В зале коричневых тонов, где сверкали багрянцем и золотом наряды гостей, запели трубы, и сеньор Руй вступил в хоровод юных горожанок, а Патрик прислуживал прекрасным женам горожан, и они в конце концов начали прижимать его к сердцу и даже целовали. Но он хранил достоинство и серьезность и постоянно искал глазами своего сеньора.
И опять побежала перед всадниками дорога, и снова, равномерно покачиваясь, вонзалось алое древко копья в голубое небо, высоко вздымавшееся над ними, полное белых облаков, как знамен. Вставало селение за поворотом дороги, высилась крепость над холмами.
Всякий раз, как они подъезжали к перекрестку, сеньор Руй выбирал дорогу, ведшую влево, и Патрик скоро смекнул, что так они, отклонившись вначале, чтобы завернуть в город, все вернее приближались к краю высоких лесов.
Когда они ехали по плоской мшистой низине, поросшей одинокими деревьями, сеньор Руй прервал долгое молчание и спросил:
- Ты умеешь, Патрик, обращаться с луком и стрелами?
- Да, сеньор. У нас дома это всякий умеет.
- Видишь вон там тоненькое дерево? - спросил Родриго, а потом, повернувшись к слугам, скомандовал: - Стрелы и лук для молодого сеньора! А ну - целься!
Патрик взял ужо натянутый лук и приладил стрелу к тетиве. Потом, оттягивая тетиву, быстро прицелился. Стрела просвистела и с гулким хлопком ударила в ствол. Один из стремянных спешился, побежал к дереву и, расшатав стрелу с помощью кинжала, извлек ее из ствола. Осмотрев острие и найдя его непогнувшимся и неповрежденным, он бросил стрелу в колчан у седла и ослабил тетиву.
- Ты хорошо стреляешь, - серьезно сказал сеньор Руй, - мы поручим тебе стрелять в птиц.
- Вот это будет здорово! - воскликнул Патрик. - У нас дома луки другие, не такие, как этот, из которого я стрелял.
- А как же выглядят ваши? - спросил сеньор.
- Они шести футов в длину и на концах не изогнутые, а прямые. На каждом конце по рогу - верхний побольше, нижний поменьше.
- Но ведь из таких не выстрелишь, сидя в седле.
- Нет, - ответил Патрик. - Наши стрелки и сражаются стоя. Давным-давно они в одной великой битве победили даже рыцарей французского короля.
- Да, - задумчиво произнес испанец, - в битве при Креси. В тот день на стороне французских сеньоров очень храбро сражался один рыцарь - слепой. Он погиб. Этот рыцарь был королем.
- Королем! - воскликнул Патрик. - А какой страны?
- Богемии.
- Это отсюда далеко...
- Да. Его звали король Иоганн. Сын его нынче носит императорскую корону.
Патрик, казалось, онемел от изумления.
- Как велик мир! - тихо сказал он после минутного молчания.
- Да, велик, - улыбнувшись, ответил сеньор Руй и посмотрел вдаль на ленту дороги.
Уже через несколько дней Патрику стало казаться, что он ничего другого в своей жизни не делал, кроме как ехал на коне в беспредельную даль, и что так оно теперь и будет всегда. Покачивающаяся голова лошади, светлая дорога, голубой горизонт и все время меняющийся ландшафт - то холм за холмом, то лес, то гора, то равнина проплывали друг за другом, по обе стороны - все это стало для его глаз как привычное ложе, на котором можно даже и вздремнуть, не смежая век. Волнение, которое он, как и полагается в его возрасте, нередко испытывал, теперь как будто улеглось, оттого что сам он находился в непрестанном движении. Ничто не омрачало их спокойствия. Сеньор Руй ехал с ощущением человека, устроившего все позади себя наилучшим образом. Там, в Монтефале, каждый сидел теперь при своей доле, как едок за столом при своей тарелке.
Лишь он один встал из-за стола.
Откуда-то из синего, солнечного неба, из разрывов между взлохмаченными белыми колоколами облаков налетел ветер, прошумел по кустам у подножия холма и, прежде чем улечься, слегка взъерошил верхушки деревьев, поодиночке разбросанных здесь, наверху.
Они остановились. Сеньор Руй подался вперед в седле.
Там, вдалеке, будто вздымалась длинная, более темных тонов стена, замыкавшая простор равнины.
- Леса, - сказал Патрик. Его ясные глаза заволокло дымкой, и в них вспыхнул глубокий, голубовато-стальной свет. Он выпрямился в седле и замер, тонкий и стройный.
- Леса Монтефаля, - ответил сеньор.
Снова налетел ветер, затрепетал треугольный флажок на верхушке древка.
В тот же вечер они расположились на ночлег у ручья; он выбегал из-под старых суковатых деревьев, стоявших на краю опушки и широко раскинувших ветви над поляной. Костер развели, когда солнце встало прямо напротив них и косыми лучами затопило все и вся, так что и горизонт потонул в их сиянии.
