хмурюсь я.
– Изгонять кого-то за вероотступничество – так себе идея, поскольку в этом случае вера – нечто такое, что можно утратить, – объясняет Нейт. – Если бы отец Джон знал, как переубедить твою маму и вернуть ее в ряды верных Легионеров, он сделал бы это любой ценой.
– Так почему же он не попытался? Из-за того, что она ему наговорила?
– А что она ему наговорила? – хмурит лоб Нейт.
Я молча гляжу на него. До меня доходит: я еще никому не рассказывала о том, чему стала свидетельницей в Большом доме в день Изгнания мамы. По сути, об этом знает лишь горстка людей: Пророк, Центурионы, Белла, Агава, Стар и я. Вот и всё – вот и все. Ну и мама, конечно. Только где она сейчас?
– Она заявила отцу Джону, что никогда не верила в него. Назвала его шарлатаном и стервятником, чья добыча – слабые и отчаявшиеся.
Нейт качает головой и присвистывает.
– Вот это да, – говорит он. – Неудивительно, что он постарался выгнать ее как можно быстрее.
– Он послал Эйнджела смотреть за ней, пока она собирала вещи. Велел проследить, чтобы она ни с кем не общалась.
Нейт строит гримасу.
– Ну еще бы. И это лишь подтверждает мои выводы. С точки зрения отца Джона, твоя мама представляла опасность. Для него было проще избавиться от нее.
– Какую опасность? – не могу уяснить я. – Она всегда держалась тише воды ниже травы.
– Ради тебя, Мунбим.
Что? Я в изумлении смотрю на Нейта.
– Но я не…
– Твоя мама не просто искала способ сбежать из Легиона. По словам отца Джона, в дневнике открыто упоминалось, что она намерена забрать с собой и тебя. А ты невеста Пророка, избранная самим Господом, и, когда придет время, должна стать его женой. Ты хоть представляешь, как бы он выглядел, если бы план твоей мамы увенчался успехом и она сумела вывезти тебя с Базы? Как это повлияло бы на авторитет отца Джона в глазах всех Братьев и Сестер?
– Она же сама хотела, чтобы я вышла за отца Джона, – говорю я. – Сама много раз предлагала ему обратить на меня внимание и радовалась, когда он объявил, что Господь избрал меня будущей женой Пророка. К чему все эти старания, если она планировала забрать меня с собой?
– Не знаю, – качает головой Нейт.
Чушь собачья. Знаешь, просто мне не говоришь.
– Почему я тебе не верю? – интересуюсь я.
– Мунбим, это правда, – отвечает Нейт. – Есть вещи, и немало, которых тебе лучше не знать, но, если бы мне что-то было известно о твоей маме, я бы обязательно сказал. Честное слово.
– Каких это вещей мне лучше не знать? – хмурюсь я.
Нейт молчит и смотрит сквозь сетку забора вдаль, на пустыню.
– Нейт, что ты имел в виду?
Не отрывая взгляда от линии горизонта, он спрашивает:
– Почему отец Джон так боится Внешнего мира?
– Потому что там опасно.
– Кто сказал?
– Отец Джон.
Нейт издает короткий смешок.
– Ну разумеется. А почему там опасно?
– То есть почему он говорит, что там опасно?
– Да.
– Потому что там обитают наши враги.
– Верно, – кивает Нейт. – Те, которые, как мы слыхали, при первой возможности похитят нас, замучают и убьют. Но скажи-ка, Мунбим, ты хоть раз видела каких-нибудь «врагов»? Не считая студентов, что глазеют на нас через забор?
– Нет, не видела. И я понимаю, к чему ты ведешь. Но чисто теоретически если бы они там были, то наверняка бы прятались?
– Возможно. – Нейт берется за проволочную сетку и дергает ее. – Однако, если верить отцу Джону, в арсенале прислужников Змея есть бомбы, танки и вертолеты, распыляющие горючее. Если так, думаешь, этот хлипкий заборчик их остановит?
– Вряд ли.
Нейт без слов пожимает плечами.
– Так что ты хочешь сказать? Что врагов не существует?
– Нет, – мотает он головой. – Я не стану убеждать тебя, что по ту сторону забора все нас обожают и что Внешний мир – это безмятежное райское место. Но отец Джон готовит Легион к битве, которую считает неизбежной, а такие планы имеют свойство самореализовываться.
– Не понимаю, – хмурю брови я.
Долгое мгновение Нейт пристально глядит на меня, потом улыбается.
– Прости, что-то я заболтался. Нам пора назад.
– Да все нормально, – говорю я, потому что не хочу, чтобы Нейт оборвал этот разговор, не хочу возвращаться к Семье; я хочу остаться здесь, где не нужно бояться каждого произнесенного слова и где на меня не смотрят как на дочь еретички.
– Все нормально? – повторяет за мной Нейт. – Не знаю, Мунбим, не знаю. В любом случае мы имеем то, что имеем, поэтому скажу тебе еще одну вещь.
– Давай.
– В подвале Большого дома есть помещение. Дверь в него всегда заперта.
– Комната, где Эймос хранит тренировочные винтовки, – говорю я. – Знаю.
– Там хранятся не только винтовки, но и много, много чего другого.
– Чего?
Нейт не отвечает и лишь смотрит на меня с легким прищуром, словно ждет, что я что-то скажу или сделаю.
– Так чего именно? – не отстаю я. – Говори.
Он медленно качает головой.
– Думаю, на сегодня достаточно.
Во мне вспыхивает злость.
– Не надо так со мной, Нейт. Я не ребенок, и не тебе решать, что для меня достаточно, а что нет.
Его лицо озаряется широкой, искренней улыбкой.
– Я не имел в виду – для тебя. Мне пора возвращаться к работе на грядках. Ты идешь?
Я отвечаю не сразу. Во-первых, хочу побольше узнать о запертой комнате, а во‑вторых, еще не решила, обижаться ли на это его «достаточно», потому что Нейт определенно говорил не о себе. Однако по его лицу я понимаю, что сейчас он и вправду больше ничего не скажет, да и обижаться на Нейта я не могу, ведь вполне вероятно, что он мой единственный друг на всем белом свете.
– Ага, – вздыхаю я.
Нейт кивает, мы идем вдоль забора на север, и я стараюсь шагать с ним в ногу. Он расскажет о комнате в подвале в другой раз, думаю я. Обязательно расскажет. Мы же не расстаемся.
– Я не знал о Нейте, – говорит агент Карлайл. – В смысле, когда ты спросила меня о нем в первый раз. Так что я не обманывал.
– Видимо, придется поверить вам на слово? – улыбаюсь я.
– Надеюсь, у тебя получится.
Я пожимаю плечами. Спрашиваю:
– Так на кого он работал? На ЦРУ, как и вы?
Агент Карлайл качает головой.
– Нет, он был из БАТОВ. Знаешь, что это?
Киваю. Спецслужба из расстрельного списка отца Джона.
– Бюро по контролю
