-- Погодите минутку! Я пойду спрошу Джека, может он что-нибудь знает.
-- Нет, нет, не надо, чтобы вы из-за меня . . .
-- Ерунда, сейчас сбегаю, только вы, уж пожалуйста, побудьте в кухне, последите, чтобы дети вниз не сошли и не наделали пожару.
Элизабет Бейтс вошла в дом, бормоча из вежливости возражения. Хозяйка извинилась за беспорядок.
Извинялась она не напрасно. На диване и на полу были разбросанные детские платьица, брюки, белье, всюду валялись игрушки. На столе, на черной клеенке -- куски хлеба и пирога, крошки, объедки, остывший чайник.
-- Пустяки, у нас, думаете, лучше?-- сказала Элизабет Бейтс, глядя не на разбросанные вещи, а на хозяйку.
Миссис Ригли накинула на голову шаль и торопливо вышла, пообещав:
-- Я мигом.
Гостья села и с легким осуждением обвела глазами неприбранную комнату. Потом стала считать раскиданные по полу башмаки самых разных размеров. Их оказалось шесть пар. Она вздохнула и, прошептав: "Мудрено ли!"-- перевела взгляд на брошенные игрушки. Во дворе послышались шаги, в кухню вошли мистер и миссис Ригли. Элизабет Бейтс поднялась с табурета. Ригли был высокий, ширококостный, худой, с костистым лицом. На виске синел шрам -- след от раны, полученной в шахте, в рану въелась угольная пыль, и шрам был синий, как татуировка.
-- Неужто до сих пор не пришел?-- спросил Ригли, не поздоровавшись, однако почтительно и с сочувствием.-- Где же он может быть? Там его нет,-Ригли кивнул головой в сторону "Принца Уэльского".
-- Наверное, в "Дубках" сидит,-- предположила миссис Ригли.
Снова наступило молчание. Ригли явно что-то тревожило.
-- Когда я уходил, он заканчивал норму,-- начал он.-- Минут через десять после свистка мы стали собираться, я ему крикнул "Ты идешь, Уолт?", а он: "Ступайте, я вас догоню", ну, мы с Бауэрсом и пошли к клети, думали, он за нами идет и поднимется со следующей партией . . .
Он был растерян и точно оправдывался, что бросил товарища одного. Элизабет Бейтс, теперь уже
опять уверенная, что произошло несчастье, поспешила успокоить его:
-- Да нет, он, наверное, в "Дубках", миссис Ригли правду сказала. Ведь не впервой. Сколько раз я волновалась понапрасну. Теперь он сам не придет, его принесут.
-- Что же это за напасть такая,-- горестно вздохнула миссис Ригли.
-- Я сейчас добегу до заведения Дика, проверю, там он или нет,-предложил Ригли, боясь выдать свою тревогу, боясь показаться навязчивым.
-- У меня и в мыслях не было причинять вам столько хлопот,-- горячо возразила Элизабет Бейтс, но Ригли знал, что она рада его предложению.
Они двинулись в темноте по проулку, а жена Ригли пробежала в конец двора, и Элизабет услышала, как у соседей открылась дверь. Вся кровь, казалось, отхлынула от ее сердца.
-- Не оступитесь!-- остерег ее Ригли.-- Тут колдобины, засыпать бы их надо, я сколько раз говорил . . . Сломает тут кто-нибудь себе ногу . . .
Элизабет справилась с собой и быстро зашагала рядом с Ригли.
-- Дети легли спать, а я оставила дом без присмотра,-- сказала она.
-- Известное дело,-- учтиво поддержал ее шахтер.
Через несколько минут они подошли к калитке ее дома.
-- Я мигом обернусь. А вы не изводите себя попусту, ничего с ним не случилось,-- заверил ее друг мужа.
-- Как мне вас благодарить, мистер Ригли,-- проговорила она.
-- Ну что вы, пустяки,-- смущенно пробормотал он. И уже на ходу бросил:-- Так я мигом.
В доме была тишина. Элизабет Бейтс сняла шляпу и шаль, раскатала свернутый перед уходом каминный коврик. Потом села. Было начало десятого. Вдруг она вздрогнула -- торопливо запыхтел движок подъемника на шахте, завизжали тормоза спускавшейся на тросах клети. И снова кровь застыла у нее в жилах, она прижала руку к сердцу и вслух одернула себя:
-- Господи, да что же это я! Это верно лишь десятник спускается на вечернюю проверку.
Она сидела не шевелясь и слушала. Полчаса такого ожидания вымотали ее вконец.
-- Ну что я так извожусь?-- дрожащим голосом проговорила она.-- Ведь мне нельзя волноваться.
И она снова взялась за шитье.
Без четверти десять раздались шаги. Шел кто-то один! Она впилась глазами в дверь. Вошла старуха в черной шляпе и черной шерстяной шали -- его мать. Ей было лет шестьдесят, лицо бледное, с голубыми глазками, горестно сморщенное. Закрыв дверь, мать жалостно уставилась на невестку.
-- Лиззи, Лиззи, что нам делать, что теперь делать!-- запричитала она.
Элизабет слегка отшатнулась.
-- Что случилось, мама?-- спросила она.
