за алкоголем, табаком, оружием и взрывчаткой.
– Точно, – подтверждает агент Карлайл. – Нейта внедрили в Легион после перехвата посылки в Лаббоке. Об этом знали человек пять, не больше.
– А отец Джон среди них был?
– Досье Нейта засекречено, – говорит агент Карлайл, – но я общался с одним из сотрудников его отдела. Они полагают, что Джон Парсон об этом не догадывался. Рабочая версия такова: он назначил Нейта Центурионом без какой-либо задней мысли, а в шпионаже обвинил, только чтобы не потерять лицо, когда тот отказался от должности. Парсон не дал бы Нейту ночи на размышления, если бы в чем-то подозревал.
– Думаю, они правы, – соглашаюсь я и поджимаю губы.
Агент Карлайл кивает.
– Получается, я его и не знала? Настоящего Нейта? Человек, которого я считала своим другом, оказался фальшивкой.
– Это не так, – качает головой агент Карлайл. – Внедренных агентов учат создавать образ, почти не отличающийся от их собственной личности. Когда ты не притворяешься кем-то другим, то выглядишь гораздо убедительнее. Поэтому человек, с которым ты дружила, был вполне реальным.
– Его на самом деле звали Нейтом Чилдрессом?
– Да.
– Повидаться с ним мне, конечно, не разрешат?
Доктор Эрнандес морщится.
– Мы пока не достигли того этапа…
– Забудьте, – перебиваю я и опять обращаюсь к агенту Карлайлу: – Если снова будете разговаривать с коллегами из отдела Нейта, попросите их поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Передайте, что я ему признательна.
– Договорились, – отвечает агент Карлайл. – Можешь на это рассчитывать.
– Спасибо.
– Как по-твоему, зачем Нейт завел с тобой беседу о врагах Легиона и запертой комнате в подвале? – интересуется доктор Эрнандес.
– Не знаю, – медленно качаю головой я. – Я много думала об этом, особенно после его побега. Мне кажется, это снедало его изнутри, и он просто больше не мог молчать. И еще мне приятно считать себя единственной, кому Нейт доверял настолько, чтобы сказать об этом. Но в целом… не знаю.
– Он сильно рисковал, – замечает агент Карлайл.
Я равнодушно пожимаю плечами.
– Он знал, что я никому не разболтаю. По крайней мере, надеюсь, что знал. Мне ведь тоже грозили бы неприятности.
– Такие же серьезные, как ему?
– Нет. Но нам обоим мало не показалось бы.
– Полагаешь, он доверял тебе, потому что видел твои собственные сложности с верой? – задает вопрос доктор Эрнандес.
– Вполне может быть, – соглашаюсь я. – Но я не знаю, что видел Нейт.
Доктор Эрнандес кивает и делает быструю пометку в блокноте.
– Ты готова продолжать разговор? – спрашивает он. – Если что, можем остановиться.
Качаю головой.
– Я хочу договорить до конца.
– Отлично, – улыбается мне агент Карлайл. – Расскажешь нам, что произошло на следующий день после твоего звонка в Управление шерифа? Семнадцатого числа.
Спокойно, шепчет внутренний голос. Все в порядке. Все будет хорошо. Ничего не бойся.
– В день пожара, – уточняю я.
Мои собеседники кивают. Все будет хорошо.
Я набираю полную грудь воздуха. Открываю глаза. Начинаю рассказ.
Я иду по двору и неожиданно слышу странный звук.
Пока все доедали завтрак в Холле Легионеров, я отправилась к Хани – подбодрить ее, дать знать, что я о ней не забыла, – но не успела я сказать и пары слов, как за моей спиной вырос Эймос. Мрачный, словно туча, он оттащил меня в сторону. Прежде чем его тяжелая рука легла мне на плечо, я успела услышать от Хани: «Привет», и, пускай голос ее был совсем слабым и скрипучим, точно горло изнутри заржавело, я хотя бы знала, что она жива.
– Ты совсем глупая, да? – прошипел Эймос. – Хочешь все усугубить?
Я сбросила его руку со своего плеча.
– Я разговариваю со своей Сестрой. Это не запрещено.
– Твоя Сестра наказана за ересь. Поговоришь с ней после того, как она искупит вину перед Господом, и не раньше.
– И по-твоему, это нормально? – От гнева мое лицо начал заливать жар. – Нормально, да?
– Господь благ, – прорычал Эймос. – А теперь убирайся отсюда ко всем чертям и скажи спасибо, что я не счел нужным доложить о тебе Пророку.
Несколько долгих секунд я смотрела на него, чувствуя, как в висках пульсирует ярость, потом резко развернулась и зашагала прочь, в сторону двора.
Звук, который я слышу, отдаленный и глухой. Грунтовая дорога от главных ворот до шоссе три километра длиной, но при определенном направлении ветра до Базы порой долетает гул далеких моторов. Машин нам не видно, так как дорога петляет меж двух пологих холмов, заслоняющих пейзаж с юга, и я люблю угадывать, кто там проезжает: грохочущие фуры, которые мы провожали взглядами, когда вылазки в Город еще не были под запретом, или желтые школьные автобусы с ребятней, или это едут семьи в легковушках и трейлерах, громко распевающие под музыку из радиоприемника. В первые мгновения мне кажется, что звук издает один из таких авто. Я застываю посреди двора и, напрягая слух, вглядываюсь в даль за воротами. Шум напоминает рокот двигателя, а несколько секунд спустя я понимаю, что он становится громче.
Несколько моих Братьев и Сестер, как и я, останавливаются на полпути. С виду никто особо не озабочен, никто ничего не говорит, но все внимательно слушают. Все. На крыльце Большого дома я замечаю Беллу с ребенком на руках, а рядом с часовней – Джейкоба Рейнольдса: прищурившись, тот смотрит на юг.
Шум неуклонно нарастает, и вот уже земля под ногами начинает вибрировать. Иногда – крайне редко – кто-то из местных подъезжает к главным воротам, чтобы своими глазами увидеть «чокнутых» из Легиона Господня, однако этот звук отличается от тарахтения мотора легкового авто или пикапа. Он мощнее. Гораздо мощнее.
Волоски у меня на коже приподнимаются, в желудке вдруг возникает пустота, как будто я неделю голодала. Мой взгляд прикован к первому повороту на грунтовой дороге, примерно в ста метрах от ворот.
Раннее утро, тепло и безветренно. Кажется, будто все встало на паузу, будто целому миру велено взять десятиминутный перерыв. А потом из-за поворота появляется нечто огромное и черное, и все одновременно начинают куда-то бежать и кричать.
Эта штука очень похожа на танки, которые я видела по телевизору до Чистки, когда нам еще разрешали смотреть фильмы: шесть гигантских колес, и на них прямоугольная металлическая коробка с торчащим спереди длинным дулом и круглой башенкой наверху. Махина медленно ползет по грунтовке, ревя двигателем и изрыгая дым, и ее громыхающее приближение вызывает жуткое ощущение неминуемой беды. Джейкоб торопливо ковыляет по двору и орет во всю глотку; народ бежит врассыпную. Парадная дверь Большого дома распахивается, на крыльцо
