он как ошпаренный соскочил с дивана: «Скоро первая электричка, пора ехать обратно, домашние небось потеряли, волнуются…» Быстро собравшись и глотнув воды прямо из носика чайника, Борис направился к выходу.
«Спасибо тебе, папа, за все мое детство! За счастливое время, когда вы с мамой были живы», – выключив свет и оглянувшись напоследок, он начал закрывать дверь. Потом, в каком-то порыве, вернулся и снял со стены портрет отца, решив забрать его с собой.
Приехал Борис домой еще затемно, открыл осторожно входную дверь, чтобы не разбудить родных. Прислонил портрет отца к стене. В коридор выскочила дочка и вышла заплаканная жена.
– Ездил в деревню, предупредить не мог – разрядился телефон. Спешил на последнюю электричку, звонила соседка тебя Маша, – сбивчиво оправдывался он.
– Мы боялись, что с тобой что-то случилось, – дочка крепко обняла его за шею.
– Боря, мы справимся, не переживай! – жена уткнулась в плечо и шмыгнула носом. – Не пропадай так больше, пожалуйста!..
– Папочка, а что ты принес?
– Это портрет дедушки. Помнишь, в деревне на стене висел. Не захотел, чтобы дедушка один остался на праздники. Пусть он с нами будет. Как Дед Мороз!
– Ой, здорово, папочка! А бабушка?
– Бабушкины снимки у нас дома, в альбомах. Мы потом и бабушкин портрет сделаем!
– Ну все, папа приехал, теперь идем завтракать! – скомандовала жена, направляясь на кухню.
Все устали и переволновались за прошедшую бессонную ночь, а потому, наскоро перекусив, пошли спать.
Днем семья собралась в гостиной. Портрет торжественно водрузили на стол.
– Боря, а давай выбросим раму, она испорчена плесенью, а папе купим новую, как сможем, – предложила жена, протирая портрет тряпочкой.
– Давай, конечно! – он начал снимать раму, картонную подложку…
На пол выпали две сберегательные книжки. На одной значилось имя дочки, на другой – имя Бориса.
«С Новым годом, родные мои!..» – послышалось в комнате.
Рождение истории
Автор: Сергей Фастунов
Редактор: Мария Муравлёва
Ночь выдалась беспокойной: кошки решили, что надо выйти на прогулку. Первой в три часа, как обычно, запросилась Кися. Гена спал чутко, и любой посторонний шум в доме выдергивал его из сна быстро и надолго. Пришлось встать и выпустить ночную гуляку.
Через сорок минут начала тихонько мяукать под входной дверью Пятнаша. Гена снова встал. Не желая зажигать свет, хозяин дома в потемках попытался найти кота Крюка. Но обычные места ночевки мужской части кошачьей команды были пустыми. Поэтому пришлось выпустить только кошку Пятнашу, и снова лечь спать.
Крюк решил выйти на улицу через полчаса: сел в коридоре и стал громко жаловаться на закрытую дверь.
– Ген, выпусти дурака, спать мешает. ― Василиса толкнула мужа локтем в бок.
– Да их проще утопить! Весь сон отбили! ― ворчал хозяин дома, шлепая босыми ногами по кафелю пола в коридоре.
Сон Геннадия упорхнул вместе с кошками на улицу. Гена передвинул указатель даты на квартальном календаре. Красный прямоугольник неотвратимо полз по последней неделе уходящего года к цифре 31. Мужчина натянул толстые шерстяные носки, закутался в махровый халат и плюхнулся в кресло перед ноутбуком. Ночь, тишина и тусклое освещение настраивали на творческий лад. Да и задание в очередном писательском марафоне нужно было сдать сегодня до десяти утра по Московскому времени.
Идей никаких не было, совсем.
