тактическая ошибка.
– Слушай, – прошептал ты, – вся эта выходка была идеей Ленни, а Кевин пошел с ним только потому, что Ленни сначала предложил бросать только шарики с водой. Он думал, что они просто будут лопаться с брызгами… ну ты знаешь, дети всегда думают, что такие вещи – это очень весело. Я сказал ему, что даже маленький шарик, лопнув, мог напугать водителя и вызвать опасную ситуацию, и он говорит, что теперь это понимает.
– Что? – сказала я. – А как же кирпичи?
– Ну… шарики с водой у них закончились. И Кевин говорит, что не успел опомниться, как Ленни взял камень – может, это был кусок кирпича – когда к мосту подъезжала машина. Кевин говорит, что он сразу велел Ленни не делать этого, потому что кто-нибудь может пострадать.
– Ага, – сказала я многозначительно, – это, конечно, очень похоже на Кевина.
– Я так понимаю, что Ленни удалось бросить еще несколько кусков кирпича на дорогу, прежде чем Кевин хорошенько его припугнул и заставил это прекратить. Должно быть, у кого-то из водителей при себе был мобильник, и он вызвал копов. Похоже, они все еще находились на мосту – ну, понимаешь, они просто торчали там, когда полиция подъехала к обочине. Это было потрясающе глупо – это он тоже признает, – но для ребенка, который никогда прежде не имел проблем с законом, эти голубые мигалки должны были оказаться довольно устрашающими, и он, не подумав…
– Кевин очень умный мальчик, ты всегда так говоришь. – Все слова, которые я произносила, были тяжелыми и невнятными. – Я чувствую, что он как раз много думал.
– Мамочка?..
– Милая, – сказала я, – иди делай домашнее задание, хорошо? Папа рассказывает маме очень интересную историю, и мама ждет не дождется, чем же она закончится.
– Короче, – продолжил ты, – они побежали. Убежали недалеко, потому что он понял, что бежать – это безумие, и схватил Ленни за куртку, чтобы его затормозить. И вот еще что: похоже, наш друг Ленни Пью уже имеет кое-какие записи в своем досье – старый фокус с подсыпанием сахара в бензобак или что-то вроде того. Ленни было сказано, что если его поймают еще на чем-нибудь, то ему предъявят обвинения. Кев сообразил, что его, с его чистым досье, отпустят с предупреждением. Поэтому он сказал копам, что это он был зачинщиком и он один бросал с моста камни. Должен сказать, что когда все это выяснилось, мне стало даже неловко за то, что я так на него набросился.
Я посмотрела на тебя с немым восхищением.
– Ты попросил у него прощения?
– Конечно, – пожал плечами ты. – Любой родитель должен уметь признавать свои ошибки.
Я ощупью добралась до стула у кухонного стола – мне нужно было сесть. Ты налил себе стакан яблочного сока; предложил и мне, но я отказалась (что с тобой такое случилось, что ты перестал понимать, когда мне нужно выпить чего-нибудь покрепче?). Ты пододвинул себе стул и дружески наклонился ко мне, словно все это недоразумение должно было сделать нас еще более сплоченной, поддерживающей друг друга семьей, которая будет говорить: а помнишь ту дурацкую историю с пешеходным мостом?
– Я тебе вот что скажу, – продолжил ты, отхлебнув сока, – у нас получился потрясающий разговор про все эти трудности с верностью, понимаешь? Когда нужно стоять горой за друзей, а когда провести черту, если они делают что-то, что по твоему мнению, выходит за рамки, ну и на какие личные жертвы стоит идти ради приятелей. Я его предупредил, что он мог просчитаться, приняв удар на себя. На него завели бы дело. Меня восхитил его поступок, но я ему сказал: я не слишком-то уверен, что Ленни Пью этого заслуживает.
– Ну надо же, – сказала я. – Ты прямо-таки беспощаден.
Ты резко повернул голову.
– Это был сарказм?
Ладно, раз ты не собирался оказывать мне срочную медпомощь, я сама налила себе вина. Я снова села и выпила половину бокала в два глотка.
– Это был очень детальный рассказ. Так что ты, наверное, не станешь возражать, если я проясню кое-что.
– Валяй.
