В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС, 1898 («Нива»), т. IX, с. 149–172.
Автограф в настоящее время неизвестен. В примечаниях к поэме в Т, Стих, 1891 о нем сообщается: «Находящаяся у нас рукопись представляет, по всем вероятиям, черновик, потому что переполнена множеством помарок и поправок. Поправки эти существенного значения не имеют, но для людей, изучающих собственно процесс поэтического творчества, представляют некоторый интерес. Участвующий в разговоре старик везде называется монахом и отшельником и преобразился в старика, вероятно, исключительно в видах цензурных. На стр. 4, 9 и 14 зачеркнуто и отчеркнуто несколько стихов, с отметкою на полях: „выкинуть ради цензуры“; но все места эти, внушавшие автору опасения, не были вымараны цензурой. В начале рукописи написано рукою И. С: „Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.) 777 стихов“, а в конце сделана пометка: „20 августа, 1844 г. С. Парголово“» (Т, Стих, 1891, с. 253; ср.: Т, Сочинения, т. XI, с. 621; Т, СС, т. X. с. 612).
Сохранился беловой автограф отрывка (ст. 386–411) с пометой автора: «Петербург, 15-го мая 1844» (ИРЛИ, ф. 445, № 536). Отрывок записан на отдельном листе, с подписью автора, и представляет собой, вероятно, подносной автограф для альбома. Текст автографа обработан так, чтобы его можно было прочесть и понять независимо от предшествующего текста: первый стих отрывка, соответствующий ст. 386 поэмы, написан слитно, как начало монолога. «Любил, как ты… любил и я…» Между тем в поэме ст. 386 разделен между двумя репликами диалога. Запись представляет собой отрывок поэмы в ее первоначальной редакции, совпадающей с черновыми вариантами, сообщенными С. Н. Кривенко.
Поэма датируется (по последней помете) 20 августа 1844 г.
Время создания поэмы определяется этой и предшествующими датами на автографе и в печатном тексте. Автограф ИРЛИ датирован 15 мая 1844 г. Очевидно, к этому времени была готова первая редакция, из которой выписан отрывок. Так как Тургенев лишь 5 мая ст. ст. вернулся в Петербург из Москвы, где прожил с февраля 1844 г., то можно предположить, что именно в Москве, в марте-апреле, он и работал над первой редакцией поэмы. В июле 1844 г. на даче в Парголове он стал обрабатывать поэму для печати (вступление к ней помечено: «Июль 1844»). Переработка закончена к 20 августа 1844 г. (см.: Т, Стих, 1891, с. 253).
Поэма отразила атмосферу идеологических споров в кругу московских и петербургских друзей Тургенева.
Есть основания предполагать, что поэма посвящена В. Г. Белинскому, с которым Тургенев особенно сблизился летом 1844 г. Познакомившись в начале 1843 г. и на протяжении всей зимы 1843/44 г. часто встречаясь в Петербурге, они вели многочасовые разговоры по вопросам общественным, философским, литературным (см.: письмо Белинского к В. П. Боткину от 31 марта (3 апреля) 1843 г. — Белинский, т. XII, с. 154; статьи Тургенева «Встреча моя с Белинским» (1860) и «Воспоминания о Белинском» (1869). — Наст. изд., Сочинения, т. XI). Летом 1844 г. Тургенев, живя на даче в Парголове, ежедневно навещал Белинского, проводившего лето неподалеку от него, в Лесном (см. воспоминания А. В. Орловой в кн.: Лепта Белинского. М., 1892, с. 16–17).
Стихотворение Тургенева «Толпа» (1843), очень близкое по проблематике к поэме и посвященное автором Белинскому, в журнале «Отечественные записки» появилось без посвящения (подробнее об этом см. в примечании к стихотворению «Толпа», наст. том, с. 448). Возможно, что Тургенев, огорченный судьбой этого посвящения, повторил его в поэме «Разговор», но в зашифрованном виде.
В конце августа или в сентябре 1844 г. Тургенев обратился с письмом к А. В. Никитенко, которого просил процензировать текст поэмы: «Пользуюсь Вашим позволением и прошу Вас убедительно немножко поспешить просмотрением прилагаемой при сем безделки; Краевскому она нужна в октябрьский № „Отечественных записок“ и он меня просил подвергнуть ее сперва Вашему суждению; его пугает слово „Монах“ — но Вы увидите, что монах у меня человек весьма почтенный; некоторые стихи я сам зачеркнул, потому что чувствовал их неуместность; а потому я и надеюсь, что Вы к остальным будете снисходительны. Белинский хотел у Вас быть послезавтра; могу ли я надеяться, что Вы ему дадите какой-нибудь ответ?..» По свидетельству С. Н. Кривенко, не все предложенные самим Тургеневым цензурные исправления и сокращения вошли в окончательный текст. Этим, по всей вероятности, и объясняется расхождение между количеством стихов, указанным автором в рукописи (777), и их фактическим количеством (780). Поэма «Разговор» не была напечатана в журнале. К концу 1844 г. относится переписка между Тургеневым и Белинским, отразившая последний этап работы писателя над текстом своего произведения. Тургенев писал: «Любезный Белинский, вот Вам 2-я корректура „Разговора“ <…> Все, что Вы заметите, отметьте карандашом…» На обратной стороне записки Тургенева Белинский отвечал:
«И звезды вечные высоко над землею
Торжественно неслись в надменной тишине.
