застукал Ренату и Флонзейли. Он тоже сходил по ней с ума, но я не виню его. Нельзя винить человека, который больше общается с мертвыми, чем с живыми. Понятно, почему он потерял голову. Такое тело, как у Ренаты, нечасто увидишь. Что до нее самой, она жаловалась, что от его ухаживаний веет могильным холодом. Но я не буду спорить, если скажут, что в том-то и состоит его привлекательность. Я пил кислое вино и не пьянел, старался смотреть на вещи трезво, однако на душе все равно было кисло.
Работа чистого сознания не всегда приводит к пониманию происходящего. Надежду на такое понимание давала моя настольная книга «Высшие миры и как достичь их познания». Книга содержала точные инструкции. Одно из предлагаемых упражнений состояло в том, чтобы попытаться проникнуть в желание другого человека при определенных обстоятельствах. Чтобы сделать это, надо отвлечься от всего личного, быть абсолютно беспристрастным, не хвалить и не порицать человека за это желание. Таким путем можно постепенно ощутить, что чувствует чужая душа. Я проделал этот эксперимент над моей Мэри. На свой прошлый день рождения она захотела, чтобы ей подарили велосипед с несколькими переключателями скоростей. Мне показалось, что она недостаточно подросла для такой машины. Мы пошли в магазин, но я отнюдь не был уверен, что сделаю дочке этот подарок. Я попытался представить себе это желание, мне захотелось самому пережить его, но тщетно. Мой эксперимент потерпел фиаско. Если мне не дано познать желание моего собственного ребенка, как я могу вообще разбираться в людях? Меня прошиб холодный пот. Я повторил этот эксперимент на нескольких знакомых и малознакомых людях, но результат был тот же. Я знал только свои желания и желания литературных образов вроде Макбета или Просперо – и то благодаря гениальной способности их создателя постигать человеческий характер и находить единственно верные и понятные слова.
Я все-таки купил Мэри злосчастный велосипед и через несколько минут уже кричал: «Господи, да не съезжай ты с тротуара! Шею сломаешь». Нет, я не опасался за дочь, она у меня молодец. То был вопль отчаяния, потому что не понял душу ребенка.
И все же я не отказываюсь от попыток познать людей. Я настроен видеть их в чистом свете, наделенными глубочайшими чувствами и величайшими достоинствами. Передо мной расстилались блестящие возможности, которые я не научился использовать. Не буду углубляться еще раз в эти материи, не буду тренькать на одной струне, в чем обвиняла меня моя подруга. Познание должно прийти само собой из неизбежной самодостаточности сознания и вложить оставшиеся у меня силы в Душу созидательную.
Не знаю, о чем думали дамы, которые ужинали с другими мужчинами, но старая сводница, сидящая напротив меня за столом, преследовала цель, не отличающуюся оригинальностью. Если бы ей понадобилась моя душа, вернее, то, что осталось от души, мне бы несдобровать. Но она хотела всего лишь подороже сбыть с рук дочь, пока та в цвету и в соку. Значит, все кончилось? Значит, я получил отставку? Много лет мне было хорошо с Ренатой, коктейль с шампанским, на столе орхидеи, и эта красавица, почистившая перышки, но подающая обед в одних трусиках. Я ел, пил, смеялся до упада над ее стриптизом, современной формой любовных забав героев и королей. Где вы теперь, те чудные минуты? Для меня они были поистине чудными. Может быть, для нее они не были столь чудными, зато Рената всегда оставалась моим верным товарищем и мы хорошо понимали друг друга. По крайней мере на ее перкалевых простынях и посреди половодья пуховых подушек. Все это, вероятно, позади. А мне остается только обедать в «Ритце» и довольствоваться услугами посыльного, швейцара, официантов, метрдотеля и молоденького подручного, одетого как коридорный в Америке. Он разливал по бокалам ледяную воду и серебряной лопаточкой сгребал крошки со скатерти. Из всей гостиничной обслуги он нравился мне больше всех. При сложившихся обстоятельствах я не мог подавить желание всплакнуть. Я был убит горем. У меня не было денег, и сеньора знала это. У Флонзейли, напротив, деньги не переводились: покойников всегда хватает. Его поддерживает сама природа. Рак, аневризмы, кровоизлияния – вот на чем росло его богатство. Мертвецы хором пели ему славословие: «Живи вовек, Соломон Флонзейли!» Меня одолевала жалость к себе, а Флонзейли в это время добивался Ренаты. Вероятно, я буду надевать два носка на одну ногу, как доктор Лутц, и мочиться в ванну. «Это конец», – говорила об отце Наоми. Очевидно, бумаги на участок на Вальдхаймовом кладбище хранятся в столе у Джулиуса. Вполне вероятно, что мне до срока понадобится там несколько квадратных метров. Надо сходить в Прадо, посмотреть ту даму Веласкеса, которая похожа на Ренату. Или это картина Мурильо?
Эти мысли проносились у меня в голове, когда я сидел с сеньорой за столиком с серебряными приборами, вдыхал коньячные пары и смотрел, с какой быстротой подавали перемены блюд.
– Вчера я послал Ренате телеграмму, попросил выйти за меня замуж, – сказал я.
– Правда? Как мило! – отозвалась сеньора и добавила ледяным тоном: – Давно пора. С гордой женщиной нельзя плохо обращаться… Ну, я рада, что у меня будет знаменитый зять, и для Роджера вы как родной папа.
– Но она ничего не ответила.
– Почта ужасно работает, – вздохнула сеньора. – И вообще в Италии все идет прахом… А позвонить не пробовали?
– Пробовал, хотя было поздно. Никто не ответил.
– Наверное, уехала с отцом на Рождество. У Биферно есть дом в горах.
– Почему бы вам с вашим влиянием не помочь мне, сеньора? Я приехал в Испанию, чтобы работать над оригинальным путеводителем. Если мы с Ренатой поженимся, то после Мадрида вместе отправимся в Вену, потом в Рим и Париж. Я куплю новый «мерседес-бенц». Наймем гувернантку для мальчика. Предприятие обещает большие деньги. – Я сыпал громкими именами, хвастался высокими связями в европейских столицах, плел бог весть что. Но сеньора слушала вполуха. Может быть, она имела разговор с Шатмаром, а тот любил выдавать мои планы и секреты, не знаю почему. Потом сказал: – Сеньора, что, если нам сходить в кабаре – как его? Кабаре «Фламенко»? Люблю сильные голоса и чечетку. Роджера оставим с няней.
– О, я согласна.
Мы провели вечер с цыганами. Я кидал песеты налево и направо. Как только стихали гитарные переборы и хлопанье в ладоши, я говорил об обручальных кольцах и свадебных подарках.
– Вы часто гуляете по городу. Вам не попадалось что-нибудь, что может понравиться Ренате? – спросил я.
– Тут хороши кожаные изделия – перчатки, пальто, сумки, обувь. Но в одной улочке я набрела
