Я хочу показать тебе кое-что, - сказала она. Отлично, но давай сначала поужинаем.
О, я не это имела в виду! Тогда я дотянулся до ее губ и высунул свой язык. Ви спрыгнула с моих колен.
Нет, хочу показать тебе фотографию дочери. Она в Детройте с моей матерью. Но к началу учебного года она приедет сюда. А сколько ей? Шесть. - Где отец?
Мы развелись с Роем. Эта скотина только и делал, что пил и просаживал деньги на скачках. - Да? Она вернулась с фотографией и протянула ее мне. Я попытался что-либо разглядеть. Общий фон был слишком темный.
Послушай-ка, да она же черная! Неужели нельзя было догадаться сфотографировать ее на светлом фоне? Это от ее папаши. Черные гены преобладают.
Да. Это заметно. А фотографировала моя мать. - Я думаю, у тебя прекрасная дочка. Да, она настоящая красавица. Ви забрала фотографию и вернулась на кухню. О, эти фотографии! Женщины и их фотографии примечательный сюжет. Он повторяется снова и снова и тогда, и сейчас, и потом. Ви появилась в дверях кухни. Не пей слишком много! У нас еще есть одно важное дельце! Не волнуйся, детка, для тебя я всегда найду силы. А пока принеси-ка мне еще порцию. Слишком тяжелый был день. Виски с водой 50 на 50. Обслужите себя сами, мистер Крутой. Я повернул кресло к телевизору и включил его. Женщина, ты же не прочь еще раз выиграть на скачках, а значит, ты принесешь мистеру Крутому его любимый напиток.
И сделаешь это как можно быстрее! В последнем заезде Ви все же решилась поставить на выбранную мной лошадь. Уже два года эта лошадь не показывала приличных результатов. Я поставил на нее просто потому, что ставки были мизерные 5 к 1, но при выигрыше громадные 20. И она выиграла с преимуществом в шесть корпусов без особых усилий. А Ви сидела, замерев от ноздрей до заднего прохода. Вскоре над моим плечом появилась ее рука с бокалом разведенного виски. Спасибо, детка. Не за что, хозяин, улыбнулась она. 13 В ту ночь у меня стоял, как у кита. Но я никак не мог кончить. Я нырял еще и еще, проваливался вглубь, барахтался на поверхности, шнырял туда-сюда-обратно. Ви все стойко переносила. Я то стервенел, то впадал в меланхолию, но все напрасно я слишком много выпил.
Прости, крошка, прошептал я, скатившись с нее. И тут же заснул. Ненадолго. Ви не успокоилась. Она поставила его снова и оседлала.
Ну, поехали! прорычал я. Моя спина выгибалась снова и снова. Сверху, сквозь узкий прищур меня пожирали алчные глаза. Распаленная мулатка яростно насиловала меня! На мгновение я возбудился. Но...
Черт! Слезай, крошка. Видно, слишком тяжелый был день. Отложим до лучших времен. Она слезла. Член упал мгновенно, как экспресс-лифт.
14 Спозаранку я слышал ее шаги. Из спальни в ванну, из ванны на кухню, из кухни в спальню... Было всего половина одиннадцатого утра. Мне не здорови-лось. Перспектива встречи не радовала. Еще бы минут 15, и тогда я смог бы подняться. Но она растолкала меня:
Эй, скоро заявится моя подруга, я бы не хотела, чтобы она видела тебя!
Что так? Боишься, что я ее тоже выебу? В общем-то, да, рассмеялась она. Примерно так. Я поднялся. Прокашлялся. Не спеша стал влезать в свою одежду.
Конечно, я облажался, сказал я ей. Но это скорее исключение, чем правило. Я оделся, зашел в ванну, сполоснул лицо и расчесал волосы. "Не плохо было бы уложить и эту физиономию, думал я, глядя на себя в зеркало. - Но разве это возможно? Нет". И вышел из ванны.
Ви?
Ну?
Не серчай. Ты не виновата. Это все из-за пьянства. Со мной и раньше такое случалось.
Да ладно уж, хотя, конечно, мог бы и не нажираться так. Думаешь, приятно идти вторым номером после бутылки? А чего ж ты меня не тормознула? Слушай, кончай, а?!
Ну, ладно, извини. Тебе нужны деньги, детка? Я вытянул из бумажника двадцатку и протянул ей.
Мой сладкий! прокурлыкала она. Мои щеки утонули в ее душистых ладонях, и холодные влажные губы поцеловали меня нежно и продолжительно в обе стороны рта.
Будь осторожнее на дороге. Конечно, крошка. Я был осторожен на протяжении всего пути к ипподрому. 15 Меня пригласили в кабинет советника на второй этаж, в самую дальнюю комнату. Дайте-ка я посмотрю на вас, Чинаски. Он осмотрел меня. Ох-о! Выглядите неважнецки. Придется мне принять за вас пилюлю. И действительно, он открыл бутылочку, выкатил на ладонь таблетку и проглотил. Ну, мистер Чинаски, мы хотели бы услышать от вас, где вы пропадали последни е два дня? - Скорбел.
Скорбели? По поводу чего, разрешите узнать? - Похороны. Старый друг. Первый день пришлось повозиться с трупом. Второй погребение и поминки.
