лежал каталог обувной фирмы, на котором изображалась парочка в шортах, прогуливающаяся по песчаной дюне.
Когда Бен вернулся в свою комнату, его сосед сидел на диване, закрыв глаза.
— Ты как? В порядке?
— В порядке, — отозвался Ахмед. Мистер Деннет уже сообщил ему последние новости.
Отец по-прежнему присылал Ахмеду подарочные коробочки с финиками, начиненными лимонами, миндалем или просто без всего, — чтобы отметить завершение Рамадана. Еще Ахмед хотел попросить администрацию школы выделить ему какое-то помещение для молитв. Он и думать не мог о молитве, зная, что Бен в любой момент может зайти в комнату и его за этим застать или, к примеру, проснуться и увидеть его простершимся в поклоне.
— Что сказали твои родители? — спросил Бен.
— Отца чуть не хватил сердечный приступ. После всех приготовлений, после всех решений, что я для себя принял, — и так опозориться! Дословно отец сказал следующее: «Неужели он тоже этим занимался»? Он столько веры и сил вкладывал в этого человека — в человека, о котором он ничегошеньки не знал. А может быть, Андерхилл пил здесь с приятелями напропалую, жульничал на экзаменах. Может, он и дальше усвоил это поведение и лгал деловым партнерам, лгал своей жене…
Бен ничего не ответил.
— Мне после всего этого тут нелегко придется, — добавил Ахмед. — Как после истории с Эннисом.
— Все может быть, — признал Бен.
— А еще мне будет очень не хватать Томми и Грэма, — признался Ахмед и, помолчав, добавил: — Так было славно — иметь друзей.
Бен, не выдержав, отвел глаза.
— И ты не хочешь здесь оставаться?
— Уже и не знаю. — Ахмед коротко хохотнул. — Никогда прежде не думал, что такое скажу! — Он вновь устремил взгляд на Бена. — А ты?
— Ну, как тебе сказать… Элис Морхед уже сделала твой фотопортрет?
— Да.
— Так вот, мне хотелось бы как минимум дождаться ее выставки.
* * *
Из снежных проталин вовсю выглядывала зеленая трава. Бен прошел вдоль двухполосной асфальтовой дороги в направлении далекого лодочного сарая, каждые несколько шагов закрывая глаза, чтобы не останавливаясь понежиться на солнце.
Он подошел к дому номер сорок — белому двухэтажному зданию в колониальном стиле с пристроенным сбоку гаражом. В голове он прокрутил уже множество сценариев, как познакомится с этим домом изнутри, однако, проходя мимо большого куста, на котором распускались бутоны такой же пунцово-серой окраски, как у самки красного кардинала, Бен увидел на подъездной дорожке Мэнли Прайса, стоявшего на коленях перед домкратом рядом с водительским местом своего авто — темно-зеленого «Фольксвагена-Джетта». На этот раз Бен не хотел ждать, пока сам Прайс обнаружит его присутствие.
Прайс, прищурившись, посмотрел на Бена, и тот увидел на его лице столь редкое выражение удивления, как будто Прайс почувствовал какой-то едкий запах. Но потом он улыбнулся и тяжело, через силу поднялся на ноги. Спереди на его голубой оксфордской рубашке виднелось свежее, угольного цвета пятно и множество старых высохших пятен краски всевозможных оттенков. Бен подошел ближе, и Прайс кивнул, хотя и не стал протягивать руку для пожатия.
— Вот так история с твоим соседом по комнате! — Прайс усмехнулся. — Но вы-то знали, что ему ничего не грозит.
— Если честно, я думал, администрация никому не станет делать исключений, — ответил Бен. Он ожидал, что Прайс в ответ снова усмехнется, но тот как-то внезапно посерьезнел, словно смакуя всю горечь только что сказанного.
— Ты хочешь, чтобы они жили по каким-то собственным, далеким от жизни стандартам? — произнес Прайс.
— Если не ошибаюсь, в этом-то и заключается вся суть этого заведения.
Прайс покивал.
— Даже в самые первые годы существования школы немногие здесь оставались и посвящали свою жизнь воспитанию сирот. «Служить человеку и прославлять Бога». Постельки становятся куда мягче, когда ты добываешь нефть.
Бену подумалось, когда же он в следующий раз увидит Марксона, взявшегося переписать главу «Принятие решений». Надо предложить ему: «Кроме всего прочего, образование в школе Сент-Джеймс приучает мальчика самого заботиться о себе». Марксон наверняка скажет, что в прежнем варианте было больше человечности, чем в этом.
— А вас что держит в этой школе? — спросил Бен.
Прайс долго ничего не отвечал.
— Мне уже отсюда некуда деться. И это мне как раз и нравится. Наблюдать, что происходит, когда оказываешься в ловушке собственного опыта.
Бен поднял голову к безоблачному, безмятежному небу.
— Сыграй с Греем, Бен. Я знаю, что не могу тебя заставить и даже не могу как-то подтолкнуть тебя в этом направлении. Однако не стоит упускать шанс узнать, что таится в тебе самом. И ему ты тоже подаришь такую возможность. Именно ты способен помочь Грею узнать, что у него внутри.
Бен усмехнулся и посмотрел Прайсу в глаза.
— Обескровь его на корте. И себе дай выложиться до последней капли.
* * *
Спустя час после этого разговора, велев Рори организовать вечером поединок, Бен уже по памяти набрал номер телефонной карты и поднес трубку к уху, в ожидании прикрыв глаза. Он представлял, как мама вытирает на кухне мокрые руки полотенцем, которое обычно висит на ручке дверцы духовки, как торопится к телефону.
Она ответила на звонок тем же голосом, как и всегда, однако дыхание ее показалось Бену неровным и прерывистым. Как обычно, они спросили друг у друга, все ли в порядке, и Бен рассказал маме про заседание дисциплинарного комитета и про решение Ахмеда. Уверил, что у него самого все отлично.
— А у вас там как идут дела? — спросил Бен.
И тут прерывистое дыхание вдруг сменилось резкими всхлипами.
— Сама даже не знаю, почему я так расстроилась! — сказала мама, пытаясь шутить сквозь слезы. — Это ведь хорошо, когда не надо ничего больше ждать. Вот… Та папина сделка с недвижимостью… В общем, местное управление… Они проголосовали за то, чтобы оставить назначение земель без изменений.
— То есть на них нельзя будет строить торговые центры?
— Именно.
— А это, как я понимаю, в его планы не входило?
— Папа говорит, его партнеры уверяли, что это, мол, «свершившийся факт».
— То есть… кто-то им просто воспользовался? Получается, ему продали землю, заведомо зная, что она не будет перезонирована?
Мама ответила не сразу.
— Об этом я как-то не подумала.
Гарри в это время колол дрова среди деревьев недалеко от дома. Вздымая топор, он раз за разом опускал его на стоявшие перед ним чурбаки. В доме Хелен разговаривала по телефону с Беном, и Гарри понимал, что должен пойти туда, и принять на себя всю ответственность, и снова посмотреть ей в глаза.
Но вместо этого Гарри все стоял на последнем, еще не стаявшем снегу, пытаясь смириться с тем, что это и был его