- У тебя, Альдонса, есть друг, не правда ли? Ведь я угадала верно?
Багряно краснея, улыбнулась Альдонса, и еле слышно шепнула: Да, есть.
- Кто же он, твой друг? - ласково спрашивала Ортруда.
- Не знаю,- сказала Альдонса.
Напряжённо знойным оставался румянец её смуглых щек. Но всё так же радостна была её улыбка. Ах, счастливы глупые!
- Как же ты этого не знаешь? - спросила Ортруда, дивясь.
И подумала вдруг: "Почему-нибудь скрывает. Глупая!" Альдонса рассказывала:
- Ко мне приезжает иногда верхом на вороном коне прекрасный сеньор. О, как он меня любит! Как любит! Как ласкает!
И почти шопотом, с трепещущею в голосе страстностью:
- Он зовёт меня своею Дульцинеею.
Ортруда багряно вспыхнула.
Как! Почему это имя? такое знакомое ей! из милых слышанное уст!
Ортруда вспомнила, что в последнее время Танкред несколько раз называл её своею Дульцинеею. А себя сравнивал с Дон-Кихотом,- особенно в тe минуты, когда развивал перед нею грандиозные планы колониальной политики.
Но почему же и эту девушку её возлюбленный зовёт сладким именем Дульцинеи, прекрас-нейшей из дам?
Ах, да, это потому, конечно, что и она тоже Альдонса, как героиня бессмертного Сервантесова романа,- крестьянская девица Альдонса. Какое забавное совпадение! Но что она говорит, глупая Альдонса! Какими чертами описывает его наружность!
- Он высокий и стройный, такой высокий, каких я никогда не видела. Волосы его светлы, как золото, и глаза его ласковы и сини, как небеса небес.
- Как же его зовут, твоего друга? - тоскливо спросила Ортруда.
Нахмурила брови. Альдонса робко ответила:
- Он не говорит мне своего имени.
- Отчего? - спросила Ортруда.
- Он не может ещё открыться. Надо верить ему, и ждать.
- Но неужели ты ничего не знаешь о нём? Из какой он семьи? Где живёт? Что делает?
Простодушно улыбаясь, ответила Альдонса:
- Правда, я ничего о нём не знаю.
И видно было, что она ничего не скрывает.
Ортруда говорила:
- А разве ты не спрашиваешь? Как же ты не допыталась у него? Он, может быть, бандит.
- О, нет,- с живостью возразила Альдонса,- он - знатный сеньор. Это по всему видно. Но имени своего он не говорит.
Афра сказала холодно:
- Упросили бы.
- О, зачем же! - возразила Альдонса.- Я и так ему верю,- ведь я же его люблю. Он сам скажет, когда придёт время. Сначала я приставала к нему, но он очень сердился. И теперь я даже боюсь его спрашивать.
"Какой-нибудь авантюрист!" - подумала Ортруда.
Её Танкред никогда на неё не сердился.
Афра стояла у окна, спиною к свету, хмурая. Спросила:
- А вы как думаете, кто он?
- Я думаю,- сказала Альдонса,- что он - иностранец, русский революционер, которого ищет полиция. Но скоро там будут у власти социалисты, и тогда мой милый сможет открыть своё имя.
- Вам он и теперь мог бы его открыть,- сказала Афра.
- Нет,- возразила Альдонса,- мы, женщины, так болтливы. И я могла бы проболтаться. И дошло бы до тех, от кого он скрывается.
Ортруда весело смеялась. Глупая девочка, полюбила какого-то беглеца!
Знойно-смуглое лицо Афры было строго, и гордые губы её не улыбались. Она догадалась, что возлюбленный Альдонсы - Танкред. Сердце её болело от жалости к Ортруде. Все в Пальме знают о любовных похождениях Танкреда. С кем он только не сходился! Не знает ничего только одна доверчивая Ортруда.
- Вот его подарок,- с восторгом говорила Альдонса.- Он недавно был у меня, и оставил мне это. Скоро он опять придёт.
Ортруда рассматривала золотую брошь. Что-то смутно припоминалось ей. Вспомнила. Видела на днях на столе у Танкреда футляр с брошью, такою же, как эта. Держала её в руках. Подумала тогда спокойно, что это приготовленный подарок для дочери или жены кого-нибудь из слуг Танкреда, по случаю какого-нибудь их семейного праздника. Даже и не спросила тогда,забыла, и не было интересно. А теперь в душе ревнивое подозрение,- чего раньше никогда не бывало.
Ортруда всмотрелась в брошь, сделанную медальоном, нашла глазами пружину,- открыть бы! По влюблённым и испуганным глазам Альдонсы догадалась Ортруда, что там портрет её милого. Стоит только нажать пружину,- только взглянуть, он или не он.
Вдруг она отстранила брошь. Нет, ей, королеве, неприлично так узнавать чужие тайны.
- Он ласков с тобою, Альдонса? - спросила она.
