Я встречусь с тобой, Забиба, там, где пребывает твоя душа. Знаешь ли ты как, Забиба? Конечно, знаешь. Ты знаешь, что дорога к тебе - это любовь к народу. Я должен поощрять его возможности и способности в самых разных сферах и не отягощать его ничем ненужным. Он должен нести только самые главные обязательства и неизменные моральные понятия. С ростом возможностей народа и развитием его понятий лестница, по которой я приду к тебе, будет становиться все выше.
Иди, а я взлечу к тебе на крыльях моей веры, если захочет того Господь мой и твой Господь, Забиба. Ты познала ту высшую степень свободы, Забиба, о которой говорила. Эта свобода, несомненно, выше и глубже той свободы, которую знаем мы здесь, на земле. Но и она - свобода ограниченная, а не абсолютная. А знаешь почему, Забиба? Потому что своей героической смертью ты добилась такого положения, которое обретают в борьбе за веру, и тебе не дано будет занять уровень ниже того, которого ты достигла, испытать состояние более низкого уровня, и поэтому ты будешь как цари на земле, иметь такое отличие, которое не позволит тебе уподобиться. Ты будешь среди лучших. Вот так и цари, которых ты критикуешь и которых сейчас критикую с тобой я, не могут покинуть свои дворцы и жить обычной жизнью среди народа ни постоянно, ни даже временно, ибо различие между ними, как различие между раем и адом.
Знаешь ли ты, что не можешь избрать для себя нечто другое, находящееся за той чертой, которую провела твоя героическая смерть за дело нации и народа? Это потому, что абсолютной свободой может воспользоваться только тот, кто восседает на самом высоком троне: Бог твой и мой Бог, Забиба, Аллах милостивый и милосердный. Только Он один, хвала Ему, способен делать все, что выше и ниже его возможностей. Только Ему одному доступно любое состояние и Его противоположность, без малейшего намека на двойственность. Рай и ад, ангелы и демоны, земля и небо, день и ночь, солнце и мгла - все по его велению и благодаря его мудрости. Теперь ты видишь, что нет абсолютной свободы, хотя мы и владеем ее высшим понятием, пока остается хоть что-нибудь выше или ниже наших возможностей. Наделил нас Аллах высшим пониманием способностей и свободы.
Да пребудет Забиба на небесах!
И пусть живет она на земле.
* * *
Народ провожал Забибу, и сыны народа несли ее гроб. Каждый старался обрести ее благословение. Оплакивали ее народ и армия, а царь долго следовал впереди процессии за ее гробом. Оплакивали ее горько, а когда земля стала ее последним прибежищем, царь велел закопать тело ее мужа, который оказался среди убитых, в яму вдали от ее могилы.
Когда люди узнали об этом, они забросали его могилу камнями и всем, что попалось под руку, вплоть до отбросов. И стало обычаем в жизни народа собираться каждый год в день, приходящийся на 17 января по летоисчислению христиан, чтобы побивать камнями подлого преступника, а с ним и всех захватчиков и предателей. Предав их проклятию, люди шли с венками из лавра и роз на могилу Забибы и возносили молитвы за нее, героиню народа, преданную ему в жизни и в смерти.
А Араб объявил, что, перед тем как вступить в битву, Забиба стала его женой, что она развелась со своим мужем-предателем. Объявил царь, что сам был тому свидетелем и сам был кади*, ибо ему дано право распоряжаться судьбами людей.
Вот разница между павшими героями и живыми, между живыми и мертвыми. Между борцами и теми, кто предал Аллаха и родину, народ и нацию. Между тем, кто несет свободу своему народу, нации и стране, и теми, кто отступает от всего дорогого и совершает предательство.
Да здравствует славная жизнь и смерть, угодная Аллаху и гневящая врагов!
Аллах велик.
Да сгинут все злоумышленники!
* * *
Умерла Забиба, и пусть живет Забиба. Так возглашал народ во всех уголках царства, как бы в противовес возгласу: "Царь умер, да здравствует царь!", который звучал, когда один царь умирал, а другой воцарялся, занимая его трон и по наследству принимая его титул. Эти возгласы народа были явно направлены против того, чтобы страной снова правил царь, каким бы он ни был.
