Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 11-13

{13017}

Нина. Да. Тригорин. Я люблю удить рыбу. Для меня нет больше наслаждения, как сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок. Нина. Но, я думаю, кто испытал наслаждение творчества, для того уже все другие наслаждения не существуют. Аркадина (смеясь). Не говорите так. Когда ему говорят хорошие слова, то он проваливается. Шамраев. Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: "Браво, Сильва!" - целою октавой ниже... Вот этак (низким баском): браво, Сильва... Театр так и замер. Пауза. Дорн. Тихий ангел пролетел. Нина. А мне пора. Прощайте. Аркадина. Куда? Куда так рано? Мы вас не пустим. Нина. Меня ждет папа. Аркадина. Какой он, право... (Целуются.) Ну, что делать. Жаль, жаль вас отпускать. Нина. Если бы вы знали, как мне тяжело уезжать! Аркадина. Вас бы проводил кто-нибудь, моя крошка. Нина (испуганно). О, нет, нет! Сорин (ей, умоляюще). Останьтесь! Нина. Не могу, Петр Николаевич. Сорин. Останьтесь на один час и всё. Ну что, право... Нина (подумав, сквозь слезы). Нельзя! (Пожимает руку и быстро уходит.) Аркадина. Несчастная девушка в сущности. Говорят, ее покойная мать завещала мужу всё свое громадное состояние, всё до копейки, и теперь эта девочка осталась ни с чем, так как отец ее уже завещал всё своей второй жене. Это возмутительно. Дорн. Да, ее папенька порядочная-таки скотина, надо отдать ему полную справедливость.

{13018}

Сорин (потирая озябшие руки). Пойдемте-ка, господа, и мы, а то становится сыро. У меня ноги болят. Аркадина. Они у тебя как деревянные, едва ходят. Ну, пойдем, старик злосчастный. (Берет его под руку.) Шамраев (подавая руку жене). Мадам? Сорин. Я слышу, опять воет собака. (Шамраеву.) Будьте добры, Илья Афанасьевич, прикажите отвязать ее. Шамраев. Нельзя, Петр Николаевич, боюсь, как бы воры в амбар не забрались. Там у меня просо. (Идущему рядом Медведенку.) Да, на целую октаву ниже: "Браво, Сильва!" А ведь не певец, простой синодальный певчий. Медведенко. А сколько жалованья получает синодальный певчий? Все уходят, кроме Дорна. Дорн (один). Не знаю, быть может, я ничего не понимаю или сошел с ума, но пьеса мне понравилась. В ней что-то есть. Когда эта девочка говорила об одиночестве и потом, когда показались красные глаза дьявола, у меня от волнения дрожали руки. Свежо, наивно... Вот, кажется, он идет. Мне хочется наговорить ему побольше приятного. Треплев (входит). Уже нет никого. Дорн. Я здесь. Треплев. Меня по всему парку ищет Машенька. Несносное создание. Дорн. Константин Гаврилович, мне ваша пьеса чрезвычайно понравилась. Странная она какая-то, и конца я не слышал, и все-таки впечатление сильное. Вы талантливый человек, вам надо продолжать. Треплев крепко жмет ему руку и обнимает порывисто. Фуй, какой нервный. Слезы на глазах... Я что хочу сказать? Вы взяли сюжет из области отвлеченных идей. Так и следовало, потому что художественное произведение непременно должно выражать какую-нибудь большую мысль. Только то прекрасно, что серьезно. Как вы бледны!

{13019}

Треплев. Так вы говорите - продолжать? Дорн. Да... Но изображайте только важное и вечное. Вы знаете, я прожил свою жизнь разнообразно и со вкусом, я доволен, но если бы мне пришлось испытать подъем духа, какой бывает у художников во время творчества, то, мне кажется, я презирал бы свою материальную оболочку и все, что этой оболочке свойственно, и уносился бы от земли подальше в высоту. Треплев. Виноват, где Заречная? Дорн. И вот еще что. В произведении должна быть ясная, определенная мысль. Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдете по этой живописной дороге без определенной цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас. Треплев (нетерпеливо). Где Заречная? Дорн. Она уехала домой. Треплев (в отчаянии). Что же мне делать? Я хочу ее видеть... Мне необходимо ее видеть... Я поеду... Маша входит. Дорн (Треплеву). Успокойтесь, мой друг. Треплев. Но все-таки я поеду. Я должен поехать. Маша. Идите, Константин Гаврилович, в дом. Вас ждет ваша мама. Она непокойна. Треплев. Скажите ей, что я уехал. И прошу вас всех, оставьте меня в покое! Оставьте! Не ходите за мной! Дорн. Но, но, но, милый... нельзя так... Нехорошо. Треплев (сквозь слезы). Прощайте, доктор. Благодарю... (Уходит.) Дорн (вздохнув). Молодость, молодость! Маша. Когда нечего больше сказать, то говорят: молодость, молодость... (Нюхает табак.) Дорн (берет у нее табакерку и швыряет в кусты). Это гадко! Пауза. В доме, кажется, играют. Надо идти. Маша. Погодите. Дорн. Что?

