"Скорее врача", - сказала леди Мэшем, и я бросилась за доктором А., который тотчас же вместе с епископом поспешил на мой зов. Леди Мэшем успела шепнуть принцу, что все идет как нельзя лучше и чтобы завтра он с утра был наготове; и принц уехал в дом епископа Рочестерского, где его ожидали кое-кто из друзей. Итак, решительный ход сделан, - заключила Беатриса, опускаясь на колени и складывая руки на груди. - Боже, храни короля! Боже, храни короля!
После того как Беатриса окончила свой рассказ, и волнение ее несколько улеглось, мы осведомились, когда можно ожидать возвращения принца, и услышали в ответ, что он, возможно, проведет день у епископа Эттербери. При этом известии слушатели Беатрисы обменялись взглядами: ясно было, что у всех троих промелькнула одна и та же мысль.
Но кто возьмет на себя объявить ей о принятом решении? Мсье Батист, или, иначе говоря, Фрэнк Каслвуд, густо покраснел и взглянул на Эсмонда; полковник закусил губу и с позором отступил в тыл, к балкону; пришлось леди Каслвуд начать разговор, который заведомо не предвещал ничего хорошего.
- Мы рады тому, что нашего гостя нет дома, - сказала она мягким, задушевным голосом, взяв дочь за руку.
Беатриса сразу насторожилась, точно почуяла опасность, и подозрительно оглядела нас всех.
- Рады? - переспросила она, и грудь ее начала вздыматься от волнения. Разве он уже успел надоесть вам?
- Кое-кому здесь он чересчур уж пришелся по сердцу! - крикнул Фрэнк Каслвуд.
- Кому же? Вам, милорд, или матушке, которой завидно, что он пьет за мое здоровье? Или, может быть, главе нашего рода (тут она с высокомерным выражением повернулась к полковнику Эсмонду); то-то он за последнее время донимает короля своими проповедями.
- Мы не хотим сказать, что ты допускала излишние вольности в обращении с его величеством.
- Весьма признательна, сударыня, - сказала Беатриса и присела перед матерью, вызывающе вскинув голову.
Но леди Каслвуд продолжала спокойно и с большим достоинством:
- По крайней мере, никто не сказал этого, а можно было, если бы только приличествовало матери говорить подобные слова о родной дочери, о дочери твоего отца.
- Eh! Mon pere, - возразила Беатриса, - он был не лучше всех других отцов. - И снова она бросила взгляд в сторону полковника.
Всех нас словно резнуло, когда она произнесла эти французские слова; и тон и выражение в точности были переняты у нашего заморского гостя.
- Ты многому научилась за этот месяц, Беатриса, - сказала с грустью миледи, - раньше ты не прибегала так часто к французской речи и не отзывалась дурно о своем отце.
Беатриса, должно быть, почувствовала допущенный сгоряча промах, так как густо покраснела при этих словах.
- Я научилась почитать своего короля, - сказала она, выпрямившись, - не мешало бы и другим относиться с большим доверием к его величеству, да и ко мне тоже.
- Если бы ты больше уважала свою мать, Трикс, - сказал Фрэнк, - было бы лучше для тебя самой.
- Я уже не дитя, - отвечала она, повернувшись к брату, - мы здесь отлично прожили пять лет без ваших благодетельных советов и назиданий, как-нибудь обойдемся без них и впредь. Но отчего же безмолвствует глава рода? - продолжала она. - Ведь он же главное лицо у нас в доме. Или милорд ожидает, покуда его капеллан допоет псалмы, и лишь тогда намерен приступить к проповеди? Скорей бы; мне наскучили псалмопения. - В своей запальчивости неосмотрительная девушка почти слово в слово повторила то, что говорил о полковнике Эсмонде принц.
- Вы себя выказали на редкость способной ученицей, сударыня, - сказал полковник и затем, поворотясь к своей госпоже, спросил: - Употребил ли наш гость эти слова в присутствии вашей милости, или же ему угодно было одной лишь Беатрисе посетовать на скуку моих проповедей?
- Так ты с ним виделась наедине? - вскричал милорд, не удержавшись от крепкого словца. - Ты с ним виделась наедине, черт возьми?
- Будь он сейчас здесь, вы не посмели бы так оскорблять меня; да, не посмели бы! - вскричала его сестра. - Приберегите проклятия для вашей жены, милорд; мы тут не привыкли к подобным речам. Пока вас не было, мы с матушкой жили в мире и согласии, и я была ей куда лучшей дочерью, нежели вы - сыном. Хорош сын, сколько лет уже только и думает, что о своих лошадях, своих любовницах и своей папистке-жене!
- Ах ты... - закричал милорд, выбранившись еще крепче прежнего. - Ты смеешь задевать Клотильду? Клотильда - ангел во плоти.