Но вы не позвонили, мистер Чинаски. Да.
Я хочу сказать вам пару слов, что называется, без протокола. Слушаю.
Когда вы не звоните, знаете, что вы тем самым говорите? Нет.
Мистер Чинаски, тем самым вы говорите: "Да ебал я эту почту! " Я?!
А знаете, мистер Чинаски, что это значит? Нет, а что это значит?
Это значит, мистер Чинаски, что почта будет ебать вас! Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня. Мистер Физерз, сказал я,-а не пойти ли вам в жопу? Не дерзи, Генри. Это играет против тебя. Пожалуйста, обращайтесь ко мне моим полным именем. Я требую от вас элементарного уважения. Вы требуете уважения, а иначе...
Совершенно верно. Мы знаем, где вы припарковываете свой автомобиль, мистер Фризерз. Что? Это угроза?
Все местные черные любят меня, Фризерз. Мне не составит труда настроить их соответствующим образом. Что значит, любят? Каким еще соответствующим образом? Это значит, что им раз плюнуть пустить кровь за меня. Ведь я даже поебываю их женщин. Вернее, пытаюсь делать это.
Довольно. Это переходит все границы. Пожалуйста, возвращайтесь на свое рабочее место. Он протянул мне мой пропуск. Бедняга, он имел бледный вид. Конечно же, я не мог настроить черных соответствующим образом. Я вообще никого не мог настроить никаким образом. Кроме Фризерза, естественно. Но бледность его была вполне объяснима. Какие-то черные молодчики спустили одного контролера с лестницы. Другому располосовали бритвой задницу. Третьему пропороли ножом брюхо, когда он в 3 часа ночи остановился на светофоре. Прямо напротив Главного почтового управления. Мы так и не увидели его больше.
и фризерз вскоре после нашего разговора испарился из гдавного управления. Не знаю точно, куда он делся. Но в Главном управлении его и след простыл. 16 Однажды утром, часов в 10, зазвонил телефон: Мистер Чинаски? Я узнал этот голос и стал настраивать себя на нужный тон. Мгу, промычал я. Это была мисс Грейвз, это трухлявое бревно. Я вас разбудила?
В какой-то мере да, но это ничего. Все в порядке, я уже вставал.
Хорошо. Нас убедили ваши объяснения. Ага, ну, что ж...
Мы оповестили о нашем решении квалификационную комиссию. Охо.
Вам назначено сдать вашу задолженность по СОГ 1 в течение двух недель. Что? Минуточку...
Это все, мистер Чинаски. Хорошего дня. И повесила трубку.
17 Ну что ж, я взял листок со схемой СОГ1 и стал вглядываться в него. Я вглядывался все пристальней и пристальней. И вот что я обнаружил. Жил да был один парень в доме по номером N. И было у него три женщины. Одну он пользовал только в задний проход (ее имя соответствовало названию улицы, а возраст номеру почтового отделения); вторая делала ему минет (аналогично); третью он "тянул" простым дедовским способом (то же самое). В следующем доме обитало три гомика (одного звали Манфред авеню), было ему 33 года... и т.д., и т.п. Я уверен меня не пустили бы и на порог этой стеклянной душегубки для отработки схем, если бы они только знали, о чем я думаю, когда смотрю на все эти карточки с названиями улиц и бесконечными номерами домов и почтовых отделений. Но они ничего не ведали и смотрели на меня, как старые добрые приятели. И все же еще не во всех своих оргиях я ориентировался достаточно хорошо. Первый результат был 94%. Но уже через десять дней, когда я снова зашел в стеклянную душегубку, я знал досконально, кто с кем и что должен делать. Мой результат 100% за 5 минут. Глава городского почтового управления откликнулся на мои достижения поздравительным письмом.
18 Вскоре после этого меня зачислили в штат. Рабочий день сократился с 12 часов до 8, плюс оплачиваемый отпуск. Из группы в 150 или даже 200 человек к финишу пришли двое. На службе я познакомился с Дэвидом Джанко. Это был двадцатилетний белый парень. Я совершил большую ошибку, заговорив с ним. Что-то о классической музыке. По случайности я выказал компетентность по этому вопросу, потому что каждое утро, лежа в кровати и попивая пиво, я мог слушать только классическую музыку. К тому же, уходя от Джойс, я по ошибке сунул в свой чемодан два тома "Биографии классических и современных композиторов". Жизнь большинства этих ребят была сплошная пытка, и я радовался, читая об их муках. "Что ж, размышлял я, значит, моя жизнь сущий ад, коли я даже не могу писать музыку". И я распустил язык. Джанко и еще какой-то парень спорили между собой, а я расставил все точки над i: выдал дату рождения Бетховена, дату написания 3-й Симфонии и обобщил (или смешал) высказывания критиков об этом произведении маэстро. На Джанко это произвело впечатление. И он зачислил меня в эрудиты. Усаживаясь рядом со мной, он начинал свои бесконечные излияния о страшных страданиях, которыми под завязку полна его мятущаяся и оскорбленная душа. К несчастью у него был ужасно громкий голос, и ему хотелось, чтобы все слышали его монологи. Я распихивал письма по ячейкам и слушал, слушал, слушал и все думал, думал, думал, что мне теперь делать? Как мне заткнуть этого несчастного кретина?
