Теперь кисейные занавески украшали три окна, а в комнате стоял полный гарнитур будуарной мебели, и все вокруг имело уютный вид.
— Сейчас устроимся! — сказал Чирков и выбежал в кухню.
Марья Павловна в красивом шерстяном капоте (что она считала почти «шиком») вышла к гостям и, крепко поцеловавшись с Натальей Александровной и пожав руку Виталину, сказала:
— Я думала, вы и не покажетесь!
— Ну, вот! Старые приятели, чай! — добродушно ответил Виталин и спросил, невольно оглядываясь по сторонам:
— Что, Сережа работу получил?
— Да, понемногу работает, — ответила, чуть улыбаясь, Марья Павловна.
— Хорошо устроились, — сказала Наталья Александровна.
Чиркова оживилась.
— Правда? Мне эта мебель очень нравится. Теперь хоть кого принять не стыдно. Слава Богу, поправились!..
И она дружески-откровенно начала рассказывать о пережитых бедствиях и о теперешнем сравнительном благополучии.
— Ребятишек одели, сами оделись, мебель, посуда… долги по лавочкам! — и лицо ее при этом светилось радостью.
— Большой заказ получил? — спросил Виталин. Марья Павловна вдруг весело расхохоталась.
— Шутник вы! Будто не знаете? Ведь, это он все в карты выиграл!
— В карты?..
Виталин вдруг почувствовал в глубине души что-то вроде зависти и тотчас устыдился этого чувства.
— Что же, слава Богу!
Наталья Александровна сразу покраснела. Ей стало невыносимо совестно, что открылось то, что она скрывала, что, значит, знают — откуда и у них средства.
— Как же, в карты! — оживляясь, заговорила Марья Павловна, и лицо ее разгорелось. — В тот вечер, когда вы проиграли, — она улыбнулась, — он четыреста рублей принес. А потом почти каждый день — то сто, то двести, и вот опять триста принес.
— И не проигрывает? — не без зависти спросил Виталин.
— Бывает; но тогда он не идет дня три, четыре.
В это время вернулся сам Чирков, нагруженный покупками.
Прислуга уже накрыла на стол и внесла самовар. Чирков вошел и, услышав о чем идет речь, весело сказал:
— Это, Федя, повыгодней иллюстраций, да рисуночков! Годик бы так поработать и — ша-баш!
— Идите сюда! — пригласила Чиркова Виталину, отходя к столу.
— А нам — сюда!
Чирков с Виталиным остались на диване.
— Так тебе везет? — заговорил Виталин. Чирков кивнул.
— Я за стол не сажусь. Все мажусь. Сначала в этот ходил, в Немецкий, ну, да там — гадость. А теперь в Купеческий хожу. Вот там игра!
И он начал рассказывать.
— Восемь, десять столов и на всех дают «ответы». Нет такой суммы, на какую не ответили бы. Ставь хоть тысячи! Бывают комплекты по восьми, по десяти тысяч и тут же, рядом с сотенными, можешь ставить рубль. Вот там игра! Такой игры нигде нет. Недавно один прометал двадцать четыре тысячи; на другой день известный всем купец отдал пятнадцать тысяч. Люди подходили к столу с шестью рублями и отходили с сотнями.
Я проиграл все. Занял три рубля и вернулся домой с тремястами! Хочешь, я и тебя сведу туда?
— Пожалуй! — ответил Виталин.
У него всколыхнулось все внутри. В воображении ясно представились: ярко освещенный зал, столы, засыпанные деньгами, карты, лица игроков…
— Хочешь сыграем? — предложил Чирков.
— С удовольствием! — встрепенулся Виталин.
— Маня, хочешь? По полтиннику! Наталья Александровна! — и Чирков вскочил и начал устанавливать перед диваном ломберный стол.
— Ах, это так интересно! Он меня выучил! — сказала Чиркова. — Душечка, сыграем!
— Мне все равно, но я не знаю этой игры.
— Живо выучим! — засмеялся Чирков, бросая на стол карты. — Идите, берите карточку. Маня, вели подать свечи!
Он хлопотал и суетился. Марья Павловна смеялась, Виталин оживился, и Наталья Александровна подчинилась невольно общему настроению.
Они сели за стол и начали играть.
Чирков с женою горячились, но Марья Павловна выказала жадность. Виталин играл широко и без рассчета. Наталья Александровна была равнодушна. У нее тотчас отнимали и полтинник и карты, едва она начинала держать банк; но вдруг ей пришла талия. Она начала бить. Из полтинника банк вырос до четырнадцати рублей и на столе образовалась куча денег. Какое-то, неведомое доселе, острое чувство охватило Наталью Александровну. Она, вдруг, сразу поняла игру и вызывающе сказала Чиркову:
— Что же, покрывайте!