– Ленни, – начала я. – Ленни – это червяк. Ленни вообще-то туповат. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем привлекательность – я имею в виду для Кевина. Потом я поняла: привлекательность именно в этом. В том, что он тупой, податливый, полный самоуничижения червяк.
– Погоди, мне он тоже не особо нравится, но полный самоуничижения…
– Я рассказывала тебе, что застукала их на заднем дворе, и у Ленни были спущены штаны?
– Ева, ну ты должна знать, что мальчики, достигшие половой зрелости… Это может вызывать у тебя неловкость, но иногда они экспериментируют…
– У Кевина штаны не были спущены. Кевин был полностью одетым.
– Ну и что это должно означать?
– Что Ленни ему не друг, Франклин! Ленни – его раб! Ленни делает все, что велит ему Кевин, и чем это более унизительно, тем лучше! Поэтому шанс на то, что этот жалкий хихикающий подхалим и мерзавец придумал какое-то занятие – не говоря уж о том, чтобы быть зачинщиком какой-нибудь гадкой и опасной проделки – и втянул в это бедного добродетельного Кевина… Да это же полный абсурд!
– Ты не можешь говорить тише? И мне кажется, тебе не нужен второй бокал вина.
– Ты прав. На самом деле мне нужна бутылка джина, но придется обойтись мерло.
– Послушай, может, он и совершил нечто сомнительное, но мы с ним это обсудили. И все равно, для того, чтобы взять вину на себя, требуется мужество, и я чертовски горжусь…
– Кирпичи, – перебила я. – Они тяжелые. Они большие. Строители не держат кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали?
– Кусок кирпича. Я сказал «кусок».
– Да. – Мои плечи опустились. – Я уверена, что и Кевин сказал то же самое.
– Он наш сын, Ева. Это означает, что надо ему хоть немного верить.
– Но полицейские сказали, что… – я оставила эту мысль висеть в воздухе, утратив всякий энтузиазм по поводу ситуации. Я чувствовала себя словно упрямый адвокат, который знает, что присяжные ему больше не симпатизируют, но ему все равно нужно делать свою работу.
– Большинство родителей, – сказал ты, – занимаются тем, что стараются понять своих детей, а не критиковать каждую мелкую…
– Я пытаюсь его понять! – Наверное, мой свирепый голос разносился по всему дому: по ту сторону перегородки между кухней и столовой Селия начала тихонько плакать. – Жаль, что ты не пытаешься это сделать!
– Правильно, давай, иди занимайся Селией, – пробормотал ты, когда я встала, чтобы уйти. – Иди вытирай Селии глазки, и гладь Селию по прекрасным золотистым волосикам, и делай за Селию ее домашнее задание, а то не дай бог она научится решать хоть одну жалкую задачку сама. К нашему сыну только что прицепились полицейские за то, чего он не совершал, и он довольно сильно напуган – но это ничего, ведь Селии нужно молоко и печенье.
– Вот именно, – парировала я, – потому что один наш ребенок пишет по складам названия домашних животных, в то время как другой швыряет кирпичи в проезжающие машины. Пора бы тебе понять, в чем разница.
Я очень злилась из-за того вечера и большую часть следующего рабочего дня провела в «КН», ворча себе под нос и задаваясь вопросом: как я могла выйти замуж за полного идиота? Прости. И это было низко с моей стороны, но я так и не рассказала тебе, с чем я столкнулась позже в тот день. Может, я испытывала неловкость или не справилась с гордыней.
Я была настолько вне себя от ярости и разочарования, что работа у меня никак не клеилась, и поэтому я воспользовалась прерогативой начальства и ушла домой пораньше. Когда я вернулась и отпустила домой Роберта, сидевшего с Селией, я услышала в коридоре голоса. Оказалось, что у тупого, податливого, полного самоуничижения червяка даже не хватило здравого смысла на то, чтобы несколько дней не показываться здесь, после того как он появился у нашей двери в компании полиции: я узнала гнусавый недовольный скулеж, доносившийся из кошмарно опрятной комнаты Кевина. Дверь была приоткрыта, что выглядело необычно; но ведь меня не должно было быть дома еще два часа. Когда я направилась в ванную,
