Понукаров при виде золота просто остолбенел и, глядя на магически переливающиеся монеты, что-то невнятно бормотал:
— Я не знаю… доктор… конечно, это впечатляет… но вы… но я… понимаете… просто ума не приложу…
— Альберт Альбертович, дорогой, не надо ничего и прикладывать. Это излишне. Надо только выслушать внимательно и запомнить. А вы со своим взрывным характером не даете мне закончить разговор и до конца изложить суть дела. Вы ведете себя так, как будто у вас есть выбор. Хотя выбор, конечно же, есть всегда. Но думаю, что ваши близкие будут от него не в восторге.
Лицо Понукарова покрылось красными пятнами, а невысокий лоб прорезали глубокие морщины. Он сразу как-то обмяк и занял свое прежнее место.
— Хорошо, я больше не буду вас перебивать. Говорите… Но, знаете, это так необычно. Такое странное предложение, очень смахивающее на обычную авантюру…
— Согласен, Альберт Альбертович, но только если не знать всей подоплеки дела, которая находится пока что в тени или, как говорится, всего расклада карт. Вы же любите поиграть в покер, если не ошибаюсь? Вот и наберитесь терпения…
Вы говорили о гарантиях. Пожалуйста. Вот вам и гарантия в виде денежного залога в той валюте, какую только пожелает ваша душа. Если я не сдержу своего слова, то вам незачем волноваться, залог останется у вас. При самом нежеланном исходе эта сумма, надеюсь, способна скрасить вашу будущую жизнь, а помещенная в банк под двенадцать процентов годовых, конечно же, в вашей валюте, в рублях, обеспечит дальнейшее приличное существование для всей вашей семьи. Уверен, что считать вы умеете и со мной согласитесь?
Он в упор взглянул на Понукарова. Лицо того пылало румянцем, и он лишь, утвердительно мотнув головой, что-то невнятно промычал.
— Так вот, — продолжил Гонзаго, — теперь вам нечего бояться за свой завтрашний день. И постарайтесь, наконец, отбросить всякий страх, который парализует вашу волю и мешает принятию правильного решения. Безотчетный страх — самое постыдное чувство для мужчин… после безмерной гордыни. Вместо него я вам предлагаю трезвый расчет. Это разные вещи, согласитесь. Взамен же я прошу немного: чтобы вы выпустили сегодня на поле молодого человека, о котором я уже упоминал. Понимаю, что у вас много вопросов ко мне. Вам, как тренеру, нужна информация. Возьмите ручку и лист бумаги, запишите и запомните все, что я вам сейчас расскажу. Это главные условия нашего негласного договора, отступать от которых нельзя. Категорически нельзя! Вы поняли меня? Ни в коем случае! О заявочном списке не беспокойтесь, фамилия моего подопечного туда уже внесена. Скажите, а какие премиальные, сколько вы платите игроку за мяч, забитый им в ответственной игре? Я же вам говорил, что делаю это не бескорыстно. Услуга моя платная, как и любая работа, и в полной мере должна распространяться и на моего, как вы говорите, протеже…
Закончив обсуждение других вопросов и оставив столь щедрый залог, минут через двадцать странный посетитель вместе со своей «бесценной» собакой покинул ошеломленного тренера и скрылся за дверью кабинета. До начала матча оставалось чуть больше шести часов.
По мере того как стрелки часов приближались к восемнадцати тридцати, напряжение в районе стадиона все время нарастало. Во избежание разных инцидентов сюда были стянуты мощные силы милиции и ОМОНа, которые, в полной для таких случаев экипировке, заранее заняли отведенные им позиции и места и пристально наблюдали за стекавшимися к стадиону болельщиками. Понаехали и буйные фанаты чемпионов страны. С флагами и шарфами любимой команды, под неотступным присмотром служителей порядка они, то и дело выкидывая руки вверх, выкрикивали разные лозунги и речевки наподобие: «Спартак — чемпион! Спартак — чемпион!» и дружно хлопали в ладоши. Как будто кто-то в этом сильно сомневался.
Билеты на матч были распроданы заранее, но у касс продолжала жить длинная змея очереди в надежде на неожиданную бронь. Места на стадионе еще более чем за час до начала игры стали заполняться фанатами, и минут за пятнадцать до встречи стадион был практически полон и гудел, как громадный разноцветный улей. Болельщики, уже порядком заждавшиеся громких побед любимой команды, только и делали, что обсуждали состав игроков, выставленных на матч, и прогнозировали возможный результат игры. То и дело доносились громкие голоса труб и рожков и дробные звуки барабанов. В воздухе висело ожидание сенсации. Скорее желаемое, чем основанное на результатах предыдущих встреч.
