принять за норму.
И как только это сделать, все сразу же становилось на свои места. Как тогда на мокром ночном поле внутрь меня спустился истинный хозяин и разогнал мысли «по будкам», так и сейчас сформировалось понимание связи людей как сообщества, которое не может быть пояснено ни обычными словами, ни договорами с печатями. Для избавления от попыток изменить реальность под личные выгоды внутри каждого человека должен формироваться образ общего интереса. Того, который своей добротностью и желанием выйти за рамки корысти начинает преображать окружение. Это как простое желание старого печника сделать вещь, согревающую людей и после его смерти, умноженное на желание каждого похожего на него человека. Такой образ всегда находился возле нас и желал, чтобы мы его осознали. Но двойственность языкового знака, перемешанная с человеческими страстями и желаниями, никогда не позволяла нам обратить на него внимание. Мы всегда пытаемся думать «под себя», говорить «под себя», пренебрегая общей идеей. И это довольно грустно.
Не знаю, когда именно появились во мне эти чувства, но постепенно я стал затихать. Даже не особо разговорчивый Иван обратил внимание, что я становлюсь все молчаливее и задумчивее. Речь переставала быть нужной. Большую часть времени я проводил в саду, в библиотеке или гуляя по городским паркам и старым улочкам. Во мне даже прекратились внутренние диалоги. Изредка прорывался размеренный монолог, больше похожий на разговор старика с отголосками своей памяти, чем на попытку переварить информацию. Я медленно превращался в мальчика-дзен, компенсируя потребность в общении только расспросами Ивана об окружающем меня быте.
* * *
Посещение студенческих библиотек началось со второй недели пребывания в городе. Иван сделал пару моих снимков и через несколько дней принёс студенческие билеты и читательские книжечки, дающие доступ в библиотеки гуманитарного и технического университетов. Мне это обошлось всего в мой двухдневный заработок.
– Смотри только не пытайся по этим студенческим взять билет за полцены в транспорте, а то словят! – деловито предупредил меня он.
– А в библиотеке что, не могут поймать? – удивился я в ответ.
– В библиотеку ни один нормальный человек не пойдет по липовым документам. Только такой тронутый, как ты. А читательские билеты почти настоящие, обошлись мне по коробке конфет библиотекаршам.
– За ненормального спасибо, конечно, – буркнул я под нос.
– Не обижайся, Филипп, я по-доброму. Ты бы лучше со мной в баньку съездил, с девочками познакомился, или прошлись бы по движнякам каким-либо. Здесь город всю ночь дышит полной грудью, а ты сидишь, как задрот, когда не пашешь.
Я поначалу плохо реагировал на прямолинейность Ивана, но в этом был весь он, и за жесткой ушлой сволочью скрывался добряк, гуляка и мот. Позже я с ним часто выходил в новые для меня заведения, в основном для знакомства с местной колоритной кухней и кофейнями, которых здесь оказалось великое множество. По правде говоря, для любителей вкусно поесть и выпить хорошего кофе этот город был просто находкой. Каждое новое заведение, где я побывал, имело свой стиль, а все без исключения блюда – характер, что в сочетании с интерьерами старинных зданий создавало весьма приятную атмосферу.
Иван пару раз пытался меня свести с девицами легкого поведения. Потом попытался познакомить с одной из своих подруг, но, в конце концов, плюнул на это неблагодарное занятие, назвав меня дефективным. А позже только выступал в роли эксперта по особенностям блюд того или иного заведения, не стараясь меня приобщить к своему разгульному образу жизни. Весь свой немалый благодаря деловой хватке заработок он тратил на женщин, выпивку и дорогие мелочи. Его жизненная позиция напоминала танец мотылька-однодневки, что никак не вязалось с его острым умом и умением ладить с людьми. Он прекрасно понимал, как работает эта система, причем понимал скрытые мотивы, логику абсурдных с виду вещей. Что бы я ни спрашивал, его ответы были точны и объясняли необъяснимые для меня ранее вещи, поражая масштабами, с которыми на них нужно смотреть. Обычно наши разговоры проходили после очередного сытного ужина в какой-нибудь новой кафешке, за бокалом свежесваренного пива. Я бы, конечно, предпочел красное сухое вино. Но даже посредственно приличных вин у них почему-то не было. А вот хорошим пивом эти места могли без зазрения совести похвастаться.
– Скажи, а почему так много попрошаек на вокзалах и в переходах? Им что, в вашей стране не платят пособие по безработице?
– Ты, Филипп, наверное, думаешь, что те красавцы по нужде просят деньги?! Наивность из тебя так и прёт.
– Да, а как еще может быть?
– Это целая индустрия заработка больших денег. Нищие – простые чернорабочие, и живут они не в коробках от холодильников, а в нормальных домах, а все их места попрошайничества продуманные и контролируются. Особо ценятся инвалиды и мадонны.
– Мадонны? Это что ещё за ерунда такая?!
– Видел, мамы сидят с грудными детьми?
– Да, встречались.
– Это и есть мадонны. А слышал хоть раз, чтобы ребенок плакал?
– Особо не обращал внимания, но вроде нет.
– Вот именно, Филипп. Эти дамочки даже близко не их мамаши, а дети постоянно героином обколотые. Ребенка хватает на месяц-другой, пока он не умрет, а за это время подыскивают нового грудного ребеночка у какой-нибудь алкашки или наркоманки, и опля, у мадонны опять тихий грудничок.
– А куда же смотрит полиция?! Как такое можно допускать? Ведь это неприемлемо!
– Во-первых, ты и не докажешь, что именно она с ним такое сотворила. Скажет – таким нашла, пытается прокормиться сама и купить ему молока… А во-вторых – вокруг этого бизнеса такие деньги крутятся, что цепляющийся к ней полицейский может исчезнуть в том же направлении, в котором потерялся предыдущий младенец. Да и у полиции свой заработок, они не лезут на чужую территорию.
Такие разъяснения меня вводили в ступор на пару дней, а потом я продолжал расспросы уже о бизнесе полицейских. Меня снова вгоняли в ступор правдивые и до тошноты логичные доводы Ивана, и так по кругу снова и снова. Вы думаете, бывшие в употреблении авто облагались такими дорогими пошлинами из-за желания уменьшить выхлоп? К такому логичному и совершенно не правильному выводу пришел и я тогда, как нормальный человек. А всё оказалось гораздо проще. Даже с учетом значительно завышенной цены, не имея альтернативы, народ все равно начнет совершать покупки востребованного товара и примет это за норму. Оборот на рынке ограничен только покупательской способностью населения, которое выложило бы одинаковую сумму независимо от того, автомобиль дорогой или дешевый. Люди будут покупать машины, на которые у них хватит финансов, а будет ли это достойное авто или развалюха, государству плевать, казна пополнится почти одинаково. Обратной стороной той же медали является система льгот и лазеек, которая