Старуха опустилась на диван.
-- Ох, дочка, не знаю, сама не знаю!-- Она медленно покачала головой. Элизабет глядела на свекровь с волнением и досадой.-- Не знаю,-- повторила старуха и тяжело вздохнула.-- Видать, никогда мои беды не кончатся. Сколько я всего пережила, хватит уже с меня . . .-- Она плакала, не вытирая глаз, слезы бежали по ее щекам.
-- Подождите, мама,-- прервала ее Элизабет.-- Что стряслось? Объясните толком.
Свекровь медленно вытерла глаза. Требовательный напор невестки остановил поток ее слез. Она снова вытерла глаза.
-- Бедная ты, ох бедная!-- всхлипнула она.-- Как нам теперь жить, что делать? . . Да еще ты в таком положении ... ох горе, горе!
Элизабет ждала.
-- Он погиб?-- наконец спросила она, и, когда она выговорила эти слова, сердце ее бешено толкнулось в груди и в то же время ей стало стыдно грубой обнаженности вопроса. Слова ее испугали старуху, почти отрезвили.
-- Что ты, Элизабет, как у тебя язык повернулся! Нет, господь не допустит такого несчастья, будем уповать на него ... Я уже хотела рюмочку пропустить перед сном, как вдруг вбегает Джек Ригли. "Миссис Бейтс, подите к невестке,-- говорит.-- С Уолтом не совсем ладно, в шахте обвал произошел, побудьте с ней, пока его домой принесут". И исчез. Я даже спросить ничего не успела. Конечно, схватила шляпу -- и к тебе. Бегу и думаю: "Бедная моя доченька, не ровен час, придет кто-нибудь и брякнет напрямик, невесть что приключиться может". Ты, Лиззи, не расстраивайся, а то сама знаешь, чем кончится. Сколько уж времени -- пять месяцев, шесть? Ах, Лиззи, Лиззи, как время-то летит!-- Старуха покачала головой.-- Не угонишься.
Элизабет думала о своем. Если он погиб, смогут ли они прожить на маленькую пенсию и на то, что ей удастся заработать самой? Она быстро прикинула. А если только увечье -- в больницу его не положат, как трудно будет за ним ухаживать!-- но, может быть, ей удастся отучить его от пьянства и скандалов . . . Да, она отучит -- на то время, пока он не поправится. Она представила себе эту картину, и на глаза навернулись слезы. Что это, неужели разжалобилась? Такой роскоши позволить себе нельзя. И она стала думать о детях. Как бы там ни было, детей она должна поднять. Больше о них позаботиться некому.
-- Да,-- говорила свекровь,-- а ведь, кажется, только вчера он принес мне свою первую получку. Хороший он был, Элизабет, добрый на свой лад. Ума не приложу, почему он сбился с пути? Задору в нем всегда было через край, но все равно дома от него была только радость. Зато потом пришлось хлебнуть с ним горя! Нет, я верю: господь сохранит ему жизнь и наставит на верный путь. Ох, Элизабет, настрадалась ты с ним, не приведи бог. А когда жил со мной, был такой ласковый, можешь мне поверить. И что за напасть приключилась? ...
Старуха причитала надоедливо и однообразно, а Элизабет напряженно думала, и, лишь когда вдруг быстро запыхтел подъемник и взвизгнули тормоза, она вздрогнула. Потом подъемник стал работать спокойнее, тормоза смолкли. Старуха ничего не заметила. Элизабет, замерев, ждала. А свекровь говорила, умолкала ненадолго, снова продолжала говорить...
-- Он был твой муж, Лиззи, а не сын, в этом-то все и дело. Как бы он скверно ни поступал, я всегда помнила его маленьким и старалась его понять, старалась прощать. Мужчин, Лиззи, надо прощать . . .-- В половине одиннадцатого хлопнула калитка.-- И все равно ничего, кроме горя, в жизни не видишь, ни молодых оно не щадит, ни старых . . .-- говорила в это время старуха. Кто-то, тяжело топая, поднялся на крыльцо.
-- Дай я открою, Лиззи!-- вскричала она, вскакивая. Но Элизабет уже распахнула дверь. На пороге стоял шахтер в рабочей одежде.
-- Несут его, миссис Бейтс,-- сказал он. Сердце у Элизабет остановилось. Потом рванулось в горло, едва не задушив ее.
-- Он . . . жив?-- выговорила она.
Шахтер оглянулся и стал глядеть в темноту.
-- Доктор сказал, уже несколько часов, как умер. Он его в ламповой осматривал.
Старуха как стояла за спиной Элизабет, так и упала на стул, заломив руки.
-- Сыночек мой!-- закричала она.-- Сыночек, сынок!
-- Тихо!-- приказала Элизабет, и лицо ее судорожно передернулось.-Молчите, мама, детей разбудите, а им сейчас здесь делать нечего.
Старуха раскачивалась из стороны в сторону и сдавленно стонала. Шахтер отступил к двери. Элизабет шагнула вперед.
-- Как все было?-- спросила она.
-- Толком-то я и сам не знаю . . .-- Шахтер в смущении замялся.-- Вся смена ушла, а он остался доканчивать норму, и тут обвал.
