- Как раз подтверждает то, что я говорил, - сказал он Стивену с тайным жжением в груди. - Она ведь тоже была испанка, или я сильно ошибаюсь.
- Дочь короля испанского, - отвечал Стивен, присовокупив еще что-то малопонятное, кажется, прости-прощай испанский лук и первый берег звался Мертвец, а от Рамхеда до Сцилли столько-то...
- Правда? - вырвалось в изумлении у Блума, впрочем, нисколько не удивленного. - Такие слухи еще до меня не доходили. Но возможно, тем более, если учесть, что она жила там. Да, Испания.
Осторожно, чтобы не выпали "Прелести...", напомнившие ему, кстати, о просроченной книге из библиотеки на Кейпл-стрит, он извлек бумажник и, бегло просмотрев содержавшееся в нем содержимое, наконец...
- Между прочим, как вы считаете, - сказал он, выбрав после колебания одну поблекшую фотографию и положив ее на стол, - вот это испанский тип?
Стивен, поскольку обращались к нему, взглянул на фотографию, где была снята дама солидных размеров, в зрелом расцвете женственности, довольно открыто демонстрировавшая свои пышные телеса в вечернем платье с вырезом, нарочито низким, дабы щедро и откровенно, а не каким-нибудь туманным намеком, явить на обозрение прелести корсажа, с нарочитой серьезностью, полураскрыв полные губки, так что слегка виднелся жемчуг зубов, она стояла у рояля, на котором лежали ноты "В старом Мадриде", прекрасной по-своему баллады, необычайно модной в те дни. Глаза ее (дамы), темные и большие, смотрели на Стивена, словно готовые улыбнуться чему-то достойному восхищения; создателем же волнующего шедевра был Лафайетт с Уэстморленд-стрит, лучший мастер художественной фотографии в целом Дублине.
- Миссис Блум, моя супруга примадонна мадам Мэрион Твиди, проинформировал Блум. - Снято несколько лет назад. Примерно в девяносто шестом году. Очень похоже схвачено, какая она была тогда.
Вместе с молодым человеком он тоже смотрел на фотографию дамы, ныне своей законной жены, которая, как он доверительно сообщил, была дочерью майора Брайена Твиди, получила тонкое воспитание и очень рано проявила удивительный талант к пению, впервые раскланявшись со сцены, когда ей едва-едва минуло нежных шестнадцать. Выражение лица вышло с поразительным сходством однако фигуре тут не удалось отдать должного хотя на нее всегда оборачивались но вот почему-то этот наряд обернулся каким-то невыигрышным. Она без труда могла бы, сказал он, позировать для изображения в рост, не говоря уж о гармоничной округлости пышных. Будучи немного художником в свободное время, он поговорил вообще о формах женского тела под углом развития, потому что как раз сегодня, по совпадению, он видел эти античные статуи с их совершенной развитостью, шедевры искусства, в Национальном музее. Конечно, мрамор способен передать оригинал, плечи, спину, симметрию. Все прочее, да, пуританство. Хотя на самом деле св.Иосиф властительно... но ни одна фотография не может потому что коротко говоря это же ведь не искусство.
Движимый духом он очень хотел бы последовать примеру пенителя морей и на несколько минут покинуть изображение чтобы оно само говорило за себя под тем видом что ему так чтобы другой мог беспрепятственно упиваться красотою, ее вид на сцене был, откровенно говоря, таким впечатлением которому фотографический аппарат совершенно не сумел отдать должного. Но это вряд ли отвечало профессиональному этикету. Хотя ночь стояла теплая и приятная и с удивительной в то же время прохладой если учесть время года, как солнце после грозы. И он в самом деле ощущал некую нужду не мешкая пойти по его стопам словно внутренний голос и справить предполагаемую нужду тронувшись с места. Но все-таки он остался сидеть и просто глядел на снимок, залоснившийся и слегка помятый в области пышных ничуть, однако, не ставших хуже от этого а потом отвернулся предусмотрительно чтобы не увеличивать предполагаемого смущения у соседа покуда тот оценивал изысканную симметрию ее вздымающихся округлостей. А фактически, когда слегка залоснилось это только еще придает пикантности как если когда белье не совершенно свежее, оно не хуже, а фактически даже лучше когда крахмал сошел. А вдруг ее дома не будет, когда он? Искал я лампу о которой она сказала мне вчера мелькнуло у него в голове но только на один миг потому что он тут же вспомнил утреннюю постель захламленную и т.п. книжку про Руби с метим псу хвост (sic) которую весьма подходящим образом угораздилось упасть как раз вплотную ночного сосуда приносим наши извинения школьной грамматике.