Гена бесцельно повозил мышку по коврику с картинкой галактики. Потом сходил в комнату дочки Марьюшки, взял плюшевую акулу и вернулся за стол. Вот так, рано утром, когда никто не видит, можно сидеть в обнимку с дочкиной игрушкой. Уткнуться в нее носом, стараясь уловить за пропитавшим все запахом духов тот аромат, которым когда-то пахла маленькая девочка, спящая на его сильных руках. Но мягкая тушка акулы лишь нагнала тоски и печали. Гена с трудом удержался от просмотра старых фотографий. Потом, ведь обязательно захочется позвонить дочке, чтобы услышать ее голос, а у них сейчас минус два часа и глубокая ночь.
– Ну, тогда начну писать список покупок, все равно сегодня ехать в село, ― пробормотал хозяин сам себе и взялся за ручку и лист бумаги. Сосиски, сыр, печенье, йогурты быстро заняли свое место в верхних строчках.
– А, что еще нужно? Новый год же, что-то готовить будем…, ― мужчина посмотрел в сторону спальни. Поднимать Василису в пятом часу ради составления списка покупок совсем не хотелось.
– А ведь идея! ― вдруг на хозяина дома снизошло озарение. Гена отложил в сторону список покупок и начал печатать текст:
«Напоминалочка
Домовой Пыхтыч почесал бороду и осторожно тронул Пятнашу за ухо.
― Тебе чего, хрыч древний? ― кошка даже не стала открывать глаза.
― Ну… это… Новый год и Рождество скоро. Хозяин на ярмарку поедет за подарками и угощениями. Предлагаю про обиды забыть. А то, как в прошлом годе выйдет: опять ерунды всякой привезет и Марьюшка расстроится.
― Марьюшка расстроится, ― передразнила Пятнаша, ― Она, может, совсем не приедет. У нее в городе друзей полный кузовок.
― Приедет, приедет. Я их разговор по компухтеру слышал, ― Пыхтыч опять почесал бороду.
― Что? Опять блох нацеплял? Тебе говорили, не таскайся к Дудариным ― они грязнули.
― Да не-е-е, это я волнуюсь. Мы ведь с тобой последний раз сильно поругались.
― А из-за кого нас опять выставлять на улицу начали? Кто пакетами по ночам шуршит?
― Ну, я ж дырочки заклеивал, чтобы крупа и соль не высыпались…
― Днем заклеивай, хрычина замшелый! А Кися, вон, ушко отморозила.
― Ну ладно тебе. Простите меня. Надо бы списочек составить.
― Списочек составить, ― опять передразнила Пятнаша, ― Крюка будить не будем?
― Толку-то от него? Снова вопить начнет «Пусть „выскаса“ привезет, мне понравилось». Тьфу! И за что его хозяин любит?
― Ласковый он. Ты вспомни, как его гости тискают. Ни я, ни Кися таких мук невыносим, а он терпит, да еще и мурчит.
Пыхтыч расправил на полу листок из тетради в клеточку и достал остро заточенный карандаш из-за пазухи.
― Так, пунхт один: мандарины, три кэгэ.
― Фу! ― Пятнаша сморщила нос.
― А чего фу? Я их люблю. И хозяин тоже.
― Тогда пиши селедку.
― Ага, пунхт два: сельдь жирная большая, две штуки.
― Может, лучше три?
― Не перебарщивай. Марьюшка наверняка и вам гостинцев привезет. И от шубы много чего останется.
― Тогда еще паштету печеночного надо.
― Да, да. Значица, пунхт три: паштет из гусиной печенки, две банки. И пунхт четыре: масло сливочное, один кэгэ. Оно и к паштету хорошо и к картошечке вареной.
― Сметану еще напиши.
― Пунхт пять: сметана пожирнее. Сколько писать-то?
― Ты меня спрашиваешь? Я бы вообще одну сметану кушала.
― Ты бы уже на второй день от сметаны нос стала воротить, если бы только она одна была в миске. Пишу «четыре стаканчика больших». Она и для соуса к шашлыку пойдет, и с творожком утром, и на крэм, если Марьюшка торт затеет.
―