- Когда мы завтра утром въедем в лес, - сказал сеньор Руй, - оно будет у нас перед глазами, а вечером прямо за нашей спиной, поэтому мы уже не сможем заблудиться и в любое время выберемся из леса, если захотим.
Слуги возились с костром, расседлывали лошадей, и от их фигур ложились на землю длинные тени. Меж древесных стволов протягивались полосы света, вспыхивая щедрым багрянцем. Солнце стояло низко над холмами, и пылающий горизонт был ясен и чист, как лак.
- Сеньор, - после некоторого колебания заговорил Патрик, прогуливавшийся с господином в тени деревьев, - не думаете ли вы, что чудовище, обосновавшееся в этих лесах, легче всего поразить, если нацелиться прямо в глаз?
Лицо рыцаря омрачилось, будто невидимое забрало опустилось на него.
- Нет, - строго сказал он. - Ты говоришь глупости, и не вздумай предпринять что-либо подобное. Я тебе запрещаю, понял?
- Да, сеньор, я понял, - покорно ответил Патрик.
- Вон куда стреляй! - воскликнул через секунду господин. - И докажи, что ты можешь попасть в цель, даже когда уже темнеет!
Он указал на широкий сук, простершийся из леса прямо в пламя заката. На нем неподвижно сидели в ряд три грузные белые птицы. Патрик помчался за луком. Две стрелы попали в цель. Лишь третья птица поднялась и, плавно махая крыльями, скрылась в глубине леса.
- Вот и хорошо. Нам на ужин! - засмеялся сеньор Руй и похлопал Патрика по спине.
Утром они снарядились в путь спозаранку и углубились вдоль ручья в лес. Дорога была легка, и они продвигались без труда, все время держась ручья, этой лесной артерии, которая, почти не меняя направления, выбегала из леса им навстречу. Вскоре светлые колоннады стволов снова сомкнулись вокруг всадников: куда ни глянь, одни стволы, да зелень, да местами скудный молодняк. В начале пути Патрик часто осматривался кругом - направо, налево, вперед, назад. Но лес наступал равно отовсюду, неизменный и безмолвный. Скоро взгляд юноши привык к светлому хороводу деревьев и нашел себе в нем такое же спокойное ложе, как и прежде на открытой равнине.
Продвигались вперед не спеша. Местами ручей расширялся, образуя маленькие озерки; они поблескивали под жарким голубым небом, видневшимся сквозь круглые просветы в древесных кронах. Такие места были очень удобны для привалов, стремянные шумно въезжали в воду на расседланных лошадях, чтобы их выкупать. Ноша вьючных, нагруженных, по обыкновению, овсом, которым запаслись перед отъездом, почти не облегчалась, потому что коням тут повсюду было привольно пастись.
Примерно на девятый день сеньор Руй распорядился устроить привал поосновательней. Они раскинули палатку, а стремянные сколотили даже стол, скамейки и лежанки из стволов молодых березок, белыми полосками расчерчивавших здесь зеркальную озерную гладь.
Тем временем сеньор Руй, обычно одетый в легкое охотничье платье, разведывал вместе с пажом прилегающий лес - на лошади, а иногда и пешком. Вверх по течению ручья, как они обнаружили, лес начинал понемногу подниматься в гору, кое-где меж лиственных деревьев попадались уже пихты и ели.
Когда стоянка снабжена была некоторыми удобствами, сеньор Руй прекратил свои вылазки, оставался на месте и присматривал за тем, как челядинцы сооружали рядом с палаткой, постепенно приобретавшей вид просторной хижины, подобие печки (камни доставали из ручья и озерка), так что вскоре стало возможно превратить мешок муки, который тащила на себе одна из вьючных лошадей, в нечто съестное, что при снисходительном отношении можно было принять за лепешки. Патрик охотился на птиц, собирали также и ягоды, здесь на удивление крупные, еще орехи, грибы. Внушительный бурдюк вместе с избытками овса всю дорогу нес на себе destrier: сеньор Руй все предусмотрел.
А теперь он, будто отрешившись от всех забот, лежал на спине, и так же, как в Монтефале, рядом с его ложем стоял тяжелый стул с подлокотниками, сколоченный из березовых поленьев, но зато с подушкой на сиденье, и на этом стуле после сыгранной партии в шахматы часто устраивался прикорнуть Патрик, склонив рыжеволосую головку на подлокотник. Обычно здесь царила такая тишина, что спал он подолгу и пробуждался лишь от шумного плеска в озере, когда его сеньор с разбегу бросался в воду, чтобы поплавать, или от внезапного громкого фырканья пасущихся лошадей.
- Вы совсем не опасаетесь змея? - спросил он однажды своего господина.