{13020}

Маша. Я еще раз хочу вам сказать. Мне хочется поговорить... (Волнуясь.) Я не люблю своего отца... но к вам лежит мое сердце. Почему-то я всею душой чувствую, что вы мне близки... Помогите же мне. Помогите, а то я сделаю глупость, я насмеюсь над своею жизнью, испорчу ее... Не могу дольше... Дорн. Что? В чем помочь? Маша. Я страдаю. Никто, никто не знает моих страданий! (Кладет ему голову на грудь, тихо.) Я люблю Константина. Дорн. Как все нервны! Как все нервны! И сколько любви... О, колдовское озеро! (Нежно.) Но что же я могу сделать, дитя мое? Что? Что? Занавес

{13021}

Площадка для крокета. В глубине направо дом с большою террасой, налево видно озеро, в котором, отражаясь, сверкает солнце. Цветники. Полдень. Жарко. Сбоку площадки, в тени старой липы, сидят на скамье Аркадина, Дорн и Маша. У Дорна на коленях раскрытая книга. Аркадина (Маше). Вот встанемте. Обе встают. Станем рядом. Вам двадцать два года, а мне почти вдвое. Евгений Сергеич, кто из нас моложавее? Дорн. Вы, конечно. Аркадина. Вот-с... А почему? Потому что я работаю, я чувствую, я постоянно в суете, а вы сидите всё на одном месте, не живете... И у меня правило: не заглядывать в будущее. Я никогда не думаю ни о старости, ни о смерти. Чему быть, того не миновать. Маша. А у меня такое чувство, как будто я родилась уже давно-давно; жизнь свою я тащу волоком, как бесконечный шлейф... И часто не бывает никакой охоты жить. (Садится.) Конечно, это все пустяки. Надо встряхнуться, сбросить с себя все это. Дорн (напевает тихо). "Расскажите вы ей, цветы мои..." Аркадина. Затем, я корректна, как англичанин. Я, милая, держу себя в струне, как говорится, и всегда одета и причесана comme il faut. Чтобы я позволила себе выйти из дому, хотя бы вот в сад, в блузе или непричесанной? Никогда. Оттого я и сохранилась, что никогда не была фефёлой, не распускала себя, как некоторые... (Подбоченясь, прохаживается по площадке.)

{13022}

Вот вам - как цыпочка. Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть. Дорн. Ну-с. Тем не менее все-таки я продолжаю. (Берет книгу.) Мы остановились на лабазнике и крысах... Аркадина. И крысах. Читайте. (Садится.) Впрочем, дайте мне, я буду читать. Моя очередь. (Берет книгу и ищет в ней глазами.) И крысах... Вот оно... (Читает.) "И, разумеется, для светских людей баловать романистов и привлекать их к себе так же опасно, как лабазнику воспитывать крыс в своих амбарах. А между тем их любят. Итак, когда женщина избрала писателя, которого она желает заполонить, она осаждает его посредством комплиментов, любезностей и угождений..." Ну, это у французов, может быть, но у нас ничего подобного, никаких программ. У нас женщина обыкновенно, прежде чем заполонить писателя, сама уже влюблена по уши, сделайте милость. Недалеко ходить, взять хоть меня и Тригорина... Идет Соpин, опираясь на трость, и рядом с ним Нина; Медведенко катит за ними пустое кресло. Сорин (тоном, каким ласкают детей). Да? У нас радость? Мы сегодня веселы, в конце концов? (Сестре.) У нас радость! Отец и мачеха уехали в Тверь, и мы теперь свободны на целых три дня. Нина (садится рядом с Аркадиной и обнимает ее). Я счастлива! Я теперь принадлежу вам. Сорин (садится в свое кресло). Она сегодня красивенькая. Аркадина. Нарядная, интересная... За это вы умница. (Целует Нину.) Но не нужно очень хвалить, а то сглазим. Где Борис Алексеевич? Нина. Он в купальне рыбу удит. Аркадина. Как ему не надоест! (Хочет продолжать читать.) Нина. Это вы что? Аркадина. Мопассан "На воде", милочка. (Читает несколько строк про себя.) Ну, дальше неинтересно и неверно. (Закрывает книгу.) Непокойна у меня душа. Скажите, что с моим сыном? Отчего он так скучен и суров? Он целые дни проводит на озере, и я его почти совсем не вижу.

{13023}

Маша. У него нехорошо на душе. (Нине, робко.) Прошу вас, прочтите из его пьесы! Нина (пожав плечами). Вы хотите? Это так неинтересно! Маша (сдерживая восторг). Когда он сам читает что-нибудь, то глаза у него горят и лицо становится бледным. У него прекрасный, печальный голос; а манеры, как у поэта. Слышно, как храпит Сорин. Дорн. Спокойной ночи! Аркадина. Петруша! Сорин. А? Аркадина. Ты спишь? Сорин. Нисколько. Пауза. Аркадина. Ты не лечишься, а это нехорошо, брат. Сорин. Я рад бы лечиться, да вот доктор не хочет. Дорн. Лечиться в шестьдесят лет! Сорин. И в шестьдесят лет жить хочется. Дорн (досадливо). Э! Ну, принимайте валериановые капли. Аркадина. Мне кажется, ему хорошо бы поехать куда-нибудь на воды. Дорн. Что ж? Можно поехать. Можно и не поехать. Аркадина. Вот и пойми. Дорн. И понимать нечего. Все ясно. Пауза. Медведенко. Петру Николаевичу следовало бы бросить курить. Сорин. Пустяки. Дорн. Нет, не пустяки. Вино и табак обезличивают. После сигары или рюмки водки вы уже не Петр Николаевич, а Петр Николаевич плюс еще кто-то, у вас расплывается ваше я, и вы уже относитесь к самому себе, как к третьему лицу - он. Сорин (смеется). Вам хорошо рассуждать. Вы пожили на своем веку, а я? Я прослужил по судебному ведомству 28 лет, но еще не жил, ничего не испытал,