Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

1. Коль скоро скорбь, иль радость огневая
Охватят в нас одну из наших сил,
Тогда душа, с тем чувством вся слитая,

4. Как будто гасит всех движений пыл:
Вот тем в отпор, y коих мы читаем,
Что будто Бог нам душу в душу влил.

7. Вот потому-то, если мы внимаем
Иль видим то, что душу нам пленит, —
Бегут часы, a мы не замечаем:

10. Затем что в нас одна способность зрит,
Другая – душу в плен берет всецело;
Когда та бодрствует, в нас эта спит.[129]

13. В сей истине я убедился зрело.[130]
Пока внимал Манфредовым словам,
На пятьдесят уж градусов успело

16. Подняться солнце: я же только там[131]
Приметил то, где хором душ тех стадо
Нам крикнуло: – Вот, вот, что нужно вам![132]

19. Щель большую заткнет в шпалере сада
Одним сучком терновым селянин,
Когда буреют гроздья винограда,[133] —

22. Чем та тропа, по коей лез один
Я за певцом, сердечной полон боли,
Когда исчез отряд теней с долин.

25. Восходят в Лео, и нисходят в Ноли,
На Бисмантову лезут на одних[134]
Ногах; но тут потребны крылья воли, —

28. Тут я летел на крыльях огневых
Желаний жарких вслед за тем вожатым,
Что мне светил надеждой в скорбях злых.

31. Мы лезли вверх ущельем, тесно сжатым
Со всех сторон утесами, где круть
Просила в помощь рук и ног по скатам.[135]

34. И вот, едва успел я досягнуть
До высшего скалы громадной края, —
Куда, мой вождь, – спросил я, – держим путь?

37. А он: – Вперед, вперед, не отступая![136]
Все вслед за мной стремись на верх хребта,
Пока найдем проводника из рая.

40. Гора была до неба поднята,
A склон ее был круче, чем с средины[137]
Квадранта в центр идущая черта.

43. Я чуть дышал, когда сказал с вершины:
– О добрый отче! видишь? оглянись!
Я отстаю! Постой хоть миг единый.

46. A он: – О, сын! сюда хоть доберись.
И указал мне на уступ над нами,[138]
По этот бок горы торчавший вниз.

49. Так подстрекнут я был его словами,
Что лез ползком за ним до тех я пор,
Пока не встал на тот уступ ногами.

52. Тут сели мы, глядя с вершины гор
В ту сторону, откуда в путь пошли мы,
И радуя путем пройденным взор.[139]

55. Сперва я вниз взглянул на брег, чуть зримый,
Потом взглянул на солнце, изумясь,
Что слева мы лучом его палимы.[140]

58. Поэт вмиг понял, что я, весь смутясь,
Дивлюсь тому, что колесница света
Меж севером и нами в путь неслась,

61. И рек: – Сопутствуй ныне, как средь лета,
Кастор и Поллукс зеркалу тому,[141]
Что вверх и вниз струят потоки света,[142] —

64. То Зодиак вращался-б вслед ему
Совсем вблизи к Медведицам блестящим —
По древнему теченью своему.[143]

67. Чтоб то понять с сознаньем надлежащим, —
Весь сам в себе, вообрази Сион
С горою этой на земле стоящим,[144]

70. Чтоб горизонт имели с двух сторон
Один, но два различных небосклона:
И ты поймешь, что путь, где Фаэтон[145]

73. Так дурно шел, придется от Сиона
В ту сторону, и в эту здесь от нас,
Коль разум твой проникнул в смысл закона.

76. И я: – Учитель, верь, еще не раз
Рассудок мой, вначале столь смущенный,
Не понимал так ясно, как сейчас,

79. Что средний круг, в науке нареченный
Экватором, – тот круг, что ввек лежит
Меж льдом и солнцем, – здесь, по приведенной

82. Тобой причине, столько ж отстоит
К полуночи, насколько там Еврею
Он, кажется, в палящем юге скрыт,[146]

85. Но знать желал бы, коль спросить я смею,
Далек ли путь? Так к небу восстает
Гора, что взор не уследит за нею.

88. A он на то: – Горы такой уж род,
Что лишь вначале труден к восхожденью.
A там, чем выше, тем все легче всход.[147]

91. Итак, когда узнаешь по сравненью,
Что легче все тебе свой делать шаг,
Как в судне плыть рекой вниз по теченью, —

94. Тогда конец пути в жилище благ;
Там облегчишь и грудь свою усталу.
Молчи ж теперь и верь, что это так.

