Бенедикт Спиноза - Этика

К природе ума принадлежит воспринимать вещи под какой-нибудь формой вечности.

На самом деле уму по его природе свойственно представлять вещи как необходимые, а не как случайные (по пред. пол.). Но эту необходимость вещей (по пол. 41 этой части) он воспринимает истинно, т. е. (по акс. 6 части 1) как она есть сама в себе. Но (по пол. 16 части 1) эта необходимость вещей есть сама необходимость вечной природы Бога. Итак, уму по его природе свойственно представлять вещи под этой формой вечности. Прибавь к этому, что основы ума суть понятия (по пол. 38 этой части), которые выражают то, что обще для всех вещей, и которые (по пол. 37 этой части) не выражают сущности никакой отдельной вещи, которые кроме того, должны быть представляемы без всякого отношения времени, но под какой-нибудь формой вечности, – что и требовалось доказать.

Всякая идея какого бы то ни было тела или отдельной вещи, действительно существующей, необходимо содержит в себе вечную и бесконечную сущность Бога.

Идея отдельной вещи, действительно существующей, необходимо содержит в себе как сущность, так и существование самой вещи (по королл. пол. 8 части I). Но отдельные вещи (по пол. 15 части 1) не могут быть представлены без Бога; и так как (по пол. б этой части) они имеют причиной Бога, поскольку он рассматривается под атрибутом, которого эти вещи суть состояния, то идеи их (по акс. 4 части 1) необходимо должны содержать в себе концепт их атрибута, т. е. (по опр. 6 части 1) вечную и бесконечную сущность Бога, – что и требовалось доказать.

Здесь под существованием я не разумею продолжаемости, – т. е. существования, поскольку оно представляется абстрактно, и как бы некоторый вид количества. Ибо я говорю о самой природе существования, которое приписывается отдельным вещам потому, что они вытекают бесконечными способами из вечной необходимости природы Бога (см. пол. 16 части 1). Я говорю о самом существовании отдельных вещей, поскольку они суть в Боге. Ибо хотя каждая из них определяется к существованию известным образом другой отдельной вещью, однако же сила, которой каждая вещь сохраняет существование, вытекает из вечной необходимости природы Бога. См. об этом короля, пол. 24 части 1.

Познание вечной и бесконечной сущности Бога, которую заключает в себе каждая идея, есть полное и совершенное.

Доказательство предыдущего положения имеет общий характер и, рассматривается ли вещь как часть или как целое, идея ее как целого или как части (по пред. пол.) заключает в себе вечную и бесконечную сущность Бога. Поэтому-то, что дает познание вечной и бесконечной сущности Бога, обще для всех и одинаково как в части, так и в целом; и, следовательно (по пол. 38 этой части), это познание будет полным, – что и требовалось доказать.

Человеческая душа имеет полное познание вечной и бесконечной сущности Бога.

Человеческая душа имеет идеи (по пол. 22 этой части), из которых она воспринимает (по пол. 23 этой части) себя и свое тело (по пол. 19 этой части), равно как и внешние тела (по короля. 1 пол. 16 и пол. 17 этой части), как действительно существующие; следовательно (по пол. 45 и 46 этой части), имеет полное познание вечной и бесконечной сущности Бога, – что и требовалось доказать.