Соседство этого юноши было, несомненно, ему приятно, такого образованного, distingue [утонченный (франц.)] и притом с характером, на голову выше обычной дюжинной публики хотя пожалуй про него не подумаешь что он нет все-таки подумаешь. Потом он ведь сказал что карточка симпатичная и уж это верно, что там ни говори, хотя сейчас она заметно раздалась. А почему бы нет? Вокруг этих вещей всегда масса притворства и лицемерия пятно на всю жизнь бульварные листки из кожи лезут разносят о супружеских драмах извечного рода - клеймят незаконную связь с профессиональным игроком в гольф или там с модным актером любимцем публики вместо того чтобы смотреть прямо и честно на все эти темы. Как судьба их свела и как между ними вспыхнула привязанность и имена их начали склонять вместе про все это говорили на суде с письмами полными обычных нежностей и компрометирующих выражений и не оставляющими никаких сомнений в том что они открыто сожительствовали два или три раза в неделю в каком-то хорошо известном приморском отеле и их отношения, повинуясь обычному ходу подобных дел, вскорости по ходу событий стали интимными. Потом суд выносит условное постановление, окружной прокурор может требовать нового разбирательства, а раз он не добился отмены, условное становится окончательным. Но двое нарушителей, поглощенные преимущественно своей страстью, вполне могли позволить себе все это игнорировать, как они преимущественно и поступали пока дело не попало к адвокату и тот не запустил его законным порядком, представив исковое заявление от имени пострадавшей стороны. Он, Блум, имел честь быть рядом с некоронованным королем Эрина во плоти когда происходил тот исторический fracas [шум, скандал (франц.)], когда поверженного вождя, который отстаивал свои позиции до последнего, даже и когда был уже ошельмован как прелюбодей, (вождя) верные соратники в числе десяти или двенадцати а возможно даже и больше проникли в типографию "Инсаппресибла" или нет "Юнайтед айрленд" (кстати сказать абсолютно несообразное наименование, "Единая Ирландия") и разбили там наборные кассы молотками или чем-то таким в отместку за гнусные инсинуации щелкоперов О'Брайена сделавших очернительство своей профессией личной жизни трибуна минувших дней. Хотя уже чувствовалось что он разительно изменился он сохранял еще свою впечатляющую наружность хотя одет был небрежно как всегда с этим своим видом непреклонной решимости который долго вводил в заблуждение господ Имяреков пока они не открыли к своему полному замешательству что их колосс стоял на глиняных ногах после того как сами же его возвели на пьедестал, хотя первой это открыла женщина. Заварушка тогда учинилась знатная и в общей свалке Блум получил небольшое повреждение от злонамеренного тычка локтем явно метившего под ложечку, но, к счастью, не возымевшего последствий. У него (Парнелла) по неосторожности сбили шляпу а именно цилиндр, и это исторический факт что именно Блум подобрал ее в этой давке заметив случившееся и желая вернуть ее ему (и он-таки вернул ее ему без малейшего промедления), который, с непокрытою головой, шумно дыша и меньше всего на свете думая про свою шляпу, в то же время был прирожденный джентльмен, болеющий за судьбы страны пускай он и стал на этот путь в первую очередь ради лавров, но это у него было в крови было впитано им еще во младенчестве вместе с молоком матери, знание приличий и хороших манер, и это немедленно проявилось потому что он сразу же повернулся к подателю и с невозмутимою важностью поблагодарил его, промолвив: "Спасибо, сэр", хотя и совершенно иным тоном нежели то светило юриспруденции чей головной убор Блум сегодня в более ранний час также помог вернуть в надлежащее положение, история повторялась с некоторым различием, после похорон общего друга когда они оставили его со славою своей наедине, исполнив грустный долг проводить его в последний путь.
С другой стороны, сильней всего его возмущали глумливые шуточки извозчиков и иже с ними, которые все это превратили в балаган, без конца похохатывали и делали вид как будто отлично разбираются во всех отчего и почему, хотя в действительности не разбирались ни в чем даже у себя под носом, а все дело никого не касалось бы, кроме двух заинтересованных сторон, не случись оно так что законный супруг сам тоже сделался такой стороной благодаря анонимному письму, как полагается, от неизвестного доброжелателя, который сделался очевидцем их встречи в самый сакраментальный момент, застав их в объятиях друг друга, и привлек внимание к их противозаконным занятиям, и не последуй за этим семейная сцена когда прекрасная грешница на коленях вымаливала прощение у своего господина и повелителя, клятвенно обещая разорвать эту связь и отказать ему навсегда от дома лишь бы оскорбленный супруг согласился взглянуть сквозь пальцы и предать случившееся забвению, она проливала слезы хотя возможно и крокодиловы, поскольку весьма возможно у нее нашлось бы еще несколько. Он лично, будучи по натуре скептиком, был совершенно уверен и без обиняков заявлял что у всякой женщины всегда припасен мужчина или мужчины в списке кандидатов, даже если она лучшая жена в мире и они отлично ладят между собой, на тот случай когда она, прискучив семейной жизнью, решится пренебречь своим долгом и слегка отведать распутства, тогда она начинает их завлекать с нечистыми видами и переносит свои сердечные чувства на другого, именно так и завязываются очень многие liaisons [связи (франц.)] у интересных замужних дам под сорок с мужчинами помоложе, тут никакого сомнения, и сколько угодно известных случаев когда женщины влюблялись это целиком подтверждает.