И вот, когда победой закончилась битва народа и армии против великого заговора, направленного не столько против царского трона и жизни царя, сколько на то, чтобы расчленить царство и поделить награбленное между чужеземными царствами, которые поддерживали эмиров-заговорщиков и снабжали их оружием разрушения и уничтожения. В массы людей из армии и народа, отличившихся высокими помыслами и участием в сражениях, затесались те, кто не мог похвастаться такими отличиями, надеясь воспользоваться случаем и получить свою выгоду. Это были крупные торговцы и землевладельцы, которые имели все, что они имели, по наследству, а не за заслуги и самопожертвование в этой судьбоносной битве. Были с ними и другие, имевшие свои интересы, но не отличавшиеся высокими помыслами и отвагой.
Разве не так чаще всего и бывает, если этому не придает значения нация и тот, кто представляет ее совесть и волю? Разве не случается так, что армия и народ гибнут в битвах, а кто-то другой, не отличающийся ни чистотой, ни красотой на поприще жертвенности, терпения и деятельности, присваивает себе чужую славу и забирает то, что по праву ему не положено?
И вот собрался народный совет с его представителями, а другие, которые просочились сюда и которых было меньшинство, не должны были бы попасть в него, потому что сражение дало знать, кто вправе носить звание народного представителя. Но вошли туда некоторые слабые личности, которым не был известен опыт народа и степень его жертвенности, потому что не созрели еще в них понятия верности народу и не изгнали они еще из себя слабость. Не только слабость страха, но любую слабость, в том числе и ту, что восхваляет тех, кто не заслуживает восхваления.
Поэтому те, которых было меньшинство, нашли лазейки в слабых душах, позволившие им просочиться и занять в народном совете места, им не предназначавшиеся.
Собрался народный совет из людей самых разных слоев, и каждый из них был своего достоинства. Там были мужчины и женщины, военные и гражданские, земледельцы и ремесленники и многие другие. Но больше всех привлекала внимание величественная женщина, по поведению и одеянию которой было видно, что она крестьянка. Она несла на руках, когда вошла в зал, ребенка не старше года. Усевшись на одно из мест в зале, ребенка она положила себе на колени.
Началось обсуждение судьбы царской власти, которым руководил старейший из присутствующих. Этот почтенный человек выделялся своими взглядами и нравом, что было видно по его уверенности в себе. Он обладал огромной физической силой, которая не соответствовала его годам, приближавшимся к шестидесяти пяти. Разве уверенность в себе не есть сила того, кто пользуется ей по заслугам?
Старейший, возглавляющий собрание, стукнул кулаком по столу, за которым сидел. Справа от него сидел один из военачальников, слева - женщина с мечом, по виду которой было ясно, что она участвовала в массовом сопротивлении захватчикам во дворце царя.
Все, кто присутствовал в зале, кто думая о своем, кто разговаривая с соседями, замолчали, когда услышали, что председатель собрания стукнул по столу. А он привлек их внимание голосом, в серьезности которого вряд ли кто усомнился:
- Слушайте все! Прежде чем мы начнем, приличествует нам, а долг и благодарность требуют того же, почтить души павших героев, и прежде всего душу Забибы, дочери народа, символа самопожертвования и героизма нашего великого народа и его отважной армии, вставанием, помянуть всех раненых и помолиться за их выздоровление.
Собравшаяся в зале толпа не позволила говорящему сказать что-то еще. Услышав имя Забибы, зал взорвался аплодисментами. Крики радости и приветствия смешались с горькими рыданиями, и слезы так и полились, даже из глаз тех, кто не позволял себе слез. Военные и то плакали, хотя по своему предназначению и характеру должны быть твердыми как лед, ведь в сражении они видят, как рядом с ними падают замертво их друзья, и однако же продолжают выполнять свою боевую задачу. Так уж устроено, чтобы не рассеялась боевая мощь войска и чтобы никто из сражающихся не отвлекался от своих обязанностей и общего плана.
Даже военные заплакали, услышав имя Забибы. Разве кто-нибудь, кроме Забибы, заслужил, чтобы глаза источали слезы, а сердца в тоске по ней обливались кровью?
Гул голосов нарастал.
Да здравствует Забиба, дочь народа и его вдохновительница!
Да здравствует Забиба, символ героизма и славы!
Да сгинут все злоумышленники!
И никто не прославлял царя, кроме одного торговца, незаслуженно присутствовавшего на собрании. Но те, кто сидел рядом с ним, заставили его замолчать, дав ему понять, что то, что он говорит, вызывает диссонанс. К тому же, чтобы был услышан единственный голос, он должен обладать не только огромной силой, но и несомненной правотой.
