наших прежних ролях научного руководителя и его подопечной. Удовлетворившись ответом, мой друг улыбнулся и заявил, что нам следует действовать, как подобает ученым, не отбрасывая ни одной детали, ведь в этом деле важно все, даже то, что на первый взгляд кажется банальным.
— Писатель — важная отправная точка, но нам не хватает данных, — заявил он.
Как-то неожиданно его комната превратилась в нашу университетскую кафедру математики. Я встала, сказав, что нужно начать с нуля, и, меряя шагами комнату, начала излагать все, что мне известно о Леонардо. Внешность, манера одеваться, то немногое, что рассказал о нем Анхель. Однако важнее всего оказалось то, что я знала, где искать Леонардо. На вечеринке, пока Анхель и Барбара увлеченно спорили о путях развития итальянского кинематографа, Леонардо подошел ко мне поболтать. И упомянул, что работает в отделе кадров некоего учреждения в Старой Гаване, рядом с собором. Работа эта, по его словам, была не бог весть что, бюрократическая скучища, но она позволяла ему писать. Вот тогда-то он и обронил, что я всегда могу зайти, если вдруг окажусь поблизости. Что может быть более естественным с моей стороны, чем зайти поздороваться?
— Что скажешь? — спросила я Эвклида.
Он улыбнулся и заявил, что я всегда была его лучшей студенткой. Он и сам не прочь познакомиться с писателем, но у него нет для этого ни малейшего предлога. А моя встреча с Леонардо уже сервирована на блюдечке с голубой каемочкой.
После этого Эвклид развил тему. Я должна отправиться к Леонардо и постараться вывести разговор на Меуччи.
— Уверен, что ни один писатель не откажется поговорить о своей работе, — сказал он, усмехнувшись.
Мне следует завязать с Леонардо дружбу — постепенно, без спешки, так, чтобы в дальнейшем Эвклид тоже мог свести с ним знакомство, причем самым естественным образом, через общих друзей.
— Даже если он знает о документе, просто так, с бухты-бархты, он об этом не скажет. Хулия, нам следует запастись терпением.
Эвклид притягивал меня как магнит. Вдруг я увидела его, излагающего нашу стратегию, другими глазами: как будто он решал одно из тех дифференциальных уравнений, от которых в университете у нас закипали мозги. Нам следовало быть очень осторожными и не довольствоваться исключительно тем, что мог бы поведать нам Леонардо, но и попытаться выяснить, не скрывает ли он чего.
— Но это уже я смогу взять на себя чуть позже, — подытожил он. — А сейчас постарайся расположить его к себе, завоевать его доверие, что, я полагаю, ни малейшего труда для тебя не составит. — Тут Эвклид взглянул на меня с той улыбочкой, которая, признаюсь, перенесла меня на годы назад, прямиком на кафедру математики, где куда более молодой Эвклид улыбался вот так, расстегивая мне блузку.
— Труда не составит, профессор, — сказала я. И мы рассмеялись.
Отлично. Мы с Эвклидом заключили договор. Леонардо только что превратился в задачу, в тот самый лимон, сок из которого мы должны выжать до единой капли. Интересно, как бывает порой, когда обстоятельства видятся тебе в высшей степени хреновыми, внезапно возникнет крохотная деталька, меняющая все. Могу утверждать, что это связано с отсутствием или наличием поставленных целей. Отсутствие цели в жизни может сокрушить душу, а когда душа в руинах, тело долго не продержится. И тогда ты просто умираешь, распадаешься на мелкие части, исчезаешь. Я всегда боялась отсутствия цели. Однако в тот момент у меня их оказалось сразу две. С одной стороны, Анхель, а с другой — Меуччи. Понимаешь?
Когда поставлена конкретная задача, все остальные проблемы становятся бесконечно малыми. Моя работа в техникуме по-прежнему была мне неинтересна, но я перестала переживать по этому поводу. Ситуация в стране оставалась катастрофической, но меня не заботило. Отсутствие продуктов, отключение электричества стали неважны, ведь передо мной стояли конкретные цели. Блез Паскаль сказал как-то, что последнее, что человек понимает, — с чего же ему начать. Тем не менее единственным, что нам с Эвклидом было кристально ясно, так это откуда нам следует начать. Пифагор утверждал, что начало — половина дела. Если это так, то мы прошли уже добрый кусок пути. Началом был Леонардо.
Я отправилась к нему на той же неделе, а именно в тот день, когда занятия в техникуме у меня закончились довольно рано, а свидания с Анхелем в планах не стояло. Леонардо, увидев меня в дверях своего учреждения, не мог скрыть удивления. Я сказала, что оказалась в этих краях по делам, что мне нужно было зайти в министерство образования, но понадобилось кое-куда позвонить и тогда я вспомнила, что он где-то поблизости работает.
— Не вопрос, заходи. — Он проводил меня в свой кабинет, и там я действительно сделала пару звонков, на совершенно случайные номера, а потом горестно вздохнула: хлопоты оказались напрасными.
Было почти пять часов вечера, и застать в это время кого-то на рабочем месте — дело практически безнадежное.
— Это не день, а какая-то катастрофа, — сказала я. — Все идет вкривь и вкось, к тому же я валюсь с ног от усталости.
Может, он знает, где тут поблизости можно выпить чашечку кофе? Леонардо знал одно местечко: кафешка не то чтобы супер, но, если я не спешу и согласна его подождать, мы сможем выпить кофе вместе.
— Да, с делами на сегодня покончено, — сказала я, уселась возле его стола и стала ждать конца рабочего дня.
Именно тогда он спросил меня об Анхеле.
Было вполне естественно, что он задал этот вопрос, ведь познакомились мы с ним именно благодаря Анхелю, но, откровенно говоря, вопрос застал меня врасплох: о чем бы я в этот момент ни думала, но уж точно не о своей любви. Поэтому, прежде чем ответить, я секунду поколебалась:
— С ним все в порядке, но в последние дни я его не видела.
Леонардо в ответ сообщил, что сам он тоже не видел его с того вечера в ресторане, однако хорошо бы созвониться — Анхель ему нравится.
— А Барбара? — поинтересовалась я, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Все в порядке, но в последние дни я ее тоже не видел, — ответил он.
Пробило пять, мы вышли, Леонардо взял с паркинга свой велосипед, и мы отправились пешком в то самое местечко. Он купил мне кофе и, поскольку я никуда не торопилась, предложил пойти посидеть на Пласа-де-Армас — подышать свежим воздухом и поболтать.
Леонардо не из тех, из кого нужно клещами вытягивать слова, скорее, эти слова всегда теснятся у него во рту как в прихожей, готовые выскользнуть в малейшую щель.
