Теперь я понимаю это. Как же тяжело приходится другим, тем, кому порою все же приходится объясняться. Объясняться так, чтобы не разбить эту хрупкую оболочку веры, которой живые окружают себя. Тем, кому приходиться мириться с этим, так же как и мне, потому что мы слишком слабы, дабы закончить Путь. Я не странник, не мыслитель, и даже не свидетель бытия. Я старая, покрывшаяся пылью книга, которую уже никогда не откроют, так как все люди давно погибли. Когда-нибудь это случится. Человечество вымрет как вид. И на полках старинных библиотек, будут лежать тысячи книг, таящие столько Жизни, но не способные сопротивляться силе времени. Обреченные исчезнуть. Поблекнуть и пропасть навсегда.
Мир как иллюзия. Мир как тюрьма. Ни выхода, ни спасения.
Февральский мороз румянит мои щеки. Вокруг лежат сугробы. Свежевыпавший снег приятно хрустит под моими ногами. Он держит меня за руку и ведет куда-то. Мы спешно проходим между арками жилых домов. Моя рука в перчатке, но я все равно чувствую тепло, что исходит от его руки. Так здорово. Я не знаю, куда мы идем, да мне и все равно. Он лишь сказал, что мне это очень понравится. Маленький мальчик, что говорит так по-взрослому.
Мы заходим, во дворик очередного дома. Мы ушли довольно далеко от нашего дома. Так далеко ходить я всегда боялась, но сейчас мне не страшно. Он держит мою руку, и уверенно идет вперед. По небольшой лестнице мы спускаемся в подвал. Перед темным проемом я останавливаюсь. Не могу войти. Вспоминаю, как меня закрыли в темном таком же подвале нашего дома. Темном и сыром. Как дети держали дверь, не давая выйти, и говорили, что монстр, живущий там, выйдет пообедать мной. Смеются. Поэтому сейчас я переживаю часть тех эмоций и даже его присутствие не может мне помочь. Кажется, он это понимает. Немного замешкавшись, он проходит вперед. Я слышу его шаги внутри. Беспокойство наполняет меня. С ним не может случиться ничего плохого. Я уверена в этом. Но, все же я боюсь. Вдруг грядет беда, а я не найду сил помочь ему. Да и что я могу сделать? Мне не хватит смелости даже убежать. Так и буду стоять здесь в оцепенении.
Появляется свет. Через несколько мгновений он снова рядом. Берет меня за руку, ведет внутрь, говорит не бояться. Я не боюсь. Уже нет.
Низкие потолки, вечная сырость и промозглость. Под ногами порою хлюпает вода. Мы проходим несколько небольших коридорчиков. Вокруг проходят трубы канализации и отопления. Порою, по ним с шумом протекает вода. Тусклый свет заставляет наши тени причудливо плясать на каменных стенах, когда мы проходим мимо. В этом есть что-то таинственное, первобытное. Будто тени первобытных людей, собравшихся в кружок вокруг костра, разожжённого в центре пещеры. Что-то единящее их всех. Сближающее. Позволяющее почувствовать себя частью чего-то большего. Чего-то настоящего и вечного.
В самом конце, под большой трубой, от которой веет теплом, и ждет нас наша цель. То, что он так хотел мне показать. В свертках каких-то одежд, свернувшись калачиком, лежит кошка. Вокруг неё маленькими комочками шерсти, греются пять котят. Маленьких, ещё не открывших глаза. Беспомощно тыкающихся мордочками в мамино брюшко. Она заметила нас. Настороженно подняла голову. Всматривается. Встретившись с нею глазами, мне показалось, что она тщательно изучает нас, пытаясь понять, можем ли мы представлять угрозу для её детей. Кажется, она успокоилась. По крайней мере, я так думаю. Взгляд её стал снисходительным, словно она поняла, что мы действительно всего лишь дети, пришедшие сюда из любопытства, что в нас нет злых намерений.
Дима достал из куртки пакетик молока, и начал наливать его в мисочку, лежавшую рядом. Так вот что топорщило карман его куртки, и на мой немой вопрос, он лишь сказал, что я всё увижу.
–Папа не разрешил забрать их себе, но я хотя бы буду её подкармливать. Ей сейчас нужно очень много кушать. Детки будут забирать у неё много сил, и я думаю, ей будет тяжело кормиться. Так что, я ей помогу. Вот.
Конечно. Он всегда всем помогает. Любой может рассчитывать на его помощь. Его ждет большое будущее, и яркая жизнь, полная впечатлений. Он станет маяком, что будет светить людям. Тем, что не смогут зажечь свой огонь. Он сможет вести и направлять. Не указывать. Помогать. И ничего не требовать взамен.
Внезапно, во мне появляется чувство отчужденности. Я лишняя здесь. Только обуза. В его желании показать мне котят, гнездится нечто большее. Он хочет разбудить во мне свет. Но внутри меня нечему светить. И я это знаю. Но он не хочет в это верить. И не поверит никогда. Слезы начинают скатываться по моим щекам. Как стыдно. Так хочется остановиться, но я не могу. Я чувствую, что пользуюсь им. Отнимаю, ту самую драгоценную энергию внутри него, что способна создавать целые города, и лечить жуткие болезни, на себя. Только для того чтобы просто жить. Не передавать её дальше, не созидать, а просто существовать. От меня не будет проку в этой жизни.
Он удивленно смотрит на меня. Ему непонятны мои чувства. Думаю, что и мне они непонятны. По крайней мере, в тот момент я не смогла бы их объяснить. Но ему и не нужны были объяснения. Он обнимает меня. Говорит, что всё будет хорошо. И я ему верю. Он берет маленького черного котенка, и я вижу, как кошка напряжена. Не изменилась ни её поза, ни её взгляд. Но каждый её мускул натянут, как струна. Она готова сделать всё, чтобы защитить своё дитя, если это потребуется.
Я снимаю перчатки, и Дима кладет крохотное тельце на мои ладони. От него веет теплом. Оно расходится с моих рук по всему телу. Маленькое, беззащитное создание, и мне так страшно неловким движением руки, сделать ему больно. Я начинаю тише дышать. Всё вокруг растворяется. Нет ни подвала, ни звука капель с потолка, ни мерзкого запаха плесени, вечно обитающего в подвалах. Крохотное существо способно на миг перенести тебя туда, где нет места плохому. Я больше не плачу. Моя улыбка перерастает в смех. Звонкий, беззаботный. Я будто впервые слышу его, а может так оно и есть.
Но вот котенок начинает жалобно поскуливать, и я отдаю его Диме. Он аккуратно кладет его обратно, тут же расслабляется мать. Она снова спокойна и лишь с любопытством наблюдает за нами. К молоку она таки и не притронулась. Скорее всего, ждет, когда мы уйдем, чтобы спокойно
