Это были не самые удачные последние слова - и он понимал, что не самые удачные. Надо придумать что-нибудь покрасивее - не осрамить Боннара. Но ему уже вставили кляп; тем лучше - избавили от лишних трудов.
Тело его, привязанное к столбу, болело, но зрение и ум прояснились. Он мог разглядеть вечернее небо, серое от мглы; небо не принадлежало ни одной стране, а принадлежало всему миру.
Он различал высокий серый контрфорс замка. Замок превратили в тюрьму, но он не всегда будет тюрьмой. И когда-нибудь, наверно, вообще перестанет существовать. А вот если найдена крупица истины, она будет существовать всегда, покуда будет кому ее помнить и открывать заново. Только лживые и жестокие всегда терпели неудачу.
Шестьдесят лет назад он был мальчиком, ел жидкий капустный суп с черным хлебом, жил в бедном доме. Жизнь была горька, но он не мог на нее пожаловаться. У него были хорошие учителя, и его звали Медведем.
Рот болел от кляпа... они уже готовились. Была когда-то девушка Анна; он ее почти забыл. В комнатах у него всегда стоял свой запах, и когда-то у него была собака. Что они сделают с медалями - не важно. Он поднял голову и снова посмотрел в серое мглистое небо. Сейчас не станет мысли, но пока она есть, ты должен замечать и помнить. Пульс у него был реже, чем он ожидал, а дыхание до странности ровным - но это несущественно. Существенно то, что вовне - в сером небе, где нет стран, в камнях земли, в слабом человеческом духе. Существенна истина.
- Приготовься! - скомандовал офицер. - Целься! Пли!
Но профессор Мальциус не слышал его команд. Он думал о молодых людях.
Кошачий король
Перевод И. Бернштейн
- То есть как, дорогая? - дрогнувшим голосом проговорила миссис Бомбардо. - Настоящий... хвост? Миссис Лепет с достоинством кивнула.
- Совершенно настоящий. Я была на его концертах. Дважды. Во-первых, конечно, в Париже. И потом еще это потрясающее выступление в Риме. Мы сидели в Королевской ложе. И представьте, он... Если бы вы знали, дорогая, как у него звучит оркестр!.. И он дирижировал... - она самую чуточку замялась, хвостом!
- Ах, какой ужас! - восхищенно и алчно воскликнула миссис Бомбардо. Надо будет сразу же пригласить его на обед. Он ведь приезжает, это точно?
- Двенадцатого, - подтвердила миссис Лепет, округлив глаза. - Новый Симфонический пригласил его дать с ними три концерта. Надеюсь, вы сможете как-нибудь пообедать у нас, пока он здесь. Он, разумеется, будет очень занят, и он все свое свободное время обещал уделить нам.
- Спасибо, дорогая, - неуверенно отозвалась миссис Бомбардо, не забывшая свое прошлое покушение на одного английского романиста, которого выставляла у себя в салоне миссис Лепет. - Вы всегда так гостеприимны! Но зачем же вам все взваливать на свои плечи? Остальные тоже должны внести посильную лепту. Например, мы с Генри будем от души рады...
- Это очень любезно с вашей стороны, дорогая. - Миссис Лепет тоже помнила про выкраденного романиста. - Но мы обещали мосье Тибо... прелестное имя, не правда ли? Говорят, он прямой потомок Тибальта из "Ромео и Джульетты", оттого, наверно, и не любит Шекспира... Мы обещали мосье Тибо тихое и скромное времяпрепровождение, разве что один небольшой прием в самом узком кругу после первого концерта. Он терпеть не может шумные, разношерстные сборища. - Она обвела гостей миссис Бомбардо укоризненным взором. - И потом, из-за этой своей маленькой... м-м... особенности, деликатно кашлянула она, - он стесняется незнакомых людей.
- Но я все-таки не понимаю, тетя Эмили, - сказал племянник миссис Лепет, Томми Брукс. - У этого хрена Тибо что же, вправду есть хвост? Прямо как у обезьяны?
- Томми, мой друг, - язвительно заметила миссис Бомбардо, - во-первых, мистер Тибо - не хрен, а выдающийся музыкант, первый дирижер Европы. А во-вторых...
- Вправду, - твердо ответила миссис Лепет. - Есть хвост. И он им дирижирует.
- Но как же так? - недоуменно пробормотал Томми. У него покраснели уши. - То есть, конечно, я не сомневаюсь, раз вы сами видели, тетя Эмили. Но все-таки это уж ни в какие ворота не лезет, как говорится. Ведь верно, профессор Свист?
Профессор Свист откашлялся.