97. Лишь вымолвил мой вождь, как из-за валу,
Вблизи от нас, послышались слова:
– Ну, до того и посидишь, пожалуй.

100. Мы обернулись оба и y рва
Увидели, налево, риф громадный:[148]
Был не примечен нами он сперва.

103. Мы подошли, и вот в тени прохладной
Толпа духов стоит при той скале,
Как лишь стоит люд праздный, тунеядный.

106. Один из них, с истомой на челе,
Сидел, руками обхватив колени
И свесив голову меж них к земле.

109. – О, добрый вождь! Взгляни в лицо той тени!
Смотри, – сказал я, – как небрежно там
Сидит она, как бы сестрица лени.

112. Заметив нас, дух кинул взгляды к нам
И, по бедру лицо передвигая,
Сказал: – Вишь сильный! Полезай-ка сам.

115. Тут я узнал лицо того лентяя
И, хоть усталость мне давила грудь,
Я подошел к нему. И вот, когда я

118. Приблизился, он, приподняв чуть-чуть
Лицо, сказал: – Что? понял ли довольно,[149]
Как солнце здесь налево держит путь?

121. Во мне улыбку вызвал он невольно[150]
Движений ленью, краткостью речей,
И начал я: – Белаква, мне не больно[151]

124. Теперь подумать о судьбе твоей!
Что ж, здесь сидишь? Вождя ли ждешь у грота?
Иль жалко лень отбросить прежних дней?

127. A он: – О, брат! Кому тут лезть охота?
Ведь к мукам вверх тогда допустит нас
Господень страж, что там блюдет ворота,[152]

130. Как надо мной здесь небо столько раз,
Как много лет я прожил, круг опишет.[153]
Я ж о грехах вздохнул лишь в смертный час.

133. Так пусть же те, в ком скорбь по мертвым дышит.
Спешат мольбой в том мире нам помочь;
A наша что? Ее Господь не слышит.

136. Но тут поэт стал удаляться прочь,
Сказав: – Идем. Смотри, как уж высоко
На полдне солнце, и стопою ночь

139. У тех брегов покрыла уж Марокко.[154]

1. Я повернул уж спину тем страдальцам
И по стопам вождя пошел, как вот —
За мною тень, указывая пальцем,

4. Вскричала: – Вон, смотрите! слева тот,
Что ниже, тенью свет дневной раздвинул.
И, как живой, мне кажется, идет.[155]

7. На этот крик назад я взоры кинул
И вижу, – все вперили взгляд, дивясь,
В меня и в тень, где свет за мною сгинул.

10. – Чем мысль твоя так сильно развлеклась,
Сказал учитель, – что мешает ходу?
Что в том тебе, что шепчутся о нас?

13. Иди за мной, и дай роптать народу;
Будь тверд, как башня, на которой шпиц
Не дрогнет ввек от ветров в непогоду.

16. В ком помыслы роятся без границ,
Тот человек далек от их свершенья:
В нем мысль одна гнетет другую ниц.

19. Что мог сказать я больше от смущенья,
Как лишь: – Иду. – И, покраснев, я стих,[156]
За что порой мы стоим и прощенья.

22. Тут поперек наклона скал святых
Вблизи пред нами тени проходили
И пели Miserere – стих за стих.[157]

25. Приметив же, что вовсе не светили
Лучи сквозь плоть мою, – свой хор певцы
В «О!» хриплое протяжно превратили.

28. И двое из толпы их, как гонцы,
Навстречу к нам помчались, восклицая:
– Откуда вы, скажите, пришлецы?

31. И вождь: – Вернись назад, чета святая!
Тебя пославшим можешь ты донесть,
Что плоть на нем действительно живая.

34. Коль нужно им об этом слышать весть,
То вот ответ им; если ж стали в кучи
Там в честь ему, – он им воздаст за честь.

37. Пред полночью едва ли пар горючий
Броздит так быстро звездные среды,[158]
Иль в августе с заходом солнца тучи,[159] —

40. Как быстро те влетели душ в ряды
И, повернув, примчались к нам с другими,
Несясь, как строй, бегущий без узды.

43. И вождь: – Теснят толпами нас густыми
Они затем, чтоб к ним ты не был враг;
Но дальше в путь, и слушай, идя с ними.