- О! - воскликнула Альдонса,- если бы вы видели, как он меня ласкает! Как он добр ко мне! Правда, иногда он меня дразнит до слёз. А потом утешит.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Ортруда вернулась домой, в старый королевский замок, задумчивая и опечаленная. Хотелось ей хоть ненадолго остаться одной,- и не удалось. Хотелось спросить о чём-то принца Танкреда. Но как спросить?
Наконец она рассказала ему о своей встрече с Альдонсою Жорис. Танкред слушал её с любезною внимательностью, как всегда,- смотрел спокойно,улыбался весело,- шутил над таинственным женихом простодушной Альдонсы. Синие глаза его были так ясны, вся его высокая и стройная, хотя уже начинающая немного полнеть фигура дышала такою спокойною уверенностью, и голос его был так обычно ровен и ласков, что тёмные, ревнивые подозрения Ортруды растаяли понемногу лёгкими облачками под лживыми улыбками высокого, надменно торжествующего Дракона. И как же иначе могло быть? Кто любит, тот верит вопреки всему до конца.
В тихий час обычной послеобеденной беседы принц Танкред опять принялся развивать перед Ортрудою свои великолепные планы, свои дерзкие замыслы. Уже не первый раз он говорил с нею об этом, каждый раз с новыми подробностями, с новыми аргументами.
Влюблённая Ортруда слушала его хитропостроенные речи. Порою казалось ей, что доказате-льства его неотразимо-убедительны, и что мысли Танкреда совершенно совпадают с её собстве-нными мыслями. Порою просыпалась в ней опять благоразумная осторожность конституцион-ной государыни, и шептала ей, что рискованные предприятия, к которым так настойчиво склонял её Танкред, могут привести небольшое и несильное государство Островов к чувствите-льным поражениям и потерям, к внутренней смуте и даже к совершенной погибели. Тогда вдруг просыпалась в ней наследственная гордость, и душа её горела негодованием и стыдом при мысли о том, что её государство превратится в испанскую или итальянскую провинцию, что из её старого замка сделают музей для хранения древностей, статуй и картин, и что ей самой придётся доживать свой век в холодном, сером, шумном, буржуазном Париже, скучая по лазури волн и небес, по знойно-томительным благоуханиям, по роскошно-звёздным тьмам, по яростным блистаниям молний в её милой Пальме.
Она сказала Танкреду:
- Твои планы очаровательны, милый Танкред, но мои Острова так бедны и слабы! К чему нам гнаться за великими державами, и заводить большой флот? Для нас это, право, совсем лишняя роскошь.
Танкред воскликнул так страстно, что синие глаза его потемнели:
- О, ты спрашиваешь, зачем нам большой флот! Я знаю зачем! Будь у нас большой флот, я создал бы для тебя, Ортруда, могучую касту твоих рыцарей и воинов, я завоевал бы тебе Корсику и половину Африки, мечом или золотом я приобрел бы для тебя, Ортруда, все латинские республики в южной и средней Америке, я освободил бы Рим, вечный Рим, и в соборе святого Петра папа возложил бы на твою голову, на твои смоляно-чёрные кудри прекраснейшую из земных корон, венец вечной Римской империи. Под твоею державою я объединил бы все латинские страны Старого и Нового света. Пусть тогда мужики во фраках и в цилиндрах, захватившие власть на берегах угрюмой Сены, продолжали бы именовать своё чиновническое государство республикою,- общий восторг латинских рас, возрождённых к новой славной жизни, заставил бы их чеканить на золоте их монет твой профиль и твоё сладкое и надменное имя, Ортруда Первая, императрица вечного Рима. И были бы столицами твоими, Ортруда, Рим, Париж, Мадрид, Рио-Жанейра и наша Пальма. О, я знаю, зачем нам, таким же островитянам, как англичане и японцы, нужен сильный флот!
Ортруда недоверчиво покачала головою.
- Англия, Япония,- сказала она,- великаны сравнительно с нами. И своего великодержавного положения они достигли только очень медленно. Танкред возразил:
- Потому мы и должны вступить в союз с Англией. С её помощью мы достигнем многого. И скоро. На что прежде нужны были века, то теперь в наш торопливый и предприимчивый век достигается годами напряжённого труда.
- Англии не нужен наш союз,- сказала Ортруда.
- Чтобы Англия имела основание ценить наш союз,- возразил Танкред,- мы опять-таки должны иметь могущественный флот.
- И воевать? - спросила Ортруда укоризненно.
- Да, если понадобится,- отвечал Танкред, улыбаясь.
По его слегка при этом покрасневшему лицу и радостно заблестевшим глазам было видно, что думать о войне для него приятно.
- Воевать! - повторила Ортруда.- Зачем? Как это странно! О, милый Танкред, наш дворец стоит слишком близко к морю, и я боюсь, что снаряды с неприятельских броненосцев разрушат его древние стены и башни.