- Гм, гм, - произнес он и свел руки концами пальцев. - Я с нетерпением жду встречи с... э-э-э... мосье Тибо. Лично мне никогда не случалось наблюдать подлинный экземпляр homo caudatus {Человека хвостатого (лат.).}, поэтому я склонен сомневаться, однако, с другой стороны... В средние века, например, была широко распространена вера в существование... э-э-э... хвостатых людей, и, по-видимому, для нее имелись основания. Еще в восемнадцатом веке один голландский мореплаватель, пользующийся репутацией достаточно правдивого человека, писал, что обнаружил на острове Формоза двух туземцев с хвостовыми придатками на копчиках. Они, как я понимаю, находились на низкой ступени цивилизации, и соответствующие образования были отчетливо видны. А от 1860 года мы имеем свидетельство английского врача доктора Гримбрука, якобы наблюдавшего среди своих пациентов-африканцев по меньшей мере троих с короткими, но вполне выраженными хвостами, впрочем, его рассказ не подкреплен никакими доказательствами. Словом, явление это возможное, хотя, бесспорно, необычное. Перепонки между пальцами ног, рудименты жабр такие черты встречаются достаточно часто. Или, скажем, аппендикс, он всегда при нас. В цепи, связывающей нас с обезьяноподобными праформами, есть недостающие звенья. В конце концов, что такое те несколько позвонков, которыми заканчивается позвоночник у любого из нас, - воодушевился профессор, обводя всех сотрапезников нежным взглядом, - как не зачаток скрытого рудиментарного хвоста? Да-да, это возможно... вполне... в исключительных случаях... возврат к архетипу... атавизм, хотя, с другой стороны...
- Вот видите, - поставила точку миссис Лепет. - Ну, разве не восхитительно? Как вы находите, принцесса?
Принцесса Вивраканарда скользнула по ее ликующему лицу взглядом своих удивительных глаз, голубых, как поле незабудок, и бездонных, как небо в зените.
- Да, оч-чень, - произнесла она голоском, мягким и шершавым, точно золотистый бархат под ладонью. - Я бы хотела... Я бы оч-чень хотела увидеть этого мосье Тибо.
- Лично я бы хотел, чтобы он свернул себе шею, - негромко буркнул Томми Брукс, но на Томми никто не обращал внимания.
Однако чем ближе подходил срок прибытия мосье Тибо к нам в Штаты, тем сомнительнее казалась искренность принцессы в этом вопросе: ведь до сих пор она сама была неоспоримой сенсацией сезона, а известно, что за народ эти светские львы и львицы.
Сезон, если помните, был тогда сиамский, и все сиамское котировалось так же высоко, как русский акцент в те изысканные стародавние времена, когда у нас впервые появилось кабаре "Летучая мышь". Сиамский Художественный театр, доставленный к нам за бешеные деньги, давал спектакли при аншлагах. "Гушуптцу", роман-эпопея из сиамской сельской жизни в девятнадцати томах мелким шрифтом, только что получил Нобелевскую премию. По сведениям, поступающим от модных торговцев комнатными зверюшками и тритончиками, спрос на сиамских кошек просто невозможно было удовлетворить. И на гребне волны этого всеобщего интереса элегантно и непринужденно плыла принцесса Вивраканарда, точно гавайская купальщица, несущаяся на доске с валом прибоя. Она была незаменима. Она была неподражаема. Она была всюду.
Юная, чудовищно богатая, по одной линии в родстве с королевским домом Сиама, а по другой - с Кэботами (и при этом первые восемнадцать из ее двадцати двух лет были покрыты золотой завесой неизвестности), она как продукт смешения рас обладала особой, экзотической красотой, настолько же яркой, насколько и необыкновенной. Небрежная кошачья грация движений, смуглая кожа, словно бы припудренная крупицами чистейшего золота, а чуть скошенные глаза такой удивительной прозрачной голубизны, точно море над карибскими рифами. Каштановые волосы ниспадали ей до колен профессиональная ассоциация парикмахеров сулила баснословные деньги за право остричь их "под фокстрот". Прямые, как струи водопада, они источали слабый, вкрадчивый аромат сандала и специй и слегка отсвечивали солнцем и ржавчиной. Говорила она мало, - зачем ей? - но ее особенный, тихий, с мелодичной гнусавинкой голосок оставался в памяти надолго. Она жила одна и, по слухам, была очень ленива - говорили, например, что почти весь день она спит, зато ночью расцветает, как таинственный луноцвет, и в глазах ее появляется глубина.
Не приходится удивляться, что Томми Брукс влюбился. Удивительно другое: как она ему это позволила? В Томми не было ничего яркого и экзотического нормальный симпатичный молодой человек из тех, кто создан тянуть лямку будней, проводя большую часть дня за чтением газет в университетском клубе, а вечером всегда готовый выручить хозяйку и явиться на званый обед, если надо заткнуть грудью внезапно образовавшуюся брешь в шеренге ожидаемых гостей. Правда, принцесса Вивраканарда лишь терпела своих воздыхателей никто не видел, чтобы ее надменно-равнодушные очи оживали навстречу мужчине. Но Томми она словно бы терпела благосклоннее, чем остальных, - и в любовных мечтаниях этого молодого человека уже начинали фигурировать алмазы с яйцо и апартаменты на Парк авеню, когда приезжий дирижер прославленный мосье Тибо давал в Карнеги-холле свой первый концерт.