Из этого мы видим, что бесконечная сущность Бога и его вечность известны всем. А так как все находится в Боге и представляется посредством Бога, то следует, что мы из этого познания можем вывести многое, что мы знаем полно, и значит, образовать тот третий род познания, о котором мы говорили в схолии 2 пол. 40 этой части, и о превосходстве и пользе которого мы будем говорить в пятой части. Если же люди имеют не такое ясное познание Бога, как общих понятий, то это происходит оттого, что они не могут вообразить Бога, как воображают тела, и что они прилагают название Бога к образам вещей, которые они обыкновенно видят; а этого люди едва ли могут избежать, потому что на них постоянно действуют внешние тела. И действительно, большая часть ошибок состоит именно в том, что мы неправильно прилагаем к вещам названия. Когда, например, кто-нибудь говорит, что линии, идущие от центра круга к его окружности, не равны, то он, конечно, по крайней мере в это время, понимает под кругом нечто иное, чем математики. Если люди ошибаются в вычислении, то у них бывают одни числа в уме, а другие на бумаге. Поэтому если мы будем принимать во внимание их ум, то они, конечно, не ошибаются; но они нам кажутся ошибающимися потому, что мы думаем, что они и в уме имеют те же числа, которые стоят на бумаге. Если бы мы этого не думали, то и не считали бы их ошибающимися, как я не счел ошибшимся человека, который недавно закричал при мне, что его двор полетел на курицу соседа, потому что я хорошо понимал, что он хотел сказать. Но отсюда проистекают многие споры именно потому, что люди неверно объясняют свою мысль, или потому, что дурно истолковывают мысль другого. Ибо, на самом деле, когда они наиболее противоречат себе, то думают или то же самое, или думают другое, так что те ошибки и несоответствия, которые они находят в другом, не существуют.

В душе нет неограниченной или свободной воли, но душа к желанию того или другого определяется какой-нибудь причиной, которая в свою очередь определяется другой причиной, а эта опять другой, и так до бесконечности.

Душа есть известное и определенное состояние мышления (по пол. 11 этой части), и потому (по королл. 2 пол. 17 части 1) не может быть свободной причиной своих действий, или не может иметь неограниченной способности желания или нежелания, но к желанию того или другого (по пол. 28 части 1) должна определяться какой-нибудь причиной, которая определяется другой, а эта опять другой, и проч., – что и требовалось доказать.

Таким же образом доказывается, что в душе нет никакой неограниченной способности понимания, желания, любви и проч. Отсюда следует, что эти и подобные способности суть или совершенно фиктивны, или же не что иное, как метафизические или общие существа, которые мы обыкновенно образуем из частностей; так что разум и воля так относятся к той или другой идее или к тому и другому желанию, как каменность к тому или другому камню, или как человек к Петру и Павлу. Причину же, почему люди считают себя свободными, мы объяснили в приложении к 1 части. Но прежде чем продолжать далее, следует заметить, что под волей я разумею способность утверждать и отрицать, а не желание; разумею, говорю я, способность, по которой душа утверждает или отрицает то, что истинно или ложно, а не желание, по которому душа стремится к вещам или отвращается от них. Но после того как мы доказали, что эти способности суть общие понятия, которые не отличаются от отдельных вещей, из которых мы их образуем, нужно исследовать, действительно ли желания суть что-нибудь другое, а не сами идеи вещей. Нужно, говорю я, исследовать, есть ли в душе другое какое-нибудь утверждение или отрицание, кроме того, которое содержит в себе идея, поскольку она есть идея, о чем см. следующее положение и определение 3 этой части, чтобы мышление не впало в картины. Ибо под идеями я разумею не образы, которые составляются в глубине глаза, или, если угодно, внутри головного мозга, но представления (сопсерtus) мышления.

В душе нет никакого желания или утверждения и отрицания, кроме того, которое заключает в себе идея, поскольку она есть идея.

В душе (по пред. пол.) нет неограниченной способности желания или нежелания, но есть только отдельные желания, именно то или другое утверждение, то или другое отрицание. Итак, представим себе какое-нибудь отдельное желание, например то состояние мышления, по которому душа утверждает, что три угла треугольника равны двум прямым. Это утверждение заключает в себе представление, или идею треугольника, т. е. оно не может быть представлено без идеи треугольника. Ибо это будет одно и то же, скажу ли я, что А должно содержать в себе представление В, или что А не может быть представлено без В. Далее, это утверждение (по акс. 3 этой части) также не может быть без идеи треугольника. Итак, это утверждение не может ни существовать, ни быть представлено без идеи треугольника. Затем, эта идея треугольника должна заключать в себе это же утверждение, а именно, что три его угла равняются двум прямым.