Он вспоминает передвижение горящих свечей во тьме огромного дома, словно факельное шествие. И как они, дети, завороженно следили за фантастическими, причудливой формы тенями, пляшущими на стенах.
Тепло домашнего очага скромной квартирки Гийоме напоминает ему о детстве в Сен-Морисе. Коридоры там были ледяными, но в их детской спальне стояла массивная железная печка, и она с равным успехом отгоняла холод и призраков.
Анри с дружеским смирением улыбается.
– Но… разве книга не о ночных полетах?
– Тот дом в ночи, где так мало света и полным-полно теней, отплясывающих жуткие пляски, ничуть не менее таинственный, чем самое сердце Африки.
Ноэль напоминает гостю, что суп уже стынет. Он повязывает салфетку поверх пиджака и галстука, размещает листы рядом с тарелкой и между ложками супа продолжает читать.
Конец с концом не вяжется – так писать ему нравится больше. Не рассказывать истории, а бродить вокруг да около. К литературе он приближается ровно так же, как к аэродрому в ночи: кругами. Анри слушает благосклонно, так что после ужина Тони перемещается на диван и продолжает читать, пока его самого не одолевает зевота.
Гийоме выходит проводить его до подъезда. И Гийоме же приходится давать таксисту адрес квартиры Тони на улице Флорида, поскольку сам Тони уже мирно похрапывает на заднем сиденье.
Изматывающая работа на почтовых линиях в течение нескольких недель не позволяла друзьям встретиться. Но однажды в субботу, когда самолеты отдыхают в ангарах, вся троица по инициативе Мермоза собирается в кабачке на проспекте Авельяна, куда обычно захаживают рабочие с расположенных поблизости текстильных фабрик. Придя на место встречи, друзья находят Мермоза за завтраком: он сидит за столом, поедая тортилью из четверки яиц, в безукоризненном полосатом костюме с галстуком золотистого цвета.
– Сегодня нас ждет большой день!
Тони не в настроении. Он не может придумать, чем наполнить пустоту своего одиночества.
– Не нравится мне Буэнос-Айрес, – шепчет он им, чтобы его слов не слышали другие. – Это город, в котором человек чувствует себя пленником, он не может никуда из него выйти. За ним только квадратные поля без деревьев, с каким-нибудь печальным строением посредине и водяной мельницей, чтоб было на чем глазу остановиться.
– Ну так сегодня я покажу вам другое лицо Буэнос-Айреса.
И ведя машину к выезду из города, он им рассказывает, что, когда выдается свободный денек, он имеет обыкновение проводить его в Эль-Тигре, на огромной дельте, где встречаются реки Парана и Уругвай, образуя лабиринт каналов. Эдакая Венеция дощатых бараков и скромных баркасов. Скользя по коричневым речным водам, они перевозят фрукты и всякую зелень.
Во «Французском гребном клубе» они рассаживаются по пиро́гам, однако спустя лишь полчаса Тони и Гийоме остаются без сил и с водяными мозолями на руках. Мермоз крутится вокруг них, то обгоняя, то отставая, но скорее чтобы громко хохотать над их неловкостью, чем чтобы ободрить. Эти двое решают полежать и позагорать на лежаках в клубе, а Мермоз еще добрых два часа тренирует мускулатуру. Он возвращается весь мокрый, завершив упражнения на веслах купанием, и находит приятелей дремлющими под солнечными очками.
– Пора напиться! – Он до сих пор не утратил своего юношеского пристрастия к самым вдохновенным стихам Бодлера, которого с жаром цитирует: – «Будь пьян, будь пьян постоянно!»
Мермоз наблюдает за ветками, которые река несет в океан, и чувствует, что время бежит слишком стремительно. И вспоминает тот распухший от воды ствол, похожий на тело утопленника, который тащила вниз по течению Сена.
– Хотел бы я встать посреди реки, раскинуть руки и – остановить течение.
Тони улыбается.
– Меня бы не удивило, если бы у тебя получилось.
Мермоз одним прыжком встает с лежака и легкой рысью пересекает террасу. Накинув купальные халаты, друзья идут за ним. А он без остановки проходит раздевалку и выскакивает в элегантный холл клуба с рецепцией, где два его члена в шляпах-котелках и дама в желтой соломенной шляпе чинно ведут светскую беседу.
– Мне нужна писчая бумага и перо!
Собеседники в полном изумлении останавливают на нем взгляд, а консьерж судорожно сглатывает.
– Сеньор Мермоз… вы не одеты.
Скромный купальный костюм открывает взорам его атлетическое тело.
– Сейчас не до этикета! Мне срочно нужно написать в министерство воздушного флота. Речь идет о престиже Франции!
И возвращается обратно к своим друзьям, с порога раздевалки наблюдающим за его выходкой.
– Мы должны открыть маршрут над Атлантикой раньше, чем это сделают другие!
До этого письма были другие, и после него они тоже будут. Как бы то ни было, капля камень точит.
В одно прекрасное утро Мермоз приходит в свой офис на улице Реконкиста, а на столе его кабинета лежит телефонная трубка; его ожидает месье Дора: «Выезжайте первым же пароходом. Мы ожидаем вас в Монтодране, вы будете руководить испытаниями „Лате 28“ с модификацией в качестве гидроплана для трансатлантического перелета».
На крик в кабинет начальника летной службы сбегается встревоженный персонал офиса. И находят его лежащим на столе: папки и стопки бумаг придавлены его спиной и ботинками.
– С вами что-то случилось, сеньор Мермоз?
– Я еду пароходом в Европу… но вернусь по воздуху.
Глава 52. База гидропланов на озере Бер (Франция), 1930 год
Мермоз прибывает на базу гидропланов за рулем бешеного красного кабриолета, купленного им, как только нога его ступила на
