1449
Прекрасное сравнение, означающее оживление растительного царства с наступлением весны. Здесь время опять определяется астрономически, для ясного понимания которого должно помнить, что непосредственно за знаком Рыб следует созвездие Овна. Итак, это место означает: «когда великий блеск солнца, смешанный со светом созвездия Овна, изливается на землю, т. е. во время весеннего равноденствия». – К половине апреля все деревья в Италии уже в зелени. К Витте.
«Большинство комментаторов видят в этом цвете намек на кровь, смешанную с водою, излившуюся из Христа при прободении его копьем, и ссылаются при этом на одно место у св. Бернарда, где он говорит: «Inspicite lateris aperturam, quia nec illa caret rosa, quamvis ipsa subrubea sit propter mixturam aquae» (O страст. Госп. I, 41). Но я должен сознаться, что Данте говорит здесь, по-видимому, не о бледно-красном цвете, но скорее о цвете среднем между красным и фиолетовым. Этот же цвет есть цвет католических епископов. Потому я позволяю себе думать, что цвет этот намекает на добродетели первых римских епископов, которыми украшался христианский Рим, или на добродетели мучеников, символом которых служит красный цвет, как цвет крови и любви, a также цвет голубой, как цвет постоянства». Филалет. – Это место вообще очень темно и, как справедливо выражается Скартаццини, это одно из темных мест Божественной Комедии, которое не имело еще своего Эдипа для разгадки тайны.
«В этом непонимании заключается, конечно, непостижимость божественного мироправления в отношении этого соединения. Поэтому каждое размышление человека об этом тщетно и мешает только полезной человеческой деятельности». Каннегиссер. – «Там», т. е. на земле, – может быть намек на песнь Агнцу (Откр. Св. Иоан. XV, 3), или на те неизреченные глаголы, которых ни один человек произнести не смеет, слышанные Св. Павлом (II Коринф. XII, 4). Данте не мог дослушать их, ибо погрузился в сон (см. ниже, стих 68).
«Аргус». Сличи Чистилища XXIX, 95 примеч. «Под напев свирели» в подлиннике: udendo di Siringa, ибо Меркурий усыпил Аргуса повествованием о Пане и Сиринге.
«Почти невозможно изобразить момент засыпания, ибо с засыпанием прекращается и сознание; тем не менее, это удалось Данте может быть лучше, чем какому либо другому поэту. Сличи также Чистилища XVIII, 141 и след.». Филалет. – «В этом сне Данте, может быть, символически изображается мир веры, покорной Богу и императорской власти, или, вернее, сон этот есть образ мира и полного блаженства, царствующих в мире том, где обе власти соединены вместе и обе соответствуют идеалу, составленному об них Данте. Этот мир и блаженство, по мнению поэта, существовали в мире во время первого появления Христа на землю и при основании его церкви.
До сих пор великое видение представляло нам картину спокойствия, всемирного мира и блаженства, царствовавшего в мире при начале христианства; с этой минуты поэт изображает нам, как в зеркале, положение мира с того времени, как не сотканная одежда сорвана с него когтями сребролюбия и алчности». Скартаццини.
Чувствуя себя неспособным изобразить свое усыпление, Данте переходит к минуте, когда он восстал от сна, рассеявшегося от яркого блеска Грифона и «святого воинства», вознесшихся в это время на небо (стих 89), и от возгласа Матильды: «проснись» (стих 72).
«Да узрят роскошь цвета той яблони» и проч. Здесь разумеется яблоня, о которой говорится в Песни Песней II, 3: «Что яблонь между деревьями, то возлюбленный мой между юношами». По общему толкованию св. отцов, в яблоне Песни Песней подразумевается сам Христос. В момент Преображения Господня ученики его предвкушали вечное блаженство, они видели цветы древа, плодов которого вечно алкают ангелы и вечно питаются ими, по слову св. Апостола (I Петр. I, 12): «Во что желают проникнуть Ангелы».
«Глагол надежды», т. e. слова Спасителя: «Встаньте и не бойтесь». Матф. XVII, 7. Здесь намекается на слова Спасителя к умершему Лазарю: «Лазарь! иди вон» (Иоанна XI, 43), и к юноше: «Юноша! тебе говорю, встань». Луки VII, 14.
