поджидал их со своим инструментом.
При виде большого шатра с королевскими гербами, воздвигнутого в центре двора, и подобия органа с ножным управлением и двойной клавиатурой для рук, стоявшего рядом, все пришли в удивление, не в силах разгадать, как устроен сей инструмент, как на нем играют и где же находятся свиньи.
Придворные остановились в нескольких метрах от органа, там, где аббат де Бенье приготовил для публики трибуну, перед которой стояло позолоченное кресло для короля.
Вот король знаком велел аббату начинать. Аббат встал перед своим инструментом и начал играть, нажимая на клавиши и ногами и пальцами, как играют на водяном органе, и свиньи тотчас же стали подавать голоса в том порядке, в каком их кололи железные шипы, а иногда и хором, если аббат нажимал сразу несколько клавиш. Присутствующие услышали незнакомую музыку, поистине гармоническую, то есть полифоническую, весьма приятную для уха и притом разнообразную, ибо аббат де Бенье, великолепный композитор, начал с канона, продолжил двумя прекрасными ричеркарами и завершил тремя мотетами, мастерскими сочиненными нарочно к этому случаю; все это весьма понравилось Его Величеству.
Король Людовик XI не удовлетворился одним прослушиванием и пожелал, чтобы аббат де Бенье исполнил свое сочинение, с начала до конца, еще раз.
После повторного исполнения, чья гармония, от вступительной до финальной ноты, не уступила первому, придворные и все остальные слушатели обратили взоры на короля, полагая, что аббат де Бенье выполнил свое обещание, и рассыпались в похвалах автору. Один шотландский вельможа, приехавший ко двору французского короля, в экстазе прошептал: «CauldAim!» [188] и сжал эфес своей шпаги. Однако король Людовик XI, с его подозрительным нравом, пожелал сперва проверить, не обманули ли его, вправду ли тут участвовали свиньи. Он велел приподнять полог шатра, чтобы убедиться в этом. Лишь когда он увидел серых свиней и кабанов в клетках и понял, как действуют медные струны с железными наконечниками, острыми, как шило сапожника, он признал, что аббат де Бенье — человек недюжинный, в высшей степени изобретательный и грозный противник в любых поединках и вызовах, которые отваживается принимать.
Король объявил, что жалует аббату, как и поклялся, обещанную сумму, взятую из королевской казны для покупки свиней и постройки органа, шатра и трибуны для слушателей. Аббат де Бенье первым делом преклонил колени и поблагодарил, затем поднял голову и прошептал:
«Сир, я обучил свиней произносить «А-Бэ» [189] за одни сутки. Но королей я не смог научить этому за тридцать четыре года».
Тут король Людовик XI уразумел, что де Бенье желает не только именоваться аббатом, но хочет на самом деле получать доход с какого-нибудь аббатства, и даровал ему религиозное заведение, бывшее на тот момент вакантным, да еще и с бенефициями, к сему полагавшимися. Ответ аббата так понравился королю, что ему нередко случалось цитировать его, и не из-за смелости де Бенье, поскольку она объяснялась изобретением свиного органа, но попросту из-за его находчивости.
*
Перед тем как покинуть аббатство Мармутье, Людовик XI принял городскую знать. Король, восседая в кресле, украшенном золотыми листьями, которое преподнес ему аббат де Бенье, сказал местным нотаблям, городским старшинам и народу:
«Некогда царица Пасифая приказала изобретателю и скульптору Дедалу изваять огромного полого деревянного быка и обтянуть его настоящей кожей. Затем она сняла с себя одежды и проникла в чрево деревянного быка, дабы утолить свой любовный пыл и получить его семя. Троянцы построили — также из дерева — огромного коня. У иудеев было разом несколько изваяний — козел отпущения для песков пустыни и золотые тельцы для походных шатров. На берегу моря, в городе Карфагене, бронзовые руки бога Ваала сбрасывали в его чрево, где пылал огонь, до двухсот младенцев разом. Царь Фаларидс приказал выплавить из олова быка с искусно устроенными бронзовыми трубами, и когда в его чреве сжигали юношей, эти трубы превращали их вопли в мелодичное мычание. И лишь когда юноши превращались в пепел, бык умолкал. Его мычание прекращалось в тот миг, когда жертвы становились воспоминанием. Сам же я получил нынче этот свиной орган, где голоса кабанов так же мелодичны, как воспоминания о сгоревших детях. То, что Дедал сотворил для царя Миноса, господин аббат де Бенье сотворил для меня. В стране Гадаринской Учитель наш Иисус заставил нечистых духов вселиться в стадо свиней [190]. Я же приказом своим заставил вселиться в свиней музыку».
Трактат VII
НЕНАВИСТЬ К МУЗЫКЕ
Музыка — единственное из всех искусств, которое сопутствовало истреблению евреев, организованному немцами с 1933 по 1945 год. Это единственное искусство, одобренное как таковое администрацией концлагерей. Следует подчеркнуть, к стыду этого искусства, что только оно сумело встроиться в систему Konzentrationlager, с ее голодом, лишениями, рабским трудом, болью, унижениями и смертью.
*
Симон Лакс родился 1 ноября 1901 года в Варшаве. Окончив варшавскую консерваторию, он уехал в 1926 году в Вену, где стал зарабатывать на жизнь работой тапёра в немом кино. Затем перебрался в Париж. Симон говорил по-польски, по-русски, по-немецки, по-французски и по-английски. Он был пианистом, скрипачом, композитором, дирижером. В 1941 году в Париже его арестовали. Он прошел концлагеря Бона, Драней, Аушвица, Кауферинга и Дахау. 9 мая 1945 года он был освобожден и 18 мая вернулся в Париж. Симон решил почтить память и страдания тех, кто был уничтожен в концлагерях, а также осмыслить роль, которую музыка сыграла в этом уничтожении. Он прибег к помощи Рене Куди и в 1948 году опубликовал в «Меркюр де Франс» книгу «Музыка с того света» (под редакцией Рене Куди); предисловие к ней написал Жорж Дюамель [191]. Книга не пользовалась успехом и вскоре была забыта.
*
Со времен того, что историки называют Второй мировой войной, со времен лагерей смерти Третьего рейха мелодические секвенции стали вызывать у нас отторжение. На всем земном пространстве впервые с тех пор, как были изобретены первые музыкальные инструменты, роль музыки стала одновременно полной смысла и отталкивающей. Получившая неожиданно широкое распространение благодаря изобретению электричества и множества новых технологий, музыка стала неумолчной, агрессивной, настигающей нас и днем и ночью, на торговых улицах и центральных площадях, в галереях и пассажах, в универмагах и книжных магазинах, в банкоматах иностранных банков, где клиенты получают наличные, в бассейнах и на пляжах, в частных квартирах, ресторанах и такси, в метро и аэропортах. И даже в самолетах — во время взлета и посадки.
*
И даже в лагерях смерти.
*
Название «Ненависть к музыке» говорит