Что такое: надменная тишина? — Великодушный кисель?
Насупленные, седые, густые брови — всё равно, но с одним из двух последних эпитетов стих ловчее и звучнее.
птица вспуганная; в русском языке нет глагола вспугать, а есть глагол спугнуть; поставьте: птица спугнутая.
обильной (?) матери людей: изысканно и темно» (Белинский, тXII, с247–248)Тургенев учел все замечания Белинского и исправил стихи 15–16, 115, 171, 367.
Поэма «Разговор» вызвала в печати многочисленные и разноречивые отклики, что свидетельствовало о большой идейной значимости этого произведения. Голоса критиков разделились на две группы. Те, для кого была неприемлема или непонятна идейная проблематика поэмы, подвергли ее резкому осуждению прежде всего со стороны художественной. Так, «Библиотека для чтения» упрекала Тургенева за нарушение привычных поэтических норм, а также невыразительность языка (Б-ка Чт, 1845, т. LXVIII, отд. VI, с. 21–28). «Метафизическим», далеким от действительности произведением была названа поэма «Разговор» в рецензии П. А. Плетнева, напечатанной в журнале «Современник». Похвалив первые 16 стихов поэмы (вступление), рецензент критикует автора за то, что «мысли его сбивчивы, не полновесны, часто ложны; а в красках совершенно нет ни живости, ни верности» (Совр, 1845, т. XXXVII, № 3, отд. «Новые сочинения», с. 308).
Наиболее мотивированный отрицательный отзыв получила поэма в журнале «Москвитянин», где К. С. Аксаков выступил с критикой антиславянофильских тенденций в поэме Тургенева, отличающейся, по мнению критика, ложным отношением автора к «предкам»[115]. Полемика по идейной линии сопровождалась в статье уничтожающей характеристикой стиля поэмы, ее подражательности, зависимости от поэтики Лермонтова и т. д. (Москвитянин, 1845, ч. I, № 2, Библиография, с. 49–53).
Противоположную позицию в оценке поэмы Тургенева заняла демократическая критика. Горячо поддержав писателя в его идейных устремлениях, выраженных в поэме «Разговор», критики этого лагеря высоко оценили художественные достоинства произведения, посвященного животрепещущим вопросам современности. «…Автор дарит нас новым произведением, которое богатством своего содержания, своим поэтическим достоинством, сильною энергиею и глубокою мыслию не может не обратить на себя внимания людей просвещенных и мыслящих. Содержание нового произведения г. Тургенева составляет разговор между стариком и молодым человеком, из которых каждый является до некоторой степени представителем своего поколения с его мечтами, желаниями, с его любовью, страстями, требованиями и взглядом на жизнь», — писал В. Н. Майков (Финский вестник, 1845, т. II, Библиогр. хроника, с. 17–22).
Еще более определенную точку зрения выразил в «Отечественных записках» Белинский. В обзоре «Русская литература» он писал: «Имя г. Тургенева, автора „Параши“, еще ново в нашей литературе; однако ж уже замечено не только избранными целителями искусства, но и публикою. Только истинный, неподдельный талант мог быть причиною такого быстрого и прочного успеха. И действительно, г. Тургенев — поэт в истинном и современном значении этого слова <…> Крепкий, энергический и простой стих, выработанный в школе Лермонтова, и в то же время стих роскошный и поэтический, составляет не единственное достоинство произведений г. Тургенева: в них всегда есть мысль, ознаменованная печатью действительности и современности и, как мысль даровитой натуры, всегда оригинальная». И далее: «…всякий, кто живет и, следовательно, чувствует себя постигнутым болезнию нашего века — апатиею чувства и воли, при пожирающей деятельности мысли, — всякий с глубоким вниманием прочтет прекрасный, поэтический „Разговор“ г. Тургенева и, прочтя его, глубоко, глубоко задумается…» (Отеч Зап, 1845, т. XXXVIII, № 2, отд. VI, с. 47–50). Белинский неоднократно высказывался о поэме «Разговор» и каждый раз как о явлении значительном и ярком (см. статьи: «Физиология Петербурга», «Русская литература в 1845 году» — Белинский, т. IX, с. 218 и 390, а также письмо Белинского к Тургеневу — там же, т. XII, с. 248).