«При изображении своего усыпления Данте подражает евангельскому повествованию о Преображении Господнем. Как три ученика Христовы заснули на горе Фаворе, так засыпает Данте на горе Чистилища; как ученики при пробуждении и еще полусонные узрели славу своего Учителя (Луки IX, 32), так и Данте видит блеск от Грифона; как Христос приблизился к ученикам, прикоснулся к ним и сказал: «встаньте» (Матф. XVII, 7), так и Данте слышит слово «проснись»; как ученики, проснувшись, не видели никого более, кроме одного Иисуса (Матф. XVII, 8; Марк. IX, 7; Лук. IX, 36), так и Данте видит лишь Матильду». Скартаццини.
«Итак, смысл и значение внезапного усыпления нашего поэта состоит в том, что он, как некогда ученики, укрепляется в силах своих восторженным предвкушением блаженства для созерцания предстоящего изображения судьбы церкви. Именно тогда лишь, когда исчезли Христос и его спутники (стих 88), сошедшая с колесницы Беатриче позволяет поэту узреть заимствованное из Иезекииля (XVII, 3) и Откровения (XII, 13–17) видение с заключительным о нем пророчеством. И здесь заключается опять глубочайший смысл; именно дело идет теперь о том времени церкви, когда Христос видимо покинул ее, при чем осталась одна его незримая благодать (Беатриче) со своими добродетелями и духовными дарами, как неистребимыми благами, которые не может исторгнуть никакая буря (стих 99)». Флейдерер.
«Дерево, как мы видели, – символ империи. Корень дерева, говоря все в том же аллегорическом смысле, не может обозначать ничего иного, как то место, где возвысилась и откуда распространилась империя, т. е. Рим. Кроме того мы видели, что Беатриче олицетворяет власть церковную или папство. Итак, по снятии аллегорической одежды, слова поэта будут означать, что папство восседит на семи холмах, т. е. в Риме, под сенью и покровительством Римской империи». Скартаццини. – Другие объясняют иначе; так Флейдерер полагает, что «здесь необходимо иметь в виду значение дерева, и тогда смысл будет тот, что божественная благодать даже и во время отпадения неуклонно указывает на послушание Христу, и потому, даже и тогда, когда оставляется самое дерево, т. е. надлежащий внешний порядок (как мы это увидим в стихе 157), вследствие постоянного указания на эту внутреннюю норму жизни, – церковь ограждается от погибели (стих 95) и стремится возвратиться к надлежащему порядку, даже во внешней своей форме».
«Другие», т. е. святое воинство (стих 17). «За Грифоном», – «Каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие его (верующие)», I. Коринф. XV, 23. – Поднятие Грифона к небу олицетворяет вознесение Господне.
«На почве чистой», в подлиннике: in su la terra vera. По мнению одних, почва эта обозначает почву земного рая, по мнению других, напр. Коста, – Рим. Но уже Бути, Ландино и Велутелло понимали слово vera, как nuda – голая или чистая. В таком случае, следуя Скартаццини, смысл будет такой: «Беатриче садится у корня древа, что означает, как выше сказано (ст. 86 примеч.), что местопребывание духовной власти – Рим, корень империи. Беатриче сидит одна и на истинной почве. Истинная почва есть почва голая. Беатриче сидит одна, окруженная лишь семью нимфами, олицетворяющими семь добродетелей; она сидит на голой земле и подражает в этом Тому, Кто «не имел, где преклонить главу» (Матф. VIII, 20; Лук. IX, 58). Беатриче олицетворяет власть духовную, или папство, сообразное идеалу Данте. В грандиозном его видении мы присутствуем теперь при зачатках христианства. Первые римские епископы заседали одни в императорском городе, без всякой свиты кардиналов, придворных, слуг и проч. Они были бедны; престол папский еще не был воздвигнуть; временных богатств не имели ни церковь, ни папы; верующие собирались еще в катакомбах, следовательно не имели другого седалища, кроме голой земли. Изображая Беатриче сидящею одиноко на голой земле, поэт рисует одним штрихом кисти смирение и нищету первых наместников Христовых и, вместе с тем, делает жестокий упрек в роскоши и мирском блеске папам последующих времен, и в особенности современным ему. Заметьте кроме того, что Беатриче уже не сидит в колеснице, но на земле около нее. Впоследствии блудница на свободе сидит на колеснице, превратившейся в чудовище, как крепость на скале. Сидение на голой земле означает смирение, сидение же блудницы, очевидно, – признак гордости и наглости. Беатриче сидит как бы на страже колесницы, она не хочет господствовать над достоянием, но единственно охраняет и служит примером стаду (I посл. Петра V, 3): она служит колеснице, a не колесница ей. Итак Беатриче, сидящая на истинной, голой, земле, есть олицетворение первых преемников св. Петра, или идеального папы, по воззрению поэта». Скартаццини.
