее светло-коричневой шкурке, но все же он не делает этого. Через какое-то время он встает и идет обратно, к жилому бараку. Подойдя к двери, ощущает позади себя чье-то присутствие точно так же, как в тот день, когда он обернулся – а прямо за ним стоит Абдулла Мухтар. На этот раз, обернувшись, он видит газель. У нее прекрасное лицо: две белые полоски по бокам мордочки цвета пустыни, глаза – шарики черного стекла. Газель разворачивается и радостно бежит в пустыню.
Внезапно распахивается дверь, и в одних трусах выбегает механик Тото.
– Ты видел?
– Видел что?
– Что прямо к бараку подходило животное!
Тони мотает головой.
– Это ты – животное. А она – Нефертити!
Глава 40. Анды (Чили), 1929 год
У начальника аэродрома Копиапо́, расположенного к северу от Сантьяго-де-Чили, седые брови и глаза навыкате – слишком многое он уже повидал. Прямо сейчас на его глазах Мермоз через окно внимательно глядит на горную цепь, как мог бы разглядывать очень высокую женщину, пробудившую в нем желание.
– Вы ищете невозможного.
– А что еще достойно поисков?
Начальник аэродрома согласно кивает. И продолжает помешивать кофе, наблюдая за тем, как начальник пилотов – сам пилот – идет по направлению к «Лате 25», а за ним – его молчаливый механик в обнимку со своей сумкой инструментов. И не может решить: герой этот человек или безумец.
Границу здесь провести трудно.
Отхлебывает кофе, но сразу же недовольно отставляет чашку. И мгновенно в нем вспыхивает зависть к Мермозу: он-то никогда не пьет холодный кофе.
Мермоз громко, пытаясь перекричать рев работающего мотора, сообщает Коллено, что полетят они не над Андами, а через Анды.
После радующей глаз равнины путь им преграждает целая армия гор. Они летят вдоль горной цепи, делая зигзаги, тыкаясь в разные места, как