46. – Душа, – ты, ищущая вечных благ,
Несущая те члены, где витаешь,
Бежа кричали, – задержи свой шаг.

49. Взгляни! быть может, здесь иных узнаешь
И весть о них снесешь в свои страны;
О, что ж спешишь? о, что ж ты не внимаешь?

52. Мы все насильством жизни лишены,
Вплоть до тех пор ходя путем греховным;
Когда же свет блеснул нам с вышины,

55. Мы все, покаясь и простя виновным,
Ушли из жизни, примирившись с Тем,
Кого узреть горим огнем духовным.[160] —

58. И я: – Из вас я незнаком ни с кем!
Но чем могу служить я вашей тризне,
Скажите, души дорогие? Всем

61. Готов помочь, клянусь тем миром жизни,
Его ж искать вслед за таким вождем
Из мира в мир иду, стремясь к отчизне.

64. И мне один: – Мы все с надеждой ждем.[161]
Что и без клятв ты сдержишь обещанье,
Была-б лишь воля на сердце твоем.

67. И я, за всех молящий в сем собранье,
Прошу тебя: как будешь ты в стране
Меж Карлова владенья и Романьи,[162] —

70. Замолви в Фано слово обо мне:
Пусть вознесут там за меня молитвы,
И от грехов очищусь я вполне.

73. Оттоль я родом; эти ж знаки битвы.
Из коих с кровью вышла жизнь моя,[163]
Мне антенорцы дали в час ловитвы.[164]

76. А им-то был так сильно предан я!
Им так велел злой Эсте, в коем пышет
Сверх всяких мер гнев злобы на меня.

79. Уйди ж я в Мирру, прежде чем я, вышел
Из Ориако, схвачен ими был, —
Я б и поныне жил, где тварь вся дышит.[165]

82. В осоке там, увязнув в топкий ил?
Среди болот я пал, и там из жилы
Всю кровь свою, как озеро, разлил.

85. Тогда другой: – Да даст Всевышний силы
Тебе достичь до горних тех вершин!
О, помоги, утешь мой дух унылый!

88. Я Буонконт, я Монтефельтро сын;[166]
Джиованна с прочими меня забыла:[167]
Затем-то здесь всех жальче я один.

91. И я ему: – Какой же рок, иль сила
Так унесла твой с Камиальднно прах,
Что мир не знает, где твоя могила?

94. – Под Казентином, он сказал в слезах.[168]
Из Апеннин бежит Аркьян по воле,
Взяв свой исток над пустынью в горах.

97. Туда, где он уж не зовется боле,[169]
Добрел я, ранен в горло тяжело,
И кровью ран обагрянил все поле.

100. Тут взор померк и слово замерло
На имени Марии; тут и тело
Бездушное одно во прах легло.

103. Что я скажу, – живым поведай смело!
Господень Ангел взял меня; но Враг:
– О, ты с небес! – вскричал, – правдиво ль дело?[170]

106. Лишь за одну слезинку в ночь и мрак
Его часть вечную ты взял у ада:
Но уж с другой я поступлю не так!

109. Ты знаешь сам, как воздух в тучи града
И в дождь сгущает влажный пар, когда
Он вступит в край, где стынет вдруг от хлада.

112. Злость дум своих, лишь алчущих вреда,[171]
Слив с разумом и с силой злой природы,
Враг поднял ветр и двинул туч стада.

115. И день угас, и сумрак непогоды
Всю Протоманью до хребта горы[172]
Закутал так, сгустив небесны своды,

118. Что воздух в воду превратил пары:
И хлынул дождь, и то, что не проникло
Во глубь земли, наполнило все рвы,

121. И столько рек великих вдруг возникло,
И ток могучий к царственной реке[173]
Так ринулся, что все пред ним поникло:

124. Остывший труп мой тут нашел в реке
Злой Аркиан и, бурный, в Арно ринул,
Расторгнув крест, в который я, в тоске

127. Раскаянья, на персях длани сдвинул;
Мой труп, крутя по дну и ночь и день,
Покрыл весь тиною и в море кинул.

130. – Когда назад придешь в родную сень
И отдохнешь, от странствия почия.
Так за второй сказала третья тень,

133. О, не забудь ты и меня: я Пия![174]
Мне Сьена жизнь, Маремма смерть дала.
Как знает тот, из чьей руки впервые.

136. С ним обручась, я перстень приняла.