поливает и достойные, и убогие местечки в этом мире. То же, кстати, касается и людей.
Гвен стукнуло тридцать пять. Она была школьной учительницей. И ее костюм, и прическа, и даже карандашик губной помады — от них веяло такой чопорностью, что Труди, по-прежнему стоявшую у окна в тоскливом созерцании дождя, вдруг осенило: Гвен уже оставила всякие надежды на замужество.
— То же касается и людей, — задумчиво повторила Гвен.
Но на другой день установилась хорошая погода. Подружки купались в озере, потом сидели под оранжево-белым навесом на террасе гостиницы, потягивали яблочный сок и любовались сияющими непорочной белизной вершинами. Потом гуляли: Гвен — в своих небесно-голубых шортах, Труди — в пышном летнем костюме. По набережной слонялись туристы со всего света: грузные, прилично одетые немецкие матроны, сопровождаемые степенными мужьями и невозмутимыми детьми, тощие англичанки с непременным перманентом, резвые балаболы французы.
— Нет, я обязательно, обязательно должна заняться своим разговорником, — сказала Труди. У нее было предчувствие: если она научится обходиться без посредничества Гвен, которая все же стесняла свободу, то ей больше повезет.
— Ты полагаешь, что тогда повысится вероятность встретить кого-нибудь? — Гвен как будто подтверждала ее мысли, и Труди чуть вздрогнула.
— О, и совсем не за этим. Я намерена просто отдыхать. Я не…
— Боже, Ричард!
Труди вздрогнула еще раз, а Гвен уже болтала по-английски с мужчиной, который, со всей очевидностью, не сопровождал ни жену, ни тетушку, ни сестрицу. Он мило чмокнул Гвен в щеку. Гвен со смехом отплатила ему той же монетой.
— Замечательно, замечательно, — проговорил Ричард.
Он был чуть выше Гвен, темноволосый, с тонкими пегими усиками, широкогрудый.
— Как это тебя сюда занесло? — спрашивал он у Гвен, с любопытством косясь на Труди. — Вот уж не чаял встретить здесь знакомых, да еще из Лондона…
Он остановился в гостинице на противоположном берегу. В течение последующих двух недель Ричард каждый день переплывал озеро на лодке, чтобы ровно в десять утра встретиться с соотечественницами, и иногда оставался до самого вечера. Труди была очарована Ричардом и с некоторым трудом верила в приятельское безразличие к нему Гвен. Правда, как ей стало известно, они работали в одной школе и ежедневно виделись там. А это обстоятельство, по мнению Труди, служило достаточно веским основанием для стойкого равнодушия.
В один из дней Гвен укатила по каким-то своим делам и оставила их вдвоем.
— Между прочим, тут отдыхают только самые утонченные ценители, — заявил Ричард. — Давай-ка пройдемся и осмотрим городок.
Труди восторженно разглядывала отслаивающиеся пласты штукатурки на стенах маленьких домиков, обсаженные цветами старые балконы, луковки славянских церквей — теперь все это и впрямь казалось ей красивым и притягательным.
— Здесь живут не только австрийцы? — спросила она.
— Нет. Хватает и немцев, и французов. Это местечко многих привлекает красотой и тишиной.
Исполненный уважения взгляд Ричарда то и дело останавливался на молодых шумливых обитателях спортивного лагеря, разбивших свои палатки на лугу у озера. Все они были долговязые, резвые, носили свободные и короткие одеяния. Юноши и девушки возились и визжали, как ягнята, хотя и сохраняли при этом известное достоинство.
— О чем у них идет речь? — полюбопытствовала Труди, когда они проходили мимо одной особенно веселой компании.
— О последних мотогонках, в которых они якобы участвовали.
— Разве они мотогонщики?
— Нет. Гонок, о которых они говорят, вообще никогда не было. Ну и что с того? Иногда, например, они рассуждают о киносъемках, которых тоже никто не проводил. Потому-то они и смеются.
— Не ахти как забавно, право слово.
— Они из разных стран, так что их юмор сводится к шуткам, которые понятны всем без исключения. Вот они и болтают о вымышленных мотогонках.
Труди хихикнула, чтобы не показаться пресным сухарем, и пытливо взглянула на своего спутника.
Как-то раз Ричард обронил, что ему уже тридцать пять лет, и Труди сочла это вполне вероятным.
— А мне почти двадцать два, — сказала она.
Ричард метнул на нее взгляд и быстро отвел глаза, потом вдруг снова пристально посмотрел и взял Труди за руку. А все потому, как он объяснил ей впоследствии, что эти дивные слова были почти равноценны предложению любви. Любовь и началась — в тот же день после обеда, посреди озера, когда они сбросили обувь и принялись раскачивать лодку. Труди визжала и далеко откидывалась назад, плотно прижимая свои голые ступни к босым ногам Ричарда.
— Боже, как чудесно я провела время с Ричардом, — говорила она Гвен, когда они под вечер встретились в номере. — Странно, но я всегда нравлюсь зрелым мужчинам.
Гвен села на кровать и смерила Труди удивленным взглядом.
— Ричард ненамного старше тебя, — сказала она.
— Э… ну, я чуток скостила себе годы, — Труди усмехнулась. — Думаешь, зря?
— И сколько же ты «скостила»?
— Э… ну… э… семь лет.
— Очень смело с твоей стороны, — пробормотала Гвен.
— А тебе не кажется, что ты немножко злючка?
— Нет. Я хотела сказать, что твердить одну и ту же ложь снова и снова можно лишь при наличии известной смелости. Некоторым женщинам это наскучивает.
— О, я совсем не такая искушенная и опытная, как тебе кажется.
— Оно и верно: большой пользы из своего житейского опыта ты не извлекаешь, — рассудила Гвен. — Но неужели самая удачная женская тактика сводится к тому, чтобы вечно оставаться двадцатилетней?
— Ты просто заревновала, — сухо сказала Труди. — Вот и рассуждаешь как дамочка не первой молодости. Во всяком случае, не это надеялась я от тебя услышать.
В последний день отпуска Ричард пригласил Труди на лодочную прогулку. В озере отражалось низкое серое небо.
— А здорово похоже на Виндермер, правда? — спросил он.
Труди сроду не видела Виндермера, но согласилась, что очень, и посмотрела на Ричарда сияющими глазами двадцатилетней девушки.
— Порой это местечко напоминает мне Йоркшир, — сказал Ричард. — Правда, только в пасмурные дни. А вон там, где горы, — ни дать ни взять Уэльс.
— Именно это я тогда и сказала! — обрадованно воскликнула Труди. — Я сказала: Уэльс! Я сказала: это точно как Уэльс. А Гвен тотчас же стала спорить. Ты знаешь, она так стара душой, так заскорузла, да еще и школьная учительница… Кстати, ты давно с ней знаком?
— Несколько лет, — ответил Ричард. — Гвен очень славная и большой друг моей матери. Можно сказать, едва ли не член семьи.
Поначалу Труди хотела съехать со своей лондонской квартирки в другое место, но потом похерила эту затею, поскольку ей все-таки неохота было покидать Гвен. Та каждый день видела Ричарда в школе и хорошо знала его мать. Кроме того, продолжительное знакомство Гвен с Ричардом
