от него все отворачиваются, он становится изгоем, человеком, лишенным всего. Такому не подадут руки, не пригласят на воскресный ужин, родственники его начнут стыдиться и стараться избегать, работающие на него люди захотят уйти. Здесь же этот действенный механизм не работал. Если обвинить депутата местного созыва в мошенничестве или расхищении государственного добра, все только отреагируют с легкой завистью. На улице с ним поздороваются, с его детьми будет так же, немного завидуя, общаться весь детский коллектив класса, а работники его фирмы вспомнят о подаренных им в детдоме воздушных шариках, о помощи местному кружку ботаников и о том, как он по-хозяйски добр с ними. Тот факт, что он обобрал государство на миллион, а тысячу вернул обратно благотворительностью – всех устроит, другие ведь и того не делают, а этот – да. Так и выходит, что общество фильтрует более хитро́ сделанных вредителей от просто тупых и жадных, после чего начинает хвалить первых. Лишая их социального пренебрежения и изоляции, общественное мнение, само того не ведая, поощряет и продвигает дальше более эффективных моральных уродов и приспособленцев этой системы, укрепляя фундамент структуры. Именно в такой обстановке как нельзя выразительней подтверждалась старая мудрость: народ всегда имеет государство и правителей, которых заслужил своей собственной социальной зрелостью.
Я с тяжестью и полной невозможностью что-либо изменить осознавал эти новые для меня и очень непростые морально истины. Даже вся неординарность и самобытность города не могла скрыть перспектив его дальнейшего упадка, как и всего государства. Часы, проведенные в библиотеке, давали полную и очень яркую картину далеких времен истории, но чем больше она приближалась к современности, тем больший политический оттенок приобретала. Голод и опустошение тех времен, которые в свое время очистили всю восточную часть страны, не тронули здешние места. На тот момент эта часть принадлежала другой империи. Эту, западную, часть пирога получил тот же диктатор немного позже, участвуя в переделе во времена Второй мировой. Но сути это не изменило. Как говорилось ранее, с древних времен эта территория переходила из рук в руки, а люди тех мест всегда мечтали о самостоятельности и свободе как о несбыточной перспективе. А народ города, в котором я находился, так и вовсе по отдельности был эталоном вольнодумия и прогрессивных идей. Каждый тамошний житель выражал любовь и заботу о своем крае, о своей Родине. Проблема заключалась в том, что делалось это каждым по отдельности и только периодически.
Я как-то нашел пару рассекреченных указов времен диктатуры, где говорилось, что для подавления вольнодумия в данном регионе нужно истребить двадцать тысяч студентов. Наверное, это весь пятилетний прирост молодого поколения в регионе, а я о таком факте даже не слышал от местных жителей. Хотя как можно об этом услышать, когда под боком на территории, большей чем моя страна, вымерло почти всё население, и ни слуху ни духу, а тут два десятка тысяч – капля в море. Обо всех подобных вещах, и больших и маленьких, нужно трубить по всему миру, учить этому детей в школе, вкладывать в мозг понимание опасности слепоты общества. Вкладывать в мозг! Чтобы предотвратить появление новых правителей, удобряющих свои земли людскими телами или провоцирующих гражданские войны в местах природных ресурсов. Но мы мирно о том забываем, чтобы безумие повторялось снова и снова.
Так и там. Все записи и факты тех мест говорили про политическую сознательность и активность жителей данного региона. Но как только эти люди группировались в общество, понимание, что их дом – страна, а забор – государственная граница, улетучивалось. Все продолжали быть винтиками механизма, пожирающего ресурс своей же страны, богатство следующих поколений. Это была национальная особенность местного населения.
Будучи ещё дома, я слышал о большой технологической аварии, случившейся в очень развитой стране. И хотя её причиной был природный катаклизм, меня удивила даже сама возможность такого происшествия. Не могло в государстве, опережающем весь мир в прогрессивных технологиях и полной социальной упорядоченности, случиться что-то подобное. Мне тогда захотелось разузнать причину случившегося, и вскоре она была найдена. В заключении комиссии по расследованию говорилось о влиянии национальных особенностей. Недочеты в технологическом процессе были выявлены ранее, на них указывали и предлагали исправить, но люди, понимающие истинную опасность, были по рангу ниже следящих за общей картиной. Их национальная особенность заключалась в строгом подчинении вышестоящему, без попыток что-либо доказывать и обговаривать приказы. Наверное, по этой причине их императорская династия и не прерывалась с древних времен. Только вот в случае с решением вышестоящего руководства не устранять мелкие недочеты – это вылилась в громкую аварию с заражением обширной территории.
* * *
Прошу прощения за длинные монологи и скучные рассуждения, но основной целью моего пребывания на тот момент и выполнения грязной глупой работы было разобраться в людях как сообществе. Влияние фигурки угасало вместе с необходимостью общения. Достаточно было только наблюдать и осмысливать, во что я и погрузился в начале лета. Мне уже давно хотелось вернуться домой, увидеть своих близких, маму, отца. Для завершения полной картины было нужно лишь ощутить макромир, и как только всё меня окружающее перейдет из разряда безумия в разряд логичного – я бы с радостью отправился домой.
Мне уже не терпелось стать Петром. Очень хотелось увидеть семью, попрощаться с Лизой. К тому времени я о встрече с ней думал как о неприятной необходимости закончить наши отношения. А вот желание съездить к Юне, хотя бы для того, чтобы взять контактные данные, периодически просыпалось. Но светлый образ папы-Богданчика и бабушки АА смывал с меня это желание холодным душем.
Сад Христины был приведен в идеальное состояние. К огромному удивлению, мне очень понравилась работа с землей и растениями, она давала какое-то умиротворение. Тяжелый труд хоть и мог упорядочить размышления, но все же был насильственным для организма. Сад же давал всё получаемое при физическом труде, но делал это легко и непринужденно, оставляя внутри спокойствие и приятное послевкусие. Каждый новый день труда с растениями только повышал чувство удовлетворения – как от внешнего вида ухоженных растений, так и от порядка в моей голове. Я даже уговорил хозяев купить несколько новых растений, хоть весенние сроки посадки уже прошли.
– Не знаю, как я смогу это поддерживать в таком порядке, – говорила Христина, – ведь я в садоводстве не специалист, как ты, Филипп.
На что я просто улыбался и разводил руками.
Работы я выбирал только для заработка на скромную жизнь и на редкие походы в кафе с Иваном. Особую страсть вызывали земельные работы, требующие копания ям. Я вначале сам их выискивал, а позже
