- Что еще? - насторожился профессор.
- Видите ли, дорогой Борис Наумович, вашими добрыми стараниями, за что я безмерно вам благодарен, я подлатан и подштопан, невидимая рана моя затянулась. Затянулась пленочкой, боюсь, что тонкой. Стоит мне очутиться за пределами лечебницы, как наша прекрасная действительность, которая увы, пока я был здесь, не изменилась, - эту пленочку порвет, нервы опять оголятся, как провода... Жди очередного замыкания. Вот в чем беда. Надо правде в глаза смотреть: «широка страна моя родная», а нет мне в ней ни убежища, ни прибежища от мерзкой реальности.
Профессор с участием развел руками.
- Тут, Ефим Моисеевич, медицина бессильна! Как врач, повторяю еще раз: острые углы не для вас. Вам необходимо круто изменить свое отношение...
- Извините, Борис Наумович, - прервал Ефим, - не продолжайте, я вас понял. Я буду вам очень признателен, если вы разрешите мне выписаться отсюда не через десять дней, а дня через два-три. Дальнейшее пребывание в этих стенах вряд ли пойдет мне на пользу. Пожалуйста, сделайте такую малость... Хорошо?
- Если вы настаиваете, не возражаю.
- Благодарю вас от всего сердца! Благодарю за вашу доброту! Только можно на прощанье задать вам один вопрос?.. Я заранее прошу извинить меня. Понимаете, меня очень волнует судьба Владимира Жуковского. Может быть, вам все-таки известно, куда его увезли в ту злополучную ночь?
Профессор Котляр выразительно, исподлобья глянул на Ефима, поднялся с кресла, ступая бесшумно, как некогда тот политический деятель, как недавно врач Канатчиков, подошел к двери, открыл ее, высунул голову в коридор, посмотрел направо, налево, захлопнул дверь на замок. Бросил мимолетный взгляд на Ефима, перехватил его ироническую улыбку.
- Подсмеиваетесь над трусоватым профессором? Не вздумайте отпираться, вижу... Да, признаться, боюсь, вернее, опасаюсь... Есть чего опасаться! Увы, есть! И вы это знаете. Мне трудно продолжать этот разговор, непривычно, знаете ли... - Борис Наумович отошел к окну. - На ваш вопрос о дальнейшей судьбе Владимира Жуковского отвечу так: куца его увезли в ту, как вы выразились, злополучную ночь, мне никто не доложил. Случайно узнал от одного давнего коллеги, что Жуковский помещен в Казанскую психбольницу. Надолго ли? Неизвестно... Это не просто больница, а вроде бы больница-тюрьма.
- Как это? - с крайней тревогой спросил Ефим.
- Не слышали? И не надо. Злейшему врагу своему не пожелаю очутиться в том последнем кругу дантова ада... Все, Ефим Моисеевич, я и так сказал вам непозволительно много. Надеюсь, вы понимаете и не злоупотребите... И намотайте себе на ус! Вы же умный человек!.. Итак, - Борис Наумович протянул руку Ефиму, - до свидания, не в стенах психбольницы, разумеется...
Через три дня, к своей и Надиной радости, Ефим возвращался из больницы домой.
Декабрь 1975 — октябрь 1977 гг.
РУСЬ
Не берусь
исцелить тебя, Русь, не берусь.
Я и думать об этом не смею.
Будь хоть я тыщу крат
Гиппократ, будь хоть я Моисеем -все равно не берусь..
Утонула в кровище, задохнулась от фальши
и лжи.
Как ты, тупая,
слепо и рьяно до небес возносила
тирана,
как молилась ему,
расскажи...
А теперь вот - блажи!..
Смертоносны глубокие раны твои, Честь и совесть пропили Иваны
твои.
В городах перекрашены в рыжие, крутят чреслами Марьи
бесстыжие. А в деревне, от хаты до хаты, поллитровка
в обнимку с развратом, входит в двери,
раскрытые настежь, на погибель твою и несчастье!
А под соколов ясных рядится твое воронье.
А под знаменем красным жируют жулье да ворье.
Тянут лапу за взяткой
чиновник, судья, прокурор...
Как ты терпишь, Россия,
паденье свое и позор?!
Над тобою, распятой, березы проливают горячие слезы, изнывают поля и дубравы, жухнут с горя шелковые травы, и трубят тебе песни кручинные в небесах косяки журавлиные...
Не берусь
исцелить тебя, Русь, не берусь...
Понимаю, твои коммунисты-цари крикнут мне:
- Замолчи, щелкопер, не дури! Укроти-ка свой пыл клеветнический! Русь отсталой была,
Русь сохою жила, а при нас стала вся электрической, металлической, чудо-космической...
Полюбуйся, другим укажи: этажи, этажи,
поднимаются светлые здания, города, города...
Нефть, алмазы, руда, в дикой тундре и то - созидание.
Лучше крикни: - Ура!
На полях - трактора, в хатах светят не свечечки сальные.
Телевизоры есть, мотоциклов - не счесть, есть авто
и машины стиральные.
Лапти где? Нет лаптей!
Посмотри на детей:
как картинки они принаряжены.
Ты учти, критикан, выполняем мы план, а в пустынях - каналы и скважины... Мы от счастья поем, мы к высотам идем.
Коммунист - это самое, самое...
Мы Россию спасли, мы - надежда Земли, не хулу,
сочини ты осанну нам.
...Комцарям я ответить на это готов. Вы не зря мастера феерических слов. Да, растут города, да, гудят провода, ледоколы сверхмощные строятся. Есть и в космос разбег...
Ну а где Человек?
Ну а где Человек, россиянин свободный, с достоинством?
Я с тоскою смотрю
на «советских» людей. Ни высоких стремлений,
ни светлых идей.
От начальства снося зуботычины, Лишь с оглядкой лопочут:
«Что сделаешь мол?..» Верно их, как плита,
придавил произвол и запуганных, и обезличенных.
Что же станется завтра,
Россия, с тобой?..
Кто же правит сегодня
твоею судьбой?
Беззаконие,
Зло
и Насилие.
Кто поможет, скажи, во спасенье души, чтоб ты стала здоровой
Россиею,
чтоб ты стала
свободной Россиею?
Не берусь исцелить тебя, Русь, не берусь...
И откуда прибудет спасение?
«В белом венчике роз»
пожалеет Христос?..
Чу!..
Мне слышится грозное пение: Мы наточим топоры,
топоры,
их припрячем до поры,
до поры
До поры, до времени, а потом - по темени -
и-и-эх!..
Кто поет?..
Это - правда
иль слуха обман?..
А России душа
умирает от ран!..
Август, 1977
Часть L Прозрение
Часть II. Свадебное путешествие
Александр Соболев Ефим Сегал, контуженый сержант
Роман
Главный редактор художественной литературы Георгий Садовников
Набор Н. Швол
Верстка, обложка С. Деревянко Корректор Т. Савицкая
Издательский дом ПИК 121019, Москва, Новый Арбат, 15
Л.Р. № 063310 от 15.02.1994 г.
Сдано в набор 25.08.98. Подписано к печати 12.01.99. Формат 84x109/32. Гарнитура «Таймс». Печать офсетная. Бумага офсет № 1. Усл.-печ.л.15,5.
Тираж 1000 экз. Заказ № 473.
Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии № 6. Москва, ул. Южнопортовая, д. 24
