баксов, ты не продержишься до трех — выкинешь свои печеньки раньше.
Кейт смотрит на часы. 2:50.
— Спорим.
— Что ты ела на обед? — Он лукаво улыбается. — Или мне догадаться по цвету?
— Ты отвратителен, — заявляет Кейт, но улыбка ее широка, как море.
Тейлор кладет руку ей на плечо. Она наклоняет к ней голову.
Когда Брайан впервые прикоснулся ко мне, он спас мне жизнь. В Провиденсе разразился страшный ливень, из-за северо-восточного ветра поднялась вода, и парковка у здания суда оказалась полностью под водой. Я тогда была на административной работе, нас эвакуировали. Отделение Брайана дежурило. Я вышла на каменные ступени здания суда и увидела залитые водой машины, плывущие сумочки и даже испуганную собаку, которая отчаянно гребла лапами. Пока я подшивала в папки бумаги, знакомый мне мир погружался под воду.
— Нужна помощь? — спросил одетый по полной форме Брайан и протянул мне руку.
Пока мы переправлялись на более высокое место, дождь лупил меня по лицу и по спине. Я удивлялась, неужели во время потопа можно испытывать чувство, будто тебя сжигают заживо.
— А ты сколько времени можешь продержаться, прежде чем тебя начнет рвать? — спрашивает Кейт у Тейлора.
— Два дня.
— Иди ты!
Медсестра смотрит на них, оторвавшись от своих бумаг.
— Правда, — подтверждает она. — Я видела это собственными глазами.
— Я же говорил тебе, в этом мне нет равных, — улыбается Тэйлор и смотрит на часы — 2:57.
— Тебе что, больше некуда идти? — интересуется Кейт.
— Пытаешься увильнуть от пари?
— Пытаюсь спасти тебя. Хотя… — Не успев завершить фразу, Кейт зеленеет.
Мы с медсестрой вскакиваем, но Тейлор приходит на помощь первым. Он подставляет рвотный тазик, а когда Кейт начинает выворачивать, медленными кругами гладит ее по спине.
— Это ничего, — утешительно шепчет Тейлор у нее над виском.
Мы с медсестрой переглядываемся.
— Похоже, она в хороших руках, — говорит медсестра и уходит к другим пациентам.
Когда приступ тошноты у Кейт заканчивается, Тейлор отставляет в сторону тазик и вытирает ей рот бумажной салфеткой. Кейт смотрит на него, покрасневшая, со сверкающими глазами, из носа капает, и тихо говорит:
— Прости.
— За что? — удивляется Тейлор. — Завтра это могу быть я.
Интересно, все матери чувствуют себя так в моменты, когда понимают, что их дочери взрослеют? Я не могу поверить, что ее выстиранное белье, которое когда-то складывала, было кукольного размера, и все еще вижу свою малышку крутящей ленивые пируэты на бортике песочницы. Не вчера ли ее рука была размером с найденный на пляже песчаный доллар — плоского морского ежа? Та самая, что сейчас держится за руку юноши. Не она ли еще совсем недавно дергала меня, чтобы я остановилась и полюбовалась паутиной, стручком молочая или любым другим явлением, ради которого стоит замереть на месте? Время — это оптическая иллюзия; она никогда не бывает незыблемой или четкой, как мы думаем.
Вы, наверное, считаете, что, учитывая все обстоятельства, я предвидела такую ситуацию. Но, глядя на Кейт, которая не отрывает глаз от этого мальчика, я понимаю, что мне еще много чему нужно научиться.
— Я такая нелепая партнерша для свидания, — тихо говорит Кейт.
— Картошка фри. — Тейлор улыбается ей. — На ланч.
Кейт ударяет его по плечу:
— Ты отвратителен.
Он приподнимает бровь:
— Ты проиграла спор, не забыла?
— Кажется, я оставила дома свой доверительный фонд.
Тейлор демонстративно рассматривает ее:
— Ладно, я знаю, что ты можешь дать мне взамен.
— Сексуальные услуги? — спрашивает Кейт, забывая, что я рядом.
— Круто! Я даже не знаю. — Тейлор хихикает. — Может, спросим у твоей мамы?
Кейт заливается краской.
— Упс!
— Продолжай в том же духе, и твое следующее свидание состоится во время спинномозговой пункции, — предупреждаю я.
— Ты знаешь, что в больнице устраивают танцы? — Тейлор вдруг начинает нервничать; колени у него так и подскакивают. — Для больных детей. Там будут и врачи, и медсестры — на всякий случай. Танцы проводят в одном из больничных конференц-залов, но в целом это похоже на вечер в школе. Ну, сама знаешь — не ахти какие музыканты, уродливые смокинги, пунш, приправленный тромбоцитами. — Он сглатывает. — Последнее — шутка. В прошлом году я ходил один, и было довольно скучно, но я подумал, раз ты пациентка и я пациент, то в этом году мы могли бы, ну… это… пойти вместе?
Кейт размышляет, принять ли предложение, с таким апломбом, о существовании которого у нее я даже не подозревала.
— Когда они?
— В субботу.
— Похоже, я не собираюсь до этого дня сыграть в ящик. — Она лучисто улыбается ему. — Я пойду с удовольствием.
— Отлично, — говорит очень довольный Тейлор. — Просто здорово!
Он тянется за новым тазиком, избегая прикосновений к трубке капельницы, которая змеится между ними. Я беспокоюсь, не разыгралось ли у моей дочери сердце? Вдруг это повлияет на ход лечения? Не станет ли ей, рано или поздно, хуже от всех этих волнений?
Тэйлор обхватывает Кейт одной рукой, и они вместе ждут, что будет дальше.
— Слишком низкий вырез, — замечаю я, когда Кейт прикладывает к себе желтое платье.
Сидящая на полу бутика Анна тоже высказывает свое мнение:
— Ты будешь похожа на банан.
Мы уже несколько часов провели в магазинах в поисках наряда для вечеринки. У Кейт всего два дня на подготовку к танцам, и это превратилось в одержимость: что она наденет? какой сделает макияж? сыграют ли музыканты что-нибудь хотя бы отдаленно приличное? Волосы, разумеется, не проблема. После химии они опять все выпали. Парики Кейт ненавидит — говорит, от них ощущение, будто по черепу бегают жучки, а идти с лысой головой она стесняется. Сегодня наматывала на себя шарф из батика, как гордая бледнолицая африканская королева.
Реальность, связанная с этим выходом в свет, противоречит фантазиям Кейт. Платья, которые девушки обычно надевают на вечеринки с танцами, обнажают живот или плечи, а у Кейт кожа на этих местах загрубела, иссечена следами от разных болячек. Такие платья облегают фигуру в ненужных местах. Они скроены, чтобы демонстрировать здоровое, крепкое тело, а не скрывать его отсутствие.
Продавщица, которая вьется вокруг нас, как муха, забирает у Кейт платье и недовольно бурчит:
— Вообще-то, оно довольно скромное. Закрывает бóльшую часть ложбинки.
— А это оно закроет? — рявкает Кейт, расстегивает пуговицы на своей крестьянской рубашке и показывает недавно вернувшиеся на свои места и торчащие из центра груди трубки катетера Хикмана.
Продавщица разевает рот прежде, чем успевает сообразить, что этого делать не следует.
— Ох, — тихо выдыхает она.
— Кейт! — укоризненно говорю я.
Она качает головой:
— Пойдемте отсюда.
Как только мы оказываемся на улице напротив бутика, я набрасываюсь на нее:
— Ты злишься, но это еще не
