с тобой.
Не надо. Не смотри на неё.
– Я с тобой, Саша!
Простынь серая, стыдно.
– Ты мне родным уже стал.
Зачем она так? Я либо разревусь, либо…
Он повернулся. Она не убрала руку.
– Слышишь. Я с тобой.
Он наклонился и поцеловал её. И медленно повалил на захламлённую....
Сначала – шея. Всегда – шея. В губы, и тут же – в шею – полураскрытым мягким. Скользил вдоль. Выше – до мочки, горячим дыханием в ухо. Его правая на мою левую, большой палец на самой груди, левая – от лопаток вниз, вниз, вниз, сжать, на миг отстраниться, разлепиться. Сбросить вверх, бретельки, тайну застёжки одной рукой, рот, шея, грудь, живот, ниже, дразнил, замирала, ждала. Всплеск. Всегда чуть-чуть по-другому, всегда чуть-чуть по-своему. Не плохо, по-другому. Пальцами – бережнее обычного, мозоли от струн, боясь поцарапать. Не-а. После – во весь рост, над. Улыбалась, смелее, пальцы сокровище, скользит, бёдра, лопатки, одну руку под, другую под, сжать затылок. Смеялась, вела. Шёл следом, внимательно. Всегда – чуть по-другому, чуть не так. Замирала. Замирал. Хорошо, так. Не давала знать. Делал по-своему. Не давала знать. Делал. Сомневался, терялся, искал. Переворачивал, губы, лопатки, шлепок. Нет! Замирал, делал, искал. Не-а. Пальцы – сокровище, на груди, дальше до шеи, рот. Рывок, поворот, икры, плечи. Сомневался, искал, подстраивался, гадал. Смеялась, ждала. Не помогала. Почти злился, давай сверху, пальцы, не-а, сама, живот, живот, большими – на самой груди, на шею, предано снизу, выжидал, искал. Губы, запястье. Пальцы – лицо. Бёдра, рука, ждал, помогал, пробовал, искал, тискал, искал, подстраивался. Не-а… Рывок за рывком, мокрая спина, хриплое дыхание, бежала. Гнался. Следом. Гонка, дождь. Колени, икры, лодыжки, складки, пальцы, колени, губы вдоль. Гнался. Искал, закрывался, помогал, терялся сам. Хотел по-другому, не-а, не давала, по-своему, замирала, терялся, шёл следом. Переворот, снова, поворот, снова, почти, не-а, почти, не-а, гнался, находил, падал, не-а, почти, почти, палец, нет! да. Всплеск. Всплеск. Никогда не мог догнать. Всплеск и всё. Солёное. Не успевал. Сам – после. Со мной – не-а. Пару раз. Никогда. Всегда – не так. Всегда – по-другому. Закрывался, уходил, падал, и только – после. Всегда после. Отпадал, откидывался, бледные веки. Раздельно. Раздельно.
Сашу всегда изумляло, насколько они совпадают телесно. Ещё в первый раз, когда обнялись при второй или третьей встрече – почувствовал её тело своим, изгиб к изгибу. Они так легко соединились, две детальки, или река в океан, или идеально настроенная струна под пальцем, или рука в перчатку, но, если бы оба были и рукой, и перчаткой. Она была одновременно и тугая, и мягкая, живой поток, и он понимал, что эта схожесть, совпадение тел не гарантирует ничего. У него была когда-то одногруппница, с которой он совпадал так же – от идеальной температуры руки, до объятий, не понять, где конец, где начало. Но одногруппница эта была ехидной, насмешливой, всегда желающей зацепить за мужское самолюбие – они только целовались один раз на каком-то пьяном курсе. Он примерно так совпадал с Катенькой, не так сильно, но совпадал, а в остальном расходились – от профессии до плейлиста.
Но когда поцеловал, вновь поразился, как всё было легко и послушно, и как легко упали на серую простынь, и шелест одежды, и тело, которое, казалось, должно было быть совершенным, на вид оказалось самым обычным, но наощупь – взаимно – были идеальны, тугая и мягкая, изгиб к изгибу, и только аккуратнее пальцами в мозолях, и вся извивалась под, как река в реку, струна, перчатка, поток, и он уже почти был в, но бросила короткий взгляд на сумочку, робкая тоска, и он поймал взгляд, понял, зачем, и она поняла, что понял, но не хочет показывать, что понял, и понял, что поняла и это. Он боялся сбить поток неловкостью, всё было так естественно, и чья-то нога нечаянно столкнула сумочку, и потом они были, они были, они были, и опять удивился, как всё легко и как всё понятно, послушно, легко и послушно, и всё так вовремя, так вовремя, и он так боялся отпуститься в это, всё равно наблюдал чуть со стороны, просто ощущения, боялся распасться раньше, и вот она распалась под, изгиб к изгибу, сладко и долго, и он почти, почти, но помнил, что без, и потому почти отпустился, почти, и успел раньше, и только капля у идеального пупка, всё что осталось после списка порнодвойников. И когда упал рядом, подумал, может она и есть, может всё так и должно – просто и понятно, само собой, это же так просто, так естественно, так понятно, и было бы ещё естественнее, если бы она не спросила.
«Останься». Алина-Алина. Саша, Саша, Саша.
Плечо к плечу, две трещинке на потолке. После. Вот оно как.
Горячее плечо, локоть, бедро к бедру, заснул?
Как снег дома, в Крыму. Лёг всего на день, на Новый год, первый раз в жизни, и такой холодный, колючий. Как сладость в ночь на день рождения, притворяться спящей, шелест, духи матери, рука под подушку, коробка, гладь, пластика, кукла. А кожа-то у него гладкая, как у мальчика. Спит. Вот оно и после. Как первый раз, бельё в алом, боль, восторг взрослости. Руки, кстати, не только красивые, но и как надо. Интересно, а след от кольца на безымянном остался? Не разглядеть, правая под животом. А куда он его? В Ганг? С трапа в Шереметьево? Вот оно и после. Всё так быстро, совсем без, хотя я была не против без, и он почувствовал, что не против без, и мы так чувствовали друг друга без. Вот оно и после. Развёлся, да. Ждала, да. Ехала сюда и верила, да. Да? Да! Знала ведь, верила, и даже радовалась – сейчас я соберу тебя из пепла, Саша, соберу из разломанных частей, буду для тебя хорошей, застану врасплох – раненного, тёпленького, моллюска без раковины, и может быть. Вот оно после. Как с концертами – готовишь их так долго, переживаешь, пытаешься продать билеты, суетишься, красишься утром, а концерт проносится за несколько мгновений. И всё. После. И в этом после так пусто, будто чего-то недодали. Но вот сейчас, впервые так хорошо. Бедром к бедру, плечом к плечу, вдоль, после. Если бы я оказалась в
