А затем за окном послышался другой звук — столь же узнаваемый.
Цок-цок-цок.
Это было вместо фанфар, вместо крика глашатая, возвещавшего о прибытии в город Джона Смита. Впрочем, нет. Для тех, кто издавал этот звук, важно было другое: к ним приехал не какой-то Джон Смит, а — бери выше — к ним пожаловала сама Книга рекордов. Джей-Джей подошел к окну и посмотрел на улицу. На гостиничной парковке происходило именно то, что он ожидал увидеть.
Цок-цок-цок.
Дети всех возрастов — числом десятка два-три, не меньше, — собрались под его окнами и демонстрировали свое умение ходить на ходулях и прыгать на подпружиненном шесте с подставками для ног. Именно эти шесты пого, или «кузнечики», ударяясь об асфальт, производили характерный звук.
Цок… цок…
— Эй, мистер! — заметив Джона, прокричал ему веснушчатый мальчишка. — Вот, посмотрите, проверьте мой рекорд!
В любой стране, на любом континенте, куда бы ни приезжал Джон Смит в качестве регистратора рекордов, первыми узнавали о его появлении именно дети. Они же первыми выясняли, где остановился приезжий, и первыми начинали требовать к себе внимания. Очень уж им хотелось попасть в Книгу рекордов. Не имея большого опыта жизненных разочарований, они думали, что сделать это будет легко. Можно попрыгать на скакалке, можно понабивать футбольный мяч… Им казалось — немного усилий, и ты попадешь в историю.
Цок-цок-цок.
Джей-Джей не любил разрушать детские иллюзии. Слишком уж ранит порой правда жизни. Тем не менее ему приходилось расстраивать своих юных посетителей, хотя он и старался делать это так, чтобы они не совсем пали духом. Джон Смит открыл окно, и к нему тотчас же подбежал мальчишка со скобками на зубах.
— А я на «кузнечике» двести тридцать четыре раза прыгнул, — сообщил он гордо.
— Значит, тебе еще есть куда расти, — ответил ему Джей-Джей и пояснил: — Человек по имени Гай Стюарт поставил рекорд, подпрыгнув на «кузнечике» сто семьдесят семь тысяч семьсот тридцать семь раз за сутки.
Переваривая эту информацию и все еще отказываясь верить в свое поражение, мальчишки продолжали прыгать и подбрасывать в воздух мячи.
— Чтобы было понятнее, предлагаю посчитать по-другому, — обращаясь ко всей компании, сказал Джей-Джей. — Рекордсмен прыгал со скоростью семь тысяч четыреста пять прыжков в час, что составляет сто двадцать три прыжка в минуту, или по два в секунду, даже чуть чаще. И так целый день, с утра до вечера, а потом еще и всю ночь снова до утра.
Через пару секунд на гостиничной парковке стало тихо, как в пустыне.
— Можно попробовать поставить другой рекорд, — подбодрил мальчишек Джей-Джей, — придумать что-то свое.
Дети молча постояли с минуту, о чем-то пошушукались и бодрым шагом отправились куда-то всей компанией. Джей-Джей знал, куда они идут: в местную библиотеку. Так бывало всегда и везде. Сейчас они постараются найти себе другой рекорд, побить который им покажется делом нетрудным. Через некоторое время они вернутся и станут просить регистратора зафиксировать их достижения.
Воспользовавшись передышкой, Джей-Джей распаковал чемодан. Одежды он с собой взял в расчете на неделю. Учитывая характер командировки, он не прихватил ничего слишком модного или парадного, за исключением, разумеется, форменного блейзера. Надев футболку, свободные легкие брюки с накладными карманами и кроссовки, Джей-Джей положил в карман блокнот, закрыл за собой дверь номера и вышел в холл, к стойке администратора.
— Как вам понравился номер, мистер Смит? — поинтересовалась у него молодая женщина, сидевшая за стойкой. — Вам удобно? Да, забыла сказать: ваш телевизор подключен к пятидесяти двум кабельным каналам.
— Отлично, — сказал Джей-Джей.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила женщина.
— Видите ли, миссис…
— Наттинг. Меня зовут Мэг Наттинг. Так что я могу для вас сделать?
У нее было милое, даже, можно сказать, утонченное лицо с аккуратным острым носиком, а ее тонкая шея, казалось, вот-вот подломится под тяжестью копны роскошных темных волос.
Выждав буквально секундную паузу, Джей-Джей сказал:
— Я собираю информацию о человеке, который ест «Боинг-747».
— A-а, понятно, — медленно, чуть нараспев, протянула Мэг. — С Уолли дело такое… В общем, друзей у него мало, хотя ничего плохого о нем никто не скажет. Если хотите что-то узнать про него, спросите у мистера Скуфа. Он школьный учитель, ведет математику и всякую физику-химию-биологию. А кроме него… единственный человек, который мог бы вам помочь, — это Вилла Вайетт из нашей местной газеты.