Перед выходом команды на поле Понукаров с отрешенным лицом дал последние наставления игрокам. Еще раз заострил внимание на том, что надо играть от обороны, рассчитывая на ошибку соперника и выводя длинным пасом в прорыв крайних нападающих команды. Напомнил защитникам, кого и как надо персонально держать из игроков «Спартака». А в конце смягчился и совсем по-отечески проговорил:
— Мужики, прошу вас, отбросьте всякий мандраж, черт меня побери! Послушайте, мальчики, меня. Не надо бояться чемпиона страны. Что было раньше, то уже прошло. Страх сидит вот здесь, — и он постучал пальцем по виску головы, — он парализует волю и мышцы игрока, лишает его индивидуальности и творчества. Это почти самое постыдное чувство на земле после зазнайства и… гордыни. Дорогие мои! Руководство клуба надеется на вас, как рассчитывают и наши болельщики. Вы же видите, что сегодня здесь собрался целый стадион. М-да… Яблоку негде упасть. Такого давно не наблюдалось. Нельзя же обмануть их надежды… Губернатор тоже обещался быть. Всякие пораженческие настроения выбросить из головы. Думать только о победе! И последнее. Сегодня двойная ставка премиальных. Не будьте же жадными на голы. Ну все, ребята, пора!
Затем он еще с напряженным и озабоченным лицом что-то шепнул на ухо капитану команды, отчего у того удивленно округлились глаза. Он хотел было что-то спросить у Понукарова, но тот хлопнул его по спине и, прижав палец к губам, прошептал:
— Тс-с. Об этом пока рано, молчок! Все объясню в перерыве в раздевалке. А пока ни единого звука. Ты понял меня? Ну все, Сережа, давай! — И капитан команды, пожимая плечами, отправился на поле вслед за остальными игроками.
И вот прозвучала знакомая мелодия, предваряющая начало любого футбольного матча, и команды под свист и улюлюканье зрителей выбежали на поле. Игроки в соответствии с процедурой протокола бодро послали приветствия своим болельщикам, капитаны, обменявшись рукопожатиями и сувенирами, поприветствовали судейскую бригаду и разыграли с помощью жребия свою половину поля. Матч начался.
Понукаров обвел взглядом гудящий стадион. Где-то здесь, по всей видимости, должен был находиться и его новый знакомый, этот загадочный и, по-видимому, даже очень богатенький доктор Гонзаго, от безусловно авантюрного предложения которого он так и не смог отвертеться.
Деньги деньгами, а работу и положение в родном городе, где он родился и вырос, терять совсем не хотелось. Он страстно любил многоголосые вздохи и шум трибун, победный крик тысяч людей, вскочивших в неистовом, дружном порыве и таким образом выражавших восторг после каждого забитого в чужие ворота мяча. Любил бурные аплодисменты, одобрительные возгласы и скандирование такого приятного слова «молодцы!» после окончания победных матчей. Бодрые интервью, полные мажорных нот, с вездесущими журналистами и телекомментаторами и поздравления от знакомых и друзей. И, естественным образом, страшно расстраивался и переживал случавшиеся проигрыши и неудачи, когда в глазах болельщиков и друзей читались настороженность, разочарование вперемешку с раздражением, а порою и открытый протест. А кто их может, эти самые поражения-то, любить? Разве только завистники да враги.
Как и предполагал Альберт Понукаров, матч начался бурными атаками чемпиона страны. По игре чувствовалось, что назревает гол. У Понукарова тревожно защемило в груди, и в то же время стали расти возмущение и злость: «Ну так же нельзя, ну совсем никакого сопротивления. Какое-то полное безволие! Черт знает, что за характеры, что за мужики. Позволяют таким же пацанам, как и сами, делать с собой все, что захочется. Вот-вот ведь пропустят мяч. И, похоже, что все его установки, все напутствия оказались просто пустыми словами, которые в одно ухо влетели, а в другое тут же вылетели. Как будто не с живыми людьми разговаривал, а с тупой и бесчувственной толпой. Обидно! Чертовски обидно!»
Над стадионом повисла гнетущая тишина.
Но на радость болельщиков и удивление его самого команде удалось выстоять. И не только выстоять, но все чаще и чаще переходить на чужую половину поля и создать несколько опасных моментов. А один раз стадион уже дружно взорвался победным криком, но затем разочарованно загудел. Мяч после сильного удара нападающего попал в верхнюю штангу, затем ударился о землю и вместо того, чтобы закатиться в ворота и забиться беспомощно в сетке, как того жаждала сорокатысячная толпа, с упрямством снова выскочил в поле.
