— Зато халява, чо, — парировал басист, жадно припав к бокалу.
Этот перец еще до концерта умудрился укуриться в хлам, поэтому ему было абсолютно плевать на степень разбавленности пива. Но даже в состоянии крайнего опьянения, усталости или расслабленности после ганджубаса Мишка умудрялся не снимать пальцев одной руки с кофра или грифа своей ненаглядной бас-гитары. Он, наверняка, и в туалет с ней таскается, подумал с усмешкой Антон. Усевшись на жесткую скамью, он выложил на стол конверт с гонораром.
— Короче, тут по семьсот пятьдесят на рыло.
Сотоварищи уставились на три унылые купюры по тысяче рублей.
Леха, барабанщик, имевший привычку машинально выстукивать пальцами по любой поверхности ему одному ведомый ритм, невозмутимо полез в карман, извлек оттуда двести пятьдесят рублей и забрал тысячу.
— Я тебе пятихатку торчу, помнишь? — сказал Антону Мишка и забрал двести пятьдесят.
Саксофонист ничего не сказал, но по его лицу Антон понял, что сейчас он начнет нудить.
— А чего так мало? — после паузы поинтересовался Дима.
Вот же душный тип!
— Чел, ты сам видел, было занято от силы три стола. Плюс какой-то народ у стойки. Вот наши пятьдесят процентов от входа.
— Ну, значит, реклама была хреновая, — продолжал наседать саксофонист. — И договариваться надо было не на четверг, а на субботу. Какой идиот попрется в четверг на концерт? Не, народ, серьезно, я что, вот ради этих копеек в Гнесинке корячился?
Гнесинка была любимым аргументом Димы во всех спорах.
— Чувак, в следующий раз будет больше! Мне Генка из «Опен-бара» обещал корпорат новогодний подкинуть. Плюс еще рождество, все дела… Заработаем нормально, чего ты завел… Ну хочешь, забери мой гонорар тоже! — вскинулся Антон.
— Да не нужен мне твой гонорар! — саксофонист встал со скамьи и принялся раздраженно рыться в карманах в поисках размена. — Меня достал твой детский энтузиазм, Тоха! Без обид, но… Ты так и будешь до пенсии с дредами на халяву по сцене скакать? Три года уже слушаю одно и то же — скоро подзаработаем, вот-вот раскрутимся, еще чуть-чуть, и попрет! А за репетиции, между прочим, плати! И за такси, чтобы с работы успеть, плати! Я и так себе в убыток с вами играю! Тоха, у меня Настька рожает через два месяца. Мне ребенка чем кормить? Твоими мечтами?
Антон, чувствуя, как со злости покрывается красными пятнами, не нашелся, что ответить. Саксофонист окинул присутствующих скорбным взглядом и, чуть поколебавшись, сообщил:
— Короче, я сваливаю.
В наступившей тишине было слышно, как Леха барабанит пальцами по столу.
— Хорошо подумал? — уточнил Антон холодно.
— Хорошо, — угрюмо произнес саксофонист. — Мне, конечно, нравится с вами играть, и музло крутое, но… Просвета не видно. А мне вторую работу предложили… занятость вечерняя, как раз буду успевать.
— Что за работа? — поинтересовался Мишка.
— В конторе в одной… чаем торговать, во вторую смену.
— Чаем! — желчно выкрикнул Антон. — Круто! Это прям для выпускника Гнесинки. В самый раз!
— Да пошел ты! — зло бросил Дима и принялся напяливать куртку, безуспешно пытаясь попасть в рукав.
— Сам пошел! — Антон удерживал себя от страстного желания двинуть саксофонисту в толстое, покрытое оспинами лицо. Вместо этого он сделал несколько громадных глотков пива, чтобы хоть как-то остыть.
Дима наконец справился с курткой, достал из-под стола саксофон в кофре, сгреб со стола причитающиеся ему деньги и, стараясь не смотреть никому в глаза, буркнул:
— Короче, сорри! Было приятно…
И направился к выходу.
— Ну и катись! — крикнул ему в спину Антон. — Чарли Паркер, бля. Инструмент продай — купишь подгузники!
Мишка и Леха тактично промолчали.
— Я поссать! — сообщил барабанщик и, снявшись со скамьи, исчез.
Мишка, бросив на Антона быстрый взгляд, тактично углубился в свой смартфон.
Антон мрачно уставился в стену, увешанную фотографиями счастливых нетрезвых посетителей бара. Вот где он сейчас найдет в Москве свободного саксофониста, готового почти на голом энтузиазме играть фанк?
И сколько еще он сам будет готов на голом энтузиазме играть фанк? Выплевывать в микрофон рифмованные слова, разрываться между репетициями и работой, снимать комнатку-конуру в трешке, соседствуя с пожилой учительницей математики и ее великовозрастным, слегка полоумным сыном? И ради всего этого он, радужный идиот, перся когда-то в Москву, мечтая прославиться, начать зарабатывать на жизнь исключительно музыкой, играть с профессионалами? Ему скоро тридцать, а у него ни кола, ни двора, и все его вещи можно уместить в два объемных чемодана.
Внезапно Антон с ужасающей безысходностью увидел свою жизнь со стороны — да он же просто унылый персонаж второго плана в каком-то несмешном кино! И вся его роль состоит в том, чтобы вечно предаваться мечтам и вечно жаловаться на то, что они не сбываются!
Может, и правда, плюнуть на все, вернуться в Калугу, продать, на хрен, гитару… Бывший одноклассник предлагал с ним на пару бизнес замутить — через онлайн-магазин торговать подержанной оргтехникой. Если поднапрячься, косарей тридцать-сорок в месяц можно будет поднять… Накопить за год-два первый взнос за автокредит, обрадовать мать тем, что ее непутевое чадо наконец получило нормальную человеческую работу…
При мысли о подержанных сканерах, принтерах и «человеческой» работе на Антона накатили такие отчаяние и тоска, что он, вцепившись в бокал пива, испугался, что вот-вот расплачется на виду у всего заведения. Стиснул зубы, с силой потер лицо руками, чтобы отвлечься, сделал пару глубоких вдохов-выдохов, поднял глаза и…