— Вилла Вайетт, — повторил Джон, записывая имя в блокнот.
Мэг Наттинг немного подумала, а затем доверительно прошептала:
— Вы особо не раздумывайте. Вам нужна Вилла.
Первый звонок раздался спустя буквально несколько минут после того, как незнакомец заглянул в «Херефорд-инн». Какой-то доброжелатель сообщил, что человек, приехавший на «форде-таурусе» с номерами Омахи, настойчиво интересуется тем самым «боингом». За первым звонком последовал второй, за ним — третий… Через некоторое время все три телефонные линии редакции уже надрывались от поступающих звонков.
Вилла Вайетт повесила трубку и откинулась на спинку стула. Рано или поздно это должно было случиться. Шила в мешке не утаишь, и со временем такая сенсационная история неизбежно должна была просочиться во внешний мир. Но, несмотря на то что в жилах Виллы, фигурально выражаясь, текла не кровь, а типографская краска, ей эта сенсация была совсем не по душе.
Она закрыла глаза и пригладила ладонями светлые, песочного цвета, волосы. Затем, словно вдруг вспомнив о чем-то, она осмотрелась, нашла на столе старую резинку и быстро убрала распущенные волосы в хвост. От пачек газет, громоздившихся на столе и на полу, пахло свежей типографской краской. Вилле всегда нравился этот запах. Ее подружки любили ароматы цветов, кто-то восторгался запахом свежей выпечки, а Вилле всегда нравилось, как пахнет в типографии. Она привычным движением забросила ноги на стол — тот самый, за которым привыкла сидеть с детства, когда еще совсем ребенком наблюдала, как отец готовит к печати очередной номер местного «Экспресса». Он сам писал все статьи, проявлял фотографии, делал макет и набор, сам управлялся с полиграфическим прессом и сам же развозил газету подписчикам.
Раз в неделю отец словно обновлял маленький мир родного городка, доставляя последние новости прямо к порогу заинтересованных жителей. «Журналистика — благородное дело», — говаривал отец Виллы. В Супериор ежедневно доставляли прессу из столицы штата и из других городов, далеко за пределами округа Накелс, но ни одно из периодических изданий не могло сравниться с «Экспрессом» в том, что касалось освещения местных новостей. «Если газета становится слишком крупной и всеохватной, — говорил отец Виллы, — она утрачивает живую связь с читателями».
Вилла посмотрела на фотографию отца, стоявшую на письменном столе: очки в тонкой оправе, квадратный волевой подбородок, темные волосы, карие глаза… Отца сфотографировали сидящим на заднем опускающемся борту старенького пикапа, загруженного пачками газет. На этом самом «форде» 1967 года Вилла и по сей день развозила газеты по городу. «Какой смысл покупать новую машину, если старая на ходу?» — неизменно повторял отец.
Несколько лет назад он решил уйти на пенсию. Это решение он принял раньше, чем большинство мужчин его возраста. Сил у него еще было предостаточно, но он решил потратить их на то, чтобы написать книгу воспоминаний, попробовать себя в живописи, а главное — на то, чтобы почаще проводить свободное время, которого ему всегда так не хватало, с Мэй, своей женой. Решение оставить работу в газете далось ему нелегко. Несомненно, если бы Вилла не пошла по его стопам, он еще долго не передал бы управление издательской фирмой «Супериор паблишинг» в другие руки. Теперь же, спокойный за судьбу своего детища, он в свое удовольствие слушал прямые репортажи с бейсбольных матчей по радио, строчил что-то в толстых тетрадях и частенько выезжал с Мэй за город погулять. Время от времени, когда вся семья собиралась за ужином, он позволял себе высказать отдельные замечания по поводу макета газеты и подачи того или иного материала. Несмотря на отцовскую критику, Вилла прекрасно знала, что в общем и целом ему нравится, как она делает газету.
По правде говоря, она и сама гордилась своим «Экспрессом». Обычно еженедельник выходил на шестнадцати полосах. Иногда и это количество страниц приходилось сокращать вдвое, если рекламных объявлений оказывалось недостаточно. Как бы то ни было, детище Вайеттов получило несколько региональных премий и наград. Вилла заглянула в ленту новостей посмотреть, что происходит в мире. Нет, конечно, у нее и в мыслях не было бросить отцовскую газету и куда-то уехать. Но все же… Как бы сложилась ее жизнь, устройся она на работу в «Омаха уорлд геральд» или в «Сент-Луис пост диспэтч». Скорее всего, рано или поздно она поехала бы за границу работать иностранным корреспондентом, получала бы высокую зарплату, ей открыли бы солидный счет на представительские расходы, она бы дорого одевалась, перепробовала бы все самые экзотические блюда и обзавелась бы блестящими поклонниками. Вилла завидовала стильным, эффектным, уверенным в себе женщинам в элегантных костюмах и с идеальными прическами, которые с экрана телевизора рассказывали о войнах и голоде. Может быть, в один прекрасный день… А может быть, и никогда.
