в школу не пришел; ребята видели его на рассвете во дворе больницы. Не пришла в класс и Стеша Аисткова, но и это никого не удивило…
В перемены не было обычного веселья. Притихли даже малыши. Старшие собирались встревоженными группами. Разговор был об одном: пожар и тяжелые ожоги у Саши Коновалова.
В десятом классе урок математики неожиданно заменили химией. Это обстоятельство несколько отвлекло десятиклассников от ночных событий.
— Чуете, ребята? — сказала Зина. — Новый математик почему-то не принял класс!
И вдруг все поняли, что это связано с возвращением Александра Александровича.
— Как хорошо! — обрадованно сказал Миша. — Ах, Сашка, Сашка, дела какие! А ты-то лежишь и ничего не знаешь! — с горечью добавил он.
— А что, если Александр Александрович теперь сам не захочет к нам возвратиться? — высказал предположение Ваня. — Ну, знаете, так, из гордости… Саша тоже говорил мне об этом.
— Ну нет, он так любит школу! — не согласилась Зина. — Неужели он добровольно бросит наш класс, особенно после вчерашнего события?..
На второй урок Миша опоздал. Он вошел в класс, когда у доски отвечал новенький ученик, пришедший с выселка, Кирилл Ершов, скромный паренек в косоворотке, с прилизанными на прямой ряд светлыми волосами и добродушным взглядом зеленоватых глаз. Он стоял у доски растерянный и путался в ответах о положительных и отрицательных электрических зарядах.
— Можно войти? — спросил Миша, открывая дверь с таким выражением лица, что класс понял: случилось что-то необыкновенное.
Все насторожились.
— Войди. Почему опоздал, а? — добродушно спросил Алексей Петрович.
— Алексей Петрович! Сережки знаете почему нет? У него вырезали кожу для Саши! — Миша с трудом перевел дыхание. — Саше плохо. Очень плохо! У него в ожогах все тело, и спасти его можно только пересадкой кожи.
Алексей Петрович встал со стула.
— Откуда ты все это знаешь, а?.. — спросил он.
— Мне сказала сама Нина Александровна… Алексей Петрович, — обратился к учителю Миша, — вы парторг, разрешите нам сейчас же провести комсомольское собрание класса!
Алексей Петрович согласился и отправил Ершова на место.
— Садись, ничего не знаешь, а! — сказал он, произнося «а» с сожалением.
Ершов виновато поплелся на место. Алексей Петрович сдвинул на край стола классный журнал и портфель и направился было к Сашиной парте, чтобы сесть, но раздумал, взял стул и сел у окна.
— Кто у вас член бюро? Пусть ведет собрание, — сказал он.
Вышел Никита Воронов, крепкий, коренастый, ни дать ни взять русский мужичок. Вразвалочку подошел к столу, пригладил льняные волнистые волосы и одернул новый темно-синий физкультурный костюм, шаровары которого были заправлены в новые серые валенки.
— О чем собрание-то? — не спеша спросил он Алексея Петровича, вскидывая на него голубые глаза.
— А ты разве ничего не понял из слов Домбаева? — удивился Алексей Петрович.
Никита помолчал и опять спросил:
— Открытое?
Алексей Петрович кивнул.
— Пиши, Елена! — Никита протянул бумагу блондинке, сидевшей на первой парте, не спеша отстегнул от кармана «вечную» ручку и тоже подал ей. Помолчав немного, он сказал: — Начинаем открытое комсомольское собрание класса. Слово предоставляю Домбаеву.
Миша вышел к столу и стал рядом с Никитой. Он был очень взволнован, пальцы у него находились в беспрерывном движении.
— Ребята, я сказал уже все! — заявил Миша. — Добавлю одно: кто не боится дать кожу для спасения жизни товарища, подписывайтесь вот здесь. — Он положил на стол бумагу, вырванную из тетради, расписался первым и пододвинул ее Никите вместе с карандашом.
Никита решительно взял карандаш, склонился над бумагой, собираясь подписываться, потом вдруг сказал:
— Председатель успеет. Ну кто, ребята? — А сам в это время про себя подумал: «Чего торопиться? Подпишусь в конце, авось черед не дойдет. Шутка ли дело, когда с себя живого кожу сдирать начнут!»
Первой вскочила Зина Зайцева.
— Девчат не надо, — сказал Миша. — Ты хоть и охотница, а все же девчонка! Нюнить будешь!
Яркая краска залила Зинины щеки.
— Я — нюнить? — возмутилась она и направилась к столу.
— Напрасно торопишься. У девчат не станут кожу брать! — крикнул ей Миша. — Не давай, Никита, ей список.
Но Никита и не думал сопротивляться. «Чем больше фамилий, тем лучше», — думал он.
— Пусть пишет, раз охота, а там посмотрят.
Зина подписалась и, проходя мимо Миши, с торжеством посмотрела на него. После Зины к столу подошел Ваня, за ним Кирилл Ершов с выселка. Вставали и подписывали свои фамилии девочки, не обращая внимания на грозные выкрики Миши: «Девчатам не нужно!» В несколько минут подписался весь класс.
Не подписался Лешка Терентьев, миловидный парень, похожий на девочку, розовощекий, небесноглазый, с узким лицом и маленьким ярким ртом, расположенным немного криво. Лешка сказал:
— Я подписывать не буду. У меня здоровье слабое. Мне поэтому мать в комсомол вступать не разрешает.
Несколько секунд в классе стояла тишина. Все растерялись, услышав Лешкино заявление.
— Струсил! — возмущенно сказал Ваня.
— Не струсил, а нельзя мне! — капризно повторил Лешка, не обращая внимания на то, как отнесся класс к его заявлению.
— И в комсомол ты не вступаешь не из-за плохого здоровья! — вскочив и гневно поблескивая маленькими черными глазами, сказала Зина. — В церковь бегаешь по маменькиному наущению, я сама видела, как ты на пасху кулич тащил святить!
Посреди класса поднялся Митяй Звонков, первый молодежный силач по всему району. Когда Митяю исполнился год, он вдруг стал расти не по дням, а по часам. В шестнадцать лет рост его доходил до 1 метра 98 сантиметров, а вес — 90 килограммов. Здоровья он был необыкновенного, силы невероятной. Врачи из города приезжали смотреть на него. Сам он немало огорчался из-за своего необыкновенного роста, а товарищи гордились им.
— А я, ребята, вот что скажу. Я знаю, что нехорошо передавать то, что тебе один на один говорили, но на Лешку Терентьева комсомолу нужно обратить внимание. Лешка мне еще в прошлом году говорил, что школу окончит и пойдет на попа учиться, потому что там, пока учишься, денег много платят.
— Идейный поп будет из Лешки, а! — не удержался Алексей Петрович.
— Идейный! Хо-хо-хо! — зло засмеялся Ваня, и ребята подхватили его смех.
— Ладно, о Лешке мы еще поговорим, — сказал Никита. — Кроме Лешки, все подписались?
— Все! Все! Все! — крикнули из разных мест.
Тогда Никита склонился над листком и подписал свою фамилию.
— Как же все? — сказал Ваня. — А Березкин Андрюшка?
Березкин сидел на последней парте, в углу, пунцовый и потный, не поднимая глаз.
— Ты почему не подписался, Андрей? — спросил Никита.
— Он трусит! — запальчиво выкрикнул Миша. — Даже девчата все подписались! Эх ты, горе-комсомолец! А если война? Матросовым и Кошевым ты не станешь. Не станешь и Сашей Коноваловым.