Полковник Эсмонд едва сдержал улыбку, видя, как легко удалось Беатрисе искусным маневром отвлечь атакующего противника от главной цели.
- Речь идет сейчас не о Клотильде, - заметил мистер Эсмонд, несколько даже презрительно, - ее милость сидит в Париже, за сотни миль отсюда, и подрубает детские пеленки. Дело касается сестры, а не супруги милорда Каслвуда.
- Он вовсе не лорд Каслвуд, - сказала Беатриса, - и он это отлично знает; он сын полковника Фрэнсиса Эсмонда, и только; он носит титул, который ему не принадлежит, и живет в чужих владениях и знает это. - То была новая отчаянная вылазка, предпринятая осажденным гарнизоном, очередная alerte {Атака (франц.).}, на этот раз в другом направлении.
- Прошу простить, - отвечал Эсмонд. - Мои права не доказаны, и я никаких прав не предъявляю. Раз мой отец не объявил никого другого наследником, титул законно перешел к вашему отцу, и милорд Каслвуд такой же полноправный хозяин своему имени и своим скромным владениям, как и любой английский дворянин. Но и не об этом сейчас речь, как вы сами знаете. Позвольте же мне вернуться к предмету разговора; и если уж вы хотите знать мое мнение, то я скажу вам, что дом, где обитает принц, не знакомый с чувством уважения к женщине, не место для молодой незамужней леди, что для вас лучше сейчас находиться в деревне, нежели здесь, что гость наш прибыл в Англию ради большого и важного дела, от которого никакие прихоти и безрассудства не должны его отвлекать, и что вам, Беатриса, после того как вы столь блестяще провели сегодня свою роль, следует на время сойти со сцены и предоставить другим актерам доигрывать пьесу.
Все это было сказано ровным, спокойным голосом и с той безукоризненной вежливостью, которая, как я хочу надеяться, никогда не изменяла говорившему в обхождении с женщинами; {Мой дорогой отец имел полное право утверждать, что по отношению к нашему полу он всегда был истинным и безупречным джентльменом. Даже со мною, с самого нежного возраста, он всегда обращался, как с маленькою леди. Не помню, слыхала ли я от него хоть одно суровое слово (хотя не раз заслуживала этого), и с последней негритянкой на нашей плантации он точно так же был всегда добр и отменно вежлив. Зато и короткости он не допускал ни с кем, за исключением моей матери, и отрадно было видеть то взаимное доверие, которое до самых последних дней царило между ними. Повиноваться ему было радостью для всех ниже его стоящих; и матушка и все домашние постоянно соперничали друг с другом в стремлении угодить ему и трепетали от одной мысли, что могут доставить ему огорчение. И при всем том не было человека скромнее его, кто меньше требовал бы и довольствовался бы меньшим; и мистер Бенсон, наш каслвудский священник, принявший его последний вздох, говорил всегда: "Не знаю, какого вероучения держался полковник Эсмонд, но жил он и умер, как истинный христианин". - Р. Э.-У.} полковник стоял при этом у стола, а виконтесса и Фрэнк Каслвуд держались по сторонам его, как бы готовясь обойти с флангов бедную Беатрису, укрывшуюся за тем же столом.
Дважды предприняв вылазку и оба раза потерпев неудачу, Беатриса, как и следовало ожидать, решила прибегнуть к ultima ratio {Крайний довод (лат.).} всякой женщины и ударилась в слезы. Прекрасные глаза ее заблестели влагою, а я никогда не мог оставаться равнодушным к подобному проявлению женского горя, тем более в данном случае.
- Вас трое, а я одна, - рыдала она, - и мать, и брат, и вы, Гарри, все против меня. Что же я такого сделала, что дала вам повод к этим недобрым взглядам и речам? Моя ли вина, если принц, как вы говорите, пленился мною? Разве я звала его к нам? Разве не вашу волю я исполнила, стараясь скрасить его пребывание здесь? Не от вас ли я привыкла слышать, что мой долг умереть за него, если понадобится? Не вы ли, матушка, учили меня денно и нощно молиться за короля, ставя его благо превыше собственного? Чего же вы теперь от меня хотите, кузен? Да, вы, потому что я знаю, что этот сговор против меня - ваших рук дело, И матушка и Фрэнк действуют по вашему наущению. Куда же вы прикажете мне направиться?
- Я лишь хочу отвести от принца опаснейшее искушение, - внушительно произнес Эсмонд. - Не дай мне бог сколько-нибудь усомниться в вас, Беатриса, я лишь хочу уберечь его от соблазна. Ваша честь, я уверен, не нуждается в охране, но в ней нуждается его безрассудство. По своему положению он настолько выше всех женщин, что любые его домогательства непременно будут беззаконными. Мы не желаем подвергать опасности ту, которая нам всех милее и дороже, и потому, Беатриса, мы решили, что вы должны отсюда уехать.