— Банк покрыт! — ответил Чирков.
— Со мной пополам, — сказала с жадностью Марья Павловна, которая сидела в первой руке.
— Идет!
Наталья Александровна сдала карты. Марья Павловна открыла козыря, а потом свои карты, и ее лицо побледнело.
— Жир!
— Взяла! — закричал Виталин, увидев у жены козыри.
Наталья Александровна придвинула к себе деньги и бросила карты.
Из полтинника — двадцать восемь рублей! Это значит, из пяти рублей было бы двести восемьдесят и всего убила она четыре карты…
Они играли до утра. Наталья Александровна выиграла восемьдесят рублей, Виталин — тридцать. Чирковы были смущены.
— Приезжайте теперь к нам играть! — позвала их Наталья Александровна.
— Непременно, отыгрываться! — засмеялась Марья Павловна.
— Ты не забудь про Купеческий, — сказал Виталин Чиркову.
— Обязательно!..
— Как это увлекает! — сказала Наталья Александровна мужу, едва они вышли на улицу.
— Еще бы!
— И — как интересно! А ты заметил, какая она жадная! У нее лицо даже пятнами пошло, когда я убила ее карты…
И Наталья Александровна без умолка говорила всю дорогу. А Виталин молчал.
Его неудержимо снова потянуло играть, испытать счастье. И когда он лег в постель, словно кто-то стал нашептывать ему про былую удачу и перед ним воскресали картины, когда он бил противников комплектами.
«Завтра схожу», подумал он. «А — картина?..»
Но картина ему не удавалась.
Заказы на копии из магазина он исполнял быстро и аккуратно. От того, что он сходит вечером сыграть в карты, упущений быть не может.
«Завтра пойду!» решил он окончательно и, повернувшись, закрыл глаза, когда жена вдруг сказала ему:
— Отчего ты не сходишь в клуб? Может, тебе опять повезет?
Он даже вздрогнул.
— Завтра схожу! — сказал он и обнял жену. — Наиграем тысяч пятьдесят, сто!..
А черт смеялся и радостно потирал руки.
Виталина встретили в клубе, как старого знакомого. Совершенно забытые им люди подходили, жали ему руку и рассказывали клубные новости. Карточник низко поклонился и сказал:
— Я уж вам с хорошими игроками место сделаю!
— Ах, Феденька! — раздался возглас Кострыгина. И он обнял Виталина, трижды поцеловал его, потом взял за талию, и гуляя с ним между колоннами, заговорил:
— Обрадовал! Буду опять с тобой в гривеннике, может — поправлюсь. А то, совсем проигрался. Бьют и бьют. Ты сколько времени не ходил?
— Месяца три. Кострыгин засмеялся.
— Здесь все перепугались. Думали, уже совсем ходить не будешь. Ан — и ты тут!..
— Чего же боялись?
— А деньги-то, что выиграл? Их, ведь, отыграть надо.
— Ну, это как удастся, — хвастливо сказал Виталин.
— Местечко есть! — подбежав, объявил карточник. Виталин ощупал бумажник и бодро двинулся к столу. Партнеры были все те же. Он не знал ни имен, ни званий, но помнил их лица и теперь дружески поздоровался со всеми.
— Ну, будем пытать счастье! — сказал толстый армянин и, легши животом на стол, сгреб карты и начал тасовать.
Толпа мазчиков окружила тесным кольцом игорный стол. Игра началась.
Когда до Виталина дошла очередь держать банк, он почувствовал небывалое волнение. Руки его тряслись, на лбу выступил холодный пот. Банк завязывался, но по третьему удару его срывали.
— Как часы! — восклицал его визави и громче других кричал после второго удара: — После играющего!
Виталин проигрывал и отыгрывался, когда партнер с правой руки оставил место и на его стул свалился полупьяный чиновник. Он высыпал на стол деньги и кричал:
— После играющего!
— Не скандаль, Петя, будет твоя очередь, — уговаривал его другой подвыпивший чиновник — в тужурке.
— Я ничего! Я хочу сорвать банк!
— Да уже сорван! — обозлившись проигрышем, сказал толстый армянин.
Когда очередь дошла до чиновника, он поставил десять рублей и Виталин тотчас их взял. Чиновник поставил двадцать, и Виталин взял опять.
— Ответ! — заявил пьяный и бросил карты.
Ему приготовили талью, а тем временем к столу потянулись руки, и на стол со звоном посыпались деньги.
Виталин двинул на свое табло все серебро, рублей двадцать восемь, и с улыбкой взглянул на пьяного чиновника. Безусое лицо его было красно, словно налитое, глаза тупо глядели перед собою, на лоб падали волнистые волосы. Он держал волосатыми короткими пальцами карты и бормотал:
